— Злата, если отбудешь после праздника, ни за что не успеешь! — воскликнул Ивайло.

— Дедушка, я замужем! — возмущенно крикнула я в ответ, вскакивая из-за стола. — Редж проведет песнь, потом будет засыпать — и уже тогда я, может, и сплаваю к вашему другу. Иначе я не согласна.

— Златеника, — вздохнул Ивайло. — Я не хотел об этом напоминать, но ты помнишь, сколько мне Редж в листья проиграл?

Я возмущенно приоткрыла рот. Реджинальд с Ивайло тоже играли в листья, но не как ичатик с шелестуном, а по-другому. Тут были какие-то правила. Они раздували по очереди ветер и загадывали, с какого дерева он сорвет больше листьев. Играли они редко, потому что тут же собиралось пол леса и начинало ругаться на разные голоса, что бардак они ни от кого не потерпят. Обычно громче всех возмущалось Лихо, хотя его это вообще никак не касалось.

Играли они редко, обычно под самый конец осени, но ставили по-крупному.

Я всегда ругалась на Реджинальда, потому что Ивайло очень часто выигрывал — чаще, чем мой благоверный. А ставили они на землю. В прошлый раз Реджинальд проиграл Ивайло кусок леса, на который водяной давно уже засматривался, но они пока что условились отыграться, поэтому местность ещё не заболотилась.

Вспоминать об этом случае с точки зрения Ивайло было подло.

— Дедушка, — возмутилась я. — Вы не должны такое говорить.

— Ну Златушка, — умоляюще протянул водяной. — Ну что тебе стоит… У тебя ещё столько праздников впереди. А кто его знает, сколько моему Сребробору осталось.

Я не выдержала и фыркнула при упоминании имени. Разумеется, ни у кого из болотных не было нормальных имен, и я не исключение, но Сребробор… Это, однозначно, перебор.

— Дедушка Ивайло, я никуда не отправлюсь до праздника, — буркнула я, отталкивая от себя тарелку. — И делайте что хотите с этой землей.

Разумеется, Реджинальд меня поругает если узнает — но ведь каков шельмец, а! Он проигрывать, а мне так возвращать — нет, так дело не пойдет!

— Златеникушка, сладунчик, подойди сюда, — позвала меня Румяна.

Я фыркнула ещё раз и повиновалась Хозяйке.

— Правильно, — одобрил Ивайло. — Поучай её, Румяна, совсем от рук отбилась!

— Молчал бы ты, старый пень, — цокнула на него Хозяйка. — Я со Златушкой побеседую, а ты пока погуляй иди.

— Выгоняешь меня, да?! — возмутился водяной. Лежавший рядом с ним сом, который тоже жевал блинчик, шелохнулся, будто готовый защищать честь хозяина.

— Выгоняю, — согласилась Румяна.

— Ну выгоняй, — вздохнул Ивайло. — Тебе можно.

Румяна с улыбкой проследила, как Ивайло выбирается из обиталища Румяны. Та хмыкнула и оправила выбившиеся из прически волосы.

— Ты его не слушай, девонька, — посоветовала она мне, вытирая руки о фартук. — Старый он. Из ума выживать начал, — Румяна сняла фартук и повесила его на сучок дерева, которое когда-то затонуло в болоте, а теперь ютилось у неё в домике.

— Что я могу сделать? — развела руками я. — Он возьмет и у Реджа отберет ту полянку, а она красивая, нравится мне очень.

— Можешь попросить, чтобы не забирал, — предложила Румяна.

— Как будто он меня послушает, — вздохнула я.

— И то правда… — задумалась хозяйка. — Правда, есть один способ. Но, боюсь, ты на него не решишься.

— Что за способ? — заинтересовалась я.

В мою руку вдруг легла холодная сталь ножа.

— Убей его, — прошептала Румяна мне на ухо, разворачивая меня лицом к выходу из хибарки.

Ивайло потягивался, почесывая своего сома. Он стоял к нам спиной. Сом блаженно дремал, чуть плеща плавниками по воде.

Глаза заволокло яростью. Как он смеет заставлять меня что-то делать? Свобода — это единственное, что было ценно в этом мире. Свобода и полный желудок. Как он смеет отбирать у меня две эти вещи? Ведь длительное путешествие всегда голодное… Долгое, подо льдом, когда большинство обитателей спит, а в реках иногда просыпается не пойми что, особенно в крупных. Если и кто-то совершит путешествие — то это он, за грань жизни!

Румяна победно ухмыльнулась, когда я сжала нож в руке и сделала шаг в сторону Ивайло.

Как он смеет вставать между мной и Реджинальдом? Как смеет отбирать у меня самое волшебное время в году — наш праздник? Старый, выживший из ума старик!

Мне не терпелось положить конец его сумасшествию. Я слишком долго терпела его выходки по отношению ко мне и к Реджу. Теперь пришло время положить этому конец. Его зеленая кровь окрасит наше болото, поднимется наверх и застынет кочкой. Все, кому вздумается пробраться через топь, обманутые мнимой устойчивостью этой кочки, будут наступать на неё, и она будет проваливаться под ними. Вероломная и своенравная, как и сам водяной.

Я занесла нож ещё выше и прикрыла глаза, настраиваясь на него. Я хотелось добить его не только физически. Его нужно было уничтожить. Растоптать.

И вдруг что-то шевельнулось на границе моего сознания. Какое-то воспоминание, будто бы не из этой жизни. Какая-то мысль, которая не давала мне покоя.

— Ну же! — подбодрила сзади Румяна, и мой нож снова взметнулся вверх, но ненадолго.

Ивайло почесал широкую спину. Наверняка он прищурился, наслаждаясь прохладой предрассветного болота. Я опустила нож. Ярость полыхала в груди, но я не била никого в спину. По крайней мере, нарочно.

— Чего ты медлишь? — прошипела Румяна. — Сделай это, ну же!

Я крутанулась к ней. Нож был все ещё зажат в моей руке.

— Почему ты так хочешь его смерти? — поинтересовалась я.

— Он своенравный, жестокий старик, — воскликнула Румяна. — Он достоин смерти.

— Может быть, — тихо согласилась я, наклоняя голову. — Но если ты так хочешь, чтобы он умер, почему бы тебе не сделать это самой?

— Трусливая, жалкая девчонка, — презрительно фыркнула Хозяйка. — Ты росла для этого момента. Лишь для этого — и ты провалилась. Думаешь, ты нужна кому-то? Ты лишь отброс, прелый лист, прилипший к ноге. Ты никто. Ты родилась ничем и умрешь никем.

— Неправда, — рыкнула я. В голове ясно и чисто звенели воспоминания, открывая во мне все реки ярости и ненависти, которые понеслись сейчас на Румяну. — Я родилась королевой.

Нож легко вошёл в живот Румяны, которая этого не ожидала. На лице застыла маска отвращения, начавшая было сменяться легким удивлением. Я вонзала свой нож в неё снова и снова. Руки обдало горячим, но я не останавливалась. В безумном исступлении я полоснула её шею, затем — обезобразила одним лишь порезом её прекрасное лицо.

Тело медленно упало. Вверх по воде начали расплываться красные круги человеческой крови. Я крепко сжала в руке нож, ничуть не сожалея о содеянном, когда мир покачнулся.

*

Я вздрогнула, вновь увидев холодный взгляд светящихся глаз морской нимфы. Она отняла руки от моего лица.

Я тут же вскинула свои собственные вверх — никакой крови. Но кровь была не главное — я провалилась. Это было испытание на самоконтроль — и я провалилась. Я закусила губу, ожидая своего приговора. Хорошо, если мне просто позволят всплыть наверх.

Нимфа вдруг кивнула и легким жестом указала не на утес:

— Вниз, — сказала она глубоким голосом.

— Вниз?! — ахнула я. — Но я же… я же убила её, вы видели! Мне нужно было сдержаться и смириться, но я не удержалась. Её кровь была на моих руках…

Нимфа тихо рассмеялась и покачала головой:

— Смирение — удел слабых. Тех, кто не может постоять за себя. Избавиться от гнева не дано никому, но мы можем направить его в праведное русло. Ты распознала истинное зло. Ты смогла направить свою ярость и использовать её. Используй её и дальше, Болотная. Вниз. Вниз. Твоё время на исходе.

Я моргнула, отрываясь от притягивающих взгляд нимфы и вновь скользнула вниз. Я неслась быстрее, чем раньше — нимфа сказала, моё время на исходе. Мне нужно было действовать стремительно. Я вспомнила рассказы о горных потоках, которые низвергаются, бушуя, вниз. Избавиться от гнева не дано никому, но его можно использовать.

Я позволила гневу затопить меня, устремляясь все ниже, ниже…