Скопин вышел из зала под палящие лучи солнца и надел кепи. У ворот сидел на камне купец Косолапов.

– Закончили? – спросил он.

– Да.

– Что, уезжаете?

Скопин посмотрел на него молча и пошел в сторону навеса, под которым стояли казачьи лошади.

– Ну-с, – сказал доктор Зиновьев, – извлекаем.

Он аккуратно потянул вверх застывший воск и извлек неправильной формы длинный треугольник со множеством «веточек».

– Ну, это лишнее, – Зиновьев аккуратно обламывал восковые «веточки». – Это у нас сосудики, а вот форма… Что скажете?

Архипов подошел и посмотрел на слепок.

– Странно. Не видел никогда такого клинка. Вы можете зарисовать его в натуральную величину?

– Могу, – ответил доктор Зиновьев. – Но только художественной картины от меня не ждите. Просто положу на бумагу и обведу карандашом.

– Хоть так, – отозвался молодой пристав.

Скопин тоже наклонился над восковым слепком.

– Это не финка. По размерам скорее похож на кинжал, но только необычный. Слишком широкий. Может, азиатский? – спросил он доктора.

– Это вы спросите у специалиста, – сказал Павел Семенович. – А я тоже пока теряюсь в догадках.

– Необычное оружие, – задумчиво пробормотал Скопин. – Это нам повезло. Искать проще.

– И где же найти такого специалиста? – спросил Архипов. – Есть идеи?

Доктор задумался.

– Я отлучусь в кабинет, – наконец сказал он. – Был у меня случай… Подождите здесь.

Зиновьев вышел, оставив Архипова наедине со Скопиным. Захар молчал, стараясь не смотреть на Ивана Федоровича. Скопин первым нарушил эту затянувшуюся паузу.

– Вы что-то имеете против меня, Захар Борисович? Лучше вам сейчас объясниться.

– Зачем? – пожал плечами молодой пристав.

– Потому что мне неудобно. По своему статусу я имею право вами руководить. Будь вы простым туповатым служакой… Но вы, как и я, – армейский офицер. Вы, как и я, пришли на службу не просто так. Вы не рассказывали, но я чувствую. Вы неглупы, образованны в меру, в вас есть жизнь. Вы честны и, бьюсь об заклад, в жизни не брали ни одной взятки. Как и я. Поэтому я хочу от вас сотрудничества, а не простого подчинения.

Архипов зло посмотрел на своего визави.

– Я вполне понимаю, что такое субординация, милостивый государь. Если вы требуете от меня…

– Я от вас не требую! – перебил Захара Скопин. – Я вас прошу.

– Зачем? – повторил Архипов. – Зачем? Доктор говорит, что друзей у вас нет, а теперь вы ищете моей дружбы. С чего это вдруг?

Скопин грустно ухмыльнулся.

– Вы не понимаете. Речь идет вовсе не о дружбе. Я объяснюсь…

Но договорить ему не дал доктор Зиновьев, вошедший с тетрадью в руке.

– Вот, – сказал он. – Леонид Андреевич Сбежин. Доцент кафедры географии университета. Год назад я консультировался у него по поводу одного клинка, которым была убита торговка пирогами на Самотёке. Испанская наваха, представьте себе! Матрос привез из плавания. Торговка так себе – старая, толстая. А умерла, как Кармен! Живет Сбежин неподалеку, на Тихвинской, преподает не только в университете, есть у него часы и в Екатерининском училище. Прекрасные знания об экзотическом оружии, небольшая коллекция. Попробуйте съездить к нему. Рисунок я вам предоставлю через четверть часа.

– Принесите прямо ко мне, – быстро сказал Архипов.

Он вышел из морга и пошел в здание части. Разговор со Скопиным вызвал неприятное ощущение. Возможно, Иван Федорович догадывался, что его время уходит, и поэтому пытался подлизаться к более молодому и перспективному коллеге, надеясь в будущем получить пользу от таких отношений. Что он еще придумает? Позовет пить водку? Попытается рассказать историю своей жизни?

В конце концов, сам-то он не так уж и зависел от Скопина, который, хотя и имел право приказывать полиции, тем не менее проходил по судейскому департаменту, а не по Министерству внутренних дел. И, наверное, был какой-нибудь способ избегать его назойливости.

В тот момент Архипов почувствовал даже подобие легкой жалости к Ивану Федоровичу, той жалости, что смешана с брезгливостью, когда мы подаем молодому безногому нищему в старой студенческой фуражке.

Впрочем, и Скопин в этот момент досадовал на себя из-за того, что был превратно понят. Несмотря на явную антипатию Архипова, он чувствовал в нем человека таких же интересов, думающего, остроглазого и неравнодушного. Нечасто Ивану Федоровичу приходилось встречать в своей жизни подобных людей, оттого он сразу взял с Архиповым дружеский, как ему представлялось, тон, открыто рассказывая ход своих мыслей, чего обычно не делал. Но, увы, пристав был слишком еще молод и позволял страстям сбивать себя с толку. Скопин вздохнул.

– Вот так, – сказал он, обращаясь к мертвецу. – Такие дела, брат Нежданов.

Когда доктор закончил с рисунком, Иван Федорович взял у него плотный лист бумаги и сказал, что сам отвезет его к Архипову.

– Вызовите экипаж, господин пристав, – попросил Скопин, не отдавая рисунка. – Я поеду к господину Сбежину.

– Вы? – удивился Захар Борисович.

Скопин посмотрел на него ничего не выражающим взглядом:

– Вы тоже желаете?

– Да.

– Хорошо. Поедем вместе.

Всю дорогу Скопин молчал, глядя в окно полицейской кареты. Архипов ждал, что следователь снова попытается продолжить разговор, начатый в морге, и мысленно составлял ответ – то ироничный, оскорбительный, то вежливо-холодный. Но Иван Федорович никаких попыток вернуться к тому разговору не делал. Наконец, Архипов не выдержал:

– Вы что-то хотели мне объяснить.

Скопин повернул к нему голову:

– О чем вы?

– Там, в морге… – ответил Архипов.

– Больше не хочу, – сказал Скопин.

– Да? – растерялся Захар.

Но Иван Федорович просто отвернулся к окну.

Так они доехали до дома, в котором жил Сбежин. Это было старое трехэтажное здание постройки начала века, с аркой для экипажей и телег. Доцент обитал в квартире на первом этаже, сразу слева от парадной лестницы, но сколько Скопин ни стучал в дверь, ответа ему не было. Наконец снизу вошел дворник и сообщил, что Леонид Андреевич уехал, а в квартире сейчас нет прислуги, поэтому никто не ответит.

На улице Скопин попрощался с Архиповым.

– Сегодня я собираюсь в одно место… Попробую найти второго грабителя по адресу, который вы нашли на теле Надеждина.

– Лучше я сам, – ответил Архипов.

– Отставить! – скомандовал Скопин. – Вы не знаете той местности и жителей. Вы можете только напортить. Ждите меня в части. Надеюсь, та девушка отыщется. Если нет, я попробую найти ее другими способами. Всего хорошего.

Он развернулся и пошел в сторону своего Лазаревского переулка, оставив Архипова в полном замешательстве. Тот не мог понять причины столь резкого превращения Ивана Федоровича – его поведение теперь было совершенно не похоже на прежнее.

«Может быть, он сам понял, что я не собираюсь приближать его к себе? – подумал Захар Борисович. – Может, он обиделся? Как бы не стал мне теперь мстить».

– Возьми револьвер, что ли? – сказал Скопин Мирону, наливая себе рюмку водки.

– И что я с ним буду делать? – брезгливо сморщился денщик. – Лучше ты возьми. Нельзя так и ходить без оружия-то! Зашибут.

Скопин сел на стул и положил ногу на ногу.

– Ну хоть что-нибудь возьми.

– А вот бебут возьму. Самое то, если в тесноте, – сказал Мирон, снимая с ковра длинный чуть изогнутый кинжал, которые казаки со времен начала Кавказской войны делали в виде укороченных шашек, в ответ на «камы» – прямые кинжалы горцев.

– Хорошо, – кивнул Скопин и выпил. – Только ты это… На всякий случай. Я вообще-то разговаривать иду, а не резать руки и ноги.

– Ничего, – ответил Мирон, пристегивая бебут к поясу. – Так оно солидней и для разговоров пользительней. Ну как?

– Хорош! – одобрительно кивнул Скопин.

Мирон и вправду выглядел так, как надо. Специально для похода в Марьину Рощу он вытащил из сундука свой казачий мундир и папаху. И теперь выглядел так, что хоть сейчас – в Его Императорского Величества конвой. Вот только рыжая с обильной сединой борода выдавала в нем уральские корни. А не зря яицких казаков после Пугачевского восстания переименовали в уральских – чтобы даже имени яицкого, вольного, не осталось на белом свете. Куда уж уральцам в конвой? Там пусть ходят лазоревые, атаманские казаки с Дона!