(С волненьем.)
Но сегодня,
Будь голос каждого, как трубный глас,
Его я не смогла бы услыхать.
(Нежно.)
Не диво ли? И этот лес, и горы —
Их словно наделили даром речи,
И голос плодоносных этих нив,
Приветливый и счастьем напоенный,
Беседует со мной… и внятен мне.
(Садится, чуть слышно.)
Недавно я сидела здесь, и темень
Наваливалась на меня, зловеще
Пришептывая что-то…
(Медленно.)
И народ,
И двор, и память этих страшных дней
Меня пугали.
(Громко.)
А теперь сижу я
На том же месте, где в душе искрилась
Когда-то радость, где ее огонь
Пылал, все выше поднимаясь к небу,
И, крепко стиснув грудь свою руками,
Уже молчу, уже мои глаза,
Светящиеся радостью нежданной,
Уставшие от блеска и сиянья,
Не выжмут ни слезинки. В первый раз
За четверть века выплакалась я.
(Рыдает, откинувшись на кресла; тихо и ласково.)
Иди ко мне! Зачем ты медлишь, Эйольф?
Уже туман покрыл вершины гор
Серебряным покровом, и сова
Давно уже вопит в бору сосновом.
Недолго ждать, пока цветы покроет
Роса, и, чашечки свои раскрыв,
Они воспоминаньям предадутся
О благодатных снах минувшей ночи.
(Приподнимаясь, говорит все громче.)
Иди, не заставляй так долго ждать.
Мне жаль утратить и одно мгновенье.
Я двадцать пять печальных лет ждала
Тебя, мой Эйольф!
(Встает, говорит быстро, с опаской.)
Ну, иди, иди же!
Ты знаешь, — обо всем забыть должна я
И помнить только о тебе одном.
Приди же, чтобы я могла забыть
Про все другое и сумела думать
Лишь о тебе. Иль, Эйольф, ты не видишь,
Как широко я двери растворила?
А если тесно одному пройти,
И надо распахнуть еще их шире…
Мне страшно. — Ну, взгляни же на меня.
(Порывисто.)
Будь ты со мной, меня бы защитил
Глаз голубых твоих отважный взор;
Склонившись головой к тебе на грудь,
Я ничего на свете бы не знала,
Лишь знала бы, что я в твоих объятьях.
(Садится. Пауза. Радостно.)
Ах, вот ты где! Тебя я различаю
За облаками страха и рыданий,
Промчавшимися вихрем надо мной.
Но мне тебя никак не удержать,
Ты таешь в воздухе, вобрав в себя
Мои сомненья и воспоминанья.
И сызнова тебя не вижу я…
Мы врозь… Ты отступил… И вот опять…
(Откидывается назад, медленно.)
Ты здесь стоял и на меня глядел…
Твое чело склонилось надо мной
И вносит мир мне в сердце, я целую
Высокий лоб и становлюсь счастливой.
Туман растаял… снова дышит грудь.
(Говорит все быстрее.)
Ты здесь, мой Эйольф, кудри золотые,
Я вижу, по плечам твоим струятся,
И вижу руку крепкую твою, —
Она дарила часто смерть, — но с лаской
Теперь ко мне протянута!
(Протягивает обе руки.)
Иди же,
Иди, пока ты светишься от счастья,
Спеши, добро пожаловать ко мне!
(Мечтательно.)
Добро пожаловать в жилище Хульды!
(Приподнявшись, прислушивается к гулким шагам. Испуганно.)
Но это вовсе не его шаги!
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Хульда. Эйольф.
Эйольф
(медленно входит; дойдя до середины)
Привет тебе!
Хульда
(отступая на два шага)
Привет тебе!
Эйольф
Ну, как
Идут дела?
Хульда
(обнимая его)
Ни слова больше!
(Склоняется к нему на грудь.)
Эйольф
Хульда!
Хульда
Еще раз!
Эйольф
Хульда!
Хульда
Хорошо! — А все же
Не так, как прежде.
Эйольф
Ты всего боишься.
Хульда
Меня смутил твой взгляд. О, кто его
Так изменил, в него вселившись?
Эйольф
Что ты?
Хульда
Нет, это так! Ах, если б только ты
Мог обмануть меня, когда б стремился
Хоть к этому!
Эйольф
(тихо)
О, если долго будешь
Так на меня глядеть, начну я думать,
Что вечно здесь стою.
(С подъемом.)
Ты — чародейка!
Едва я увидал тебя, и канул
Двор королевский, и уже куда-то
Танцующие исчезают пары.
Затихла музыка. Последний отзвук
Растаял в полуночной тишине.
Сгустилась тьма, и храбрый вольный викинг
Пропал, исчез, как будто растворился.
Исчезло все кругом, и шум затих,
Друзей умолкли речи, — все как будто
Куда-то провалилось… Вижу только
Епископскую мантию и слышу, —
Он говорит: «Помилуй мя господь!»
Чего ты хочешь, женщина? Я здесь!
Чего тебе еще? Твой Гудлейк отбыл.
(Тише.)
И многие за ним… Чего ты хочешь?
Бежать отсюда или обвенчаться
Со мною на его могиле? Знаешь,
Епископ это сделает — не бойся.
Он это мне недавно обещал,
Когда повел на исповедь в молельню.
Пусть судит бог меня, но я хочу
Тебя обнять. Я на своем веку
Не видел женщины прекрасней, Хульда!
Пускай все думают, что мы рыдаем,
А мы смеяться будем, так смеяться,
Что с нами захохочет вся земля.
Из комнаты, где спит Аслак, доносится смех.
Что там такое было? Вероятно,
Я сам смеялся… Тяжесть в голове.
Как шел сюда, я выпил. Слишком часто
Я пью теперь!
(Садится, опять встает, снимает шлем, плащ и меч, снова садится.)
Хульда
(которая все время глядит на него, берет низкий стул и садится с ним рядом)
Давай поговорим!
Эйольф
Да, да, я жажду слов. Ну, говори же!
Хульда
Я чуть не испугалась. Ты вошел
Чужой какой-то поступью. Но после
Твои слова утешили меня.
Взгляни же на меня! Нет, ты не первый,
Кто вместо слов своих обрел чужие
И повторял так часто их, что ими
Он собственные помыслы окутал.
Но выслушай меня, коли желаешь.
Виновны ль мы, что, увидав друг друга
Впервые, Эйольф, — помнишь, подле церкви,—
Мы оба замерли — и побледнели?
Эйольф
Нет, Хульда.
Хульда
Нет! Виновны ль мы тогда,
Что именно в тот день мы повстречались?
Эйольф
Нет, Хульда, нет!
Хульда
И что могли мы сделать,
Когда была я замужем?
Эйольф
Нет… Верно…
Пауза.
Хульда
Ты первый Гудлейка ударил?
Эйольф
Бранью
Меня он к бою вынудил.
Хульда
Об этом
Его я не просила.
(Пауза.)
До него
Погибли многие… Ты мог бы счесть…
Но я ни в чем не приняла участья,
Я только созерцала.
(Пауза.)
Так, послушай:
Род Аслака и мой — единой крови,
Но вечная вражда их разделяла.
Я девочкой была, когда отца
В дом на щите втащили обагренном.
Мать сразу умерла, — и это к счастью.
Род Аслака мне дал тогда приют,
Чтоб искупить вину. Когда же стала
Постарше я, тогда все члены рода,
Не состоявшие дотоле в браке,
Сочли, что вправе в жены взять они
Свою воспитанницу. Но, к несчастью,
Им столковаться все не удавалось,
Чье право больше, а меня об этом
И не спросили. Руку отдала я
Сильнейшему… А увидав тебя…
(Пауза.)
Я знала, что кому-нибудь придется
За это пострадать. Казалось, — мне,
А вышло Гудлейку. Но, кто там знает.
(Встает.)
Ты, Эйольф, веришь мне, что я страдала,
Что горечи немало я испила.
Ведь я росла в семье, лишившей жизни
Моих родителей. Моя болезнь
Меня сидеть на месте заставляла,
Когда ходили все. Так ты мне веришь,
Что сидя взаперти, средь этих женщин,
О чем-то тосковала я? Ты веришь,
Что накоплялись ненависть и страсть,
Любовь и отвращение, покуда
Меня, хмелея, Аслака сыны
