Дейдре кивнула.

– Я и не собираюсь. Хотя мне хочется посещать балы и праздники. И новые наряды мне тоже хочется иметь.

Дейдре уселась на обитую белоснежным шелком кушетку и похлопала ладонью по сиденью рядом с собой.

– Посидите со мной немного, миледи. У меня есть к вам предложение.

В спальне Колдера Аргал, его личный слуга, был готов приступить к подготовке своего господина к первой брачной ночи. На умывальнике уже стояли два таза с горячей, исходящей паром, водой для бритья. На спинке стула висел лучший шелковый халат Колдера, а на туалетном столике ждал своего часа единственный одеколон, которым Колдер пользовался: специально для него изготовленная парфюмерная вода с едва уловимыми нотками сандалового дерева.

– Позвольте еще раз вас поздравить, милорд. Какой волнительный день для всех нас, – просияв, произнес слуга. Где же он был, когда произошла эта безобразная сцена в вестибюле? Уж лучше бы он молчал.

Колдер взглянул на сияющие металлические инструменты для бритья и поймал себя на мысли, что, возможно, острые предметы следует держать подальше от его новой жены. Она была далеко не в лучшем расположении духа, да и сам Колдер не был в восторге ни от сложившейся ситуации, ни от молодой жены, и браться за… Как бы это сказать поделикатнее? За исполнение супружеских обязанностей? Одним словом, время для такого рода занятий было явно не самое подходящее.

Колдер прочистил горло.

– Леди Брукхейвен не ожидает меня сегодня вечером. – Или ожидает? Готова ли она с холодным безразличием пройти через это сегодня же? Вообще-то, она дала брачные клятвы и тем самым на это согласилась. И он имеет полное право потребовать от нее, скажем так, исполнения практически любого своего желания.

Колдер представил себе златовласую обнаженную красавицу, стоящую перед ним на коленях и, опустив голову, ждущую его приказаний.

И он сам себе стал противен. Ни один здравомыслящий мужчина никогда не стал бы принуждать к близости женщину, тем более свою жену-аристократку.

Хотя ей могло бы это понравиться.

Колдер задумчиво уставился на дверь в соседнюю комнату. Он не знал, как поступить. Он женился на незнакомке в первый раз, затем снова женился на незнакомке, и…

И тогда, и сейчас планы его сильно расходились с действительностью.

Мелинда, хотя всем своим видом давала ему понять, что ничего не имеет против близости, тихо заплакала, после того как он консумировал их союз. Колдер был с ней нежен, предельно внимателен и потому точно знал, что если и причинил ей боль, то совсем чуть-чуть. Он подумал тогда, что слезы вызваны девичьим страхом, и про себя сказал пару ласковых слов в адрес ее матери, которая так плохо подготовила дочь. Судя по всему, Мелинда никогда не испытывала особого удовольствия от близости, но никогда не отказывала ему. До той самой ночи, когда сбежала от него. Вплоть до этого самого момента Колдер и не предполагал, что она настолько сильно его презирает. На протяжении нескольких месяцев после рождения Мегги Мелинда выглядела несчастной и бледной, но Колдер не придал этому особого значения, посчитав, что перепады настроения – нормальное явление для недавно родившей женщины.

Потом, в своем кремово-шелковом будуаре, с красными пятнами гнева на скулах, сжав кулаки, с ненавистью и презрением, бьющим через край, она осыпала его упреками. С ядовитым сарказмом Мелинда сообщила ему, что уходит от него, уезжает с любовником. Она сказала, что сядет на первый же корабль, лишь бы оказаться как можно дальше от этого дома – места, которое она, судя по всему, ненавидела так же сильно, как и хозяина Брук-Хауса и по совместительству своего мужа.

А затем, откуда ни возьмись, появился герой-любовник. Оказывается, во время супружеской сцены он прятался в гардеробной Мелинды, куда его пустила верная горничная леди Брукхейвен, и началась битва. Колдер очнулся, обнаружив, что лежит на ковре с шишкой на голове, полученной от удара, что нанесла ему жена, воспользовавшись бронзовым канделябром. И, очнувшись, он бросился в погоню за вероломной красавицей.

С тех пор Колдер ни разу не заглядывал в ту комнату за дверью. Интересно, догадались ли слуги смыть его кровь с ковра? И починили ли каминную полку? Кусочек мрамора откололся, когда Мелинда запустила ему в голову китайскую вазу и промахнулась. Теперь память о том скандале словно подернулась дымкой, утратив яркость и живость.

Гораздо ярче было воспоминание о том, как Дейдре, стоя в ослепительно нарядном подвенечном платье перед выстроившимися ровной шеренгой слугами Брук-Хауса, сверкая гневными синими глазами, дает ему отповедь.

Возможно… возможно, он все же оказался прав насчет мисс Дейдре Кантор. Колдер знал, что внушает людям страх. Редко кто решался ему возражать, но прелестная Дейдре была не робкого десятка. Она не побоялась высказать ему все, что о нем думает, на его территории, на глазах у его слуг.

Колдер не то чтобы улыбнулся, но взглянул на дверь с затаенной надеждой. В тот момент Дейдре выглядела ослепительно. Вдохновенная, пышущая праведным гневом, возбуждающе прекрасная. Да, она его возбуждала, если уж говорить начистоту.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Колдер потянулся к ручке межкомнатной двери. Он помнил глаза Дейдре: злые и немного обиженные. Он мог бы пойти к ней и… Право же, ему совершенно не в чем перед ней извиняться. И все же, возможно, не будет вреда в том, если… если закончить день на более доброжелательной ноте.

Дверь не поддалась. Колдер в недоумении уставился на дверь, которую впервые осмелились перед ним запереть. В его собственном доме. Не веря своим глазам, он толкнул дверь посильнее. Никакого результата.

Если бы у Колдера была привычка браниться, то сейчас выругался бы.

Резко развернувшись, он вышел из комнаты, решительно свернул влево и в несколько широких нетерпеливых шагов преодолел расстояние между дверьми. На этот раз дверь поддалась. Колдер широко распахнул ее и уставился на жену…

Которая удивленно вскинула голову и прикрыла обнаженную грудь ладонями в хлопьях мыльной пены.

Проклятие! Он даже вообразить не мог, что увидит. Перед ним была его молодая жена в огромной медной ванне перед разожженным камином: голая, с влажно блестящей кожей, местами покрытой ароматной мыльной пеной…

И она была в ярости.

– Как вы смеете! – воскликнула Дейдре и замолчала, все-таки это был его дом. Каждый камень и каждый кирпич в этом доме принадлежал ему, Колдеру, включая и те четыре кирпича перед камином, на которых стояла ванна со столь роскошным содержимым.

Дейдре вскинула голову, хотя лицо ее залил густой румянец того же темно-розового цвета, что и ее соски, что он успел заметить за то короткое, но памятное мгновение. Дейдре смотрела на него, сердито щурясь.

– Что вы хотите, милорд?

Тебя. Сейчас. Жаркую и влажную и, возможно, все еще немного скользкую, что хорошо, потому что мои ладони смогут скользить быстрее по этой роскошной коже.

Если он думал, что Дейдре красива в одежде, то даже близко не мог представить, насколько она хороша без нее. Колдер разозлил это невыразимо прекрасное существо в день ее свадьбы? Он что, выжил из ума?

Если бы Колдер был чуть похитрее, поувертливее, как его владеющий искусством убеждения брат, тогда, например, он бы сказал что-то милое, что-то приятное, может, даже что-то слегка пошлое, что-то, что гарантировало бы ему доступ к телу.

Увы, Колдер не умел говорить красивых слов. В данный момент он сожалел о том, что мало практиковался.

– Вы от меня заперлись.

Нет, не то.

Он предпринял вторую попытку.

– Это – мой дом, а вы – моя жена. – Все верно, но как-то коряво.

– Я могу приходить и уходить, когда мне угодно. – Все не то! Получалось не совсем то, что хотелось.

У Дейдре расширились глаза. Похоже, ему действительно удалось ее напугать.

Не повезло. А жаль. Сегодняшняя ночь могла стать лучшей ночью твоей жизни.