Когда я в пятый раз упала, запнувшись о преследующий меня корень и осознав, что времени почти не осталось, то плюнула и, схватившись за сук, подтянула себя на ветку ближайшего дуба. Вот только дерево я выбрала не самое удачное… поняла это, когда с трудом сначала дотянулась, а потом и перелезла со второй на третью ветку. С долей сомнения посмотрела на следующую, но руки, уже давно забывшие про то, что ими должен управлять мозг, ухватились за сук, не обратив внимания на впившуюся в безымянный палец занозу. Уже шестую. Поставила ногу на ветку, но не успела опереться на неё, как дерево хрустнуло, нога соскользнула, и я полетела на землю, еле успев прижать ближе к телу свои конечности и голову.
Напоминаю себе бутерброд, который всё время падает маслом вниз. Роль масла, конечно же, выпала моей попе, которая вместе со спиной приняла весь удар на себя, распространив по остальному телу только отголоски боли, отдающиеся гулом в ушах.
Опустив затылок на холодную землю, я приподняла тяжелые веки. Среди хоровода искр, пляшущих звёзд и мерцающих лент, я угадываю лицо. Лицо Пита.
====== Часть II. Игры. X ======
У неё что-то заклинило внутри, а он просто идиот.
Влюбленные все такие.
Футурама
- Китнисс, что ты здесь делаешь?
Меня подхватывают на руки, бережно прислоняя мою многострадальную и явно пустую черепушку к мощному плечу, и что-то спрашивают, но я не разбираю слова. В ушах клокочет странная музыка, сопровождаемая криком совы, перед глазами всё плывёт, а остальные ощущения притупляет аромат, непонятный, но такой родной… и любимый.
- Пит! Пит… – мне так много хочется сказать, узнать, объяснить. Но удастся это не раньше, чем у Пита появится переводчик с животного на человеческий.
Так обидно. До слёз. Я наконец-то созрела, вернулась к нему из другого мира, в котором остались семья, друзья, Рататуй, в конце концов, но не имею возможности сказать о своих чувствах. Как же мне иногда хочется напечатать полный свод законов Подлости с изображением оной на титульном листе, чтобы вставить его в рамку, повесить на стену и метать дротики три раза в день – вместо завтрака, обеда и ужина. (Заодно и похудею. Было бы только куда – и так остались только кожа, кости, вены и артерии, по которым лениво переползает разбавленная кровь, переносящая по организму моих верных соратников и мучителей – тараканов. Эх, надо было сестре диету подсказать – неделя на арене Голодных игр и идеальная фигура в ваших руках, если, конечно, вам эти руки не отрубили и не откусили).
- Тише, тише, солнышко, всё будет хорошо, – прошептал он мне на ухо, обнимая сильнее, будто желая и согреть, и успокоить, и защитить.
Ага. Хорошо, всё будет хорошо… Прям девиз наших Игр.
Я вцепилась исцарапанными пальцами, собравшими под ногтями пуды грязи и образцы земельных пород, в футболку и уткнулась носом в шею, пытаясь не только надышаться исходящим от Пита ароматом, но и понять, чем же пахнет. Не фрукт, не овощ… может, какая-то специя?
- Я добыл лекарство…
«Дурак…» – думаю я, отгоняя ужас, овладевший моим телом и душой в тот момент, когда я услышала пушечный смертельный вестник. Стоп. Если Пит жив, то кто тогда умер?
Ррр… Нет, это самая жуткая и противная пытка для любой девушки – лишиться голоса, особенно в такое трудное и крайне любопытное время. Но я вдыхала его запах и настолько терпеливо, насколько могла, ждала, пока парень уверенным шагом, ни секунды не сомневаясь, что идёт в правильном направлении, не достиг нашего лагеря, где сидела, вскочившая при нашем появлении, нервничающая Рута.
- Пит! – обрадовалась девочка, но тут же добавила «Ой», видимо увидела объект надругательства эксцентричного художника, отвечающего на все вопросы своим, философским «А вы когда-нибудь видели, как течёт река?» в моём лице. Наверное, я сейчас та ещё картина маслом… По крайней мере, ноги и руки покрыты не одним слоем земли, травы, глины, смолы и ёлочных иголок. Могу только представить, что у меня на мордочке, потому как шея Пита, от которой я не отрывалась во время путешествия, была испачкана. Хорошо ещё, что темно, а то, боюсь, тихое «ой» переросло бы в крик «зачем ты держишь на руках это чудовище?!».
- Что произошло? – спросил Пит, укладывая меня на траву. Спальный мешок он, видимо, пачкать не захотел.
- Мы услышали пушечный выстрел, и она рванулась, как… Остановить её…
- Невозможно, – кивнул он, стирая с моего лица такую полезную по мнению многих косметологов грязевую маску и не сводя с меня единственное, что чётко проглядывалось сквозь ночной сумрак – глаза, в которые хотелось нырнуть и поплыть, как по млечному пути куда-нибудь туда, на край Вселенной. – Это же Китнисс, – вернул меня из путешествия довольно раздраженный голос. – Упрямая, вспыльчивая, совершающая необдуманные поступки… Глупая.
Что?! Да… Т… Орр… Я к нему, можно сказать, практически с того света вернулась, а он… Он…
А он протянул Руте капсулу с порошком, попросив развести его в небольшом количестве воды.
Ну да, за этими тремя граммами в логово кровожадных профи лез он, а глупая я?! Зашибись! И они ещё что-то про нашу логику говорят.
Пит, будто не замечая искр, летящих в его сторону, преподнёс к моим губам открученную от фляги крышку, наполненную фиолетовой (или мне показалось?) водой. Но подозрительного цвета жидкость, я выпила, не сопротивляясь (зря что ли Пит своей жизнью рисковал?), и сразу же почувствовала, как становится лучше. Да… Капитолийское лекарство – это не наше нечто, к которому прилагается телефон врача и список возможных побочных эффектов величиной с «Войну и мир» (я имею ввиду не окончательный версию в четыре тома, конечно, нет, это было бы слишком, а только первый вариант романа, коротенький такой, где-то в тысячу страниц).
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, наверное, – шепчу, так как голос на большее не способен, но после стольких часов молчания и это настоящий подарок. Х-х… Я изогнула в усмешке губы, с которых наконец-то упали не просто звуки, но буквы и даже вполне понятные слова. Вот теперь мы поговорим…
Я села, почти воткнувшись лбом в Пита, успевшего отстранится, и прошипела.
- Вот нафига ты туда полез? Кто тебя об этом просил? Совсем с головой не дружишь? Жить надоело?!!
- Зачем ты побежала в лес? – спросил он, ни капли не впечатлявшийся моей речью.
- Я… я первая вопрос задала, – поджала губы, надеясь, что в темноте мои чувства, будто отраженные через кальку на лицо, будут не так заметны.
- Зачем? – повторил он, не признавая мою пальму первенства, как аргумент.
- Да любит она тебя! – выпаливает Рута и пожимает плечами, поймав мой недовольный взгляд. – Это даже слепой заметит! А вот влюбленный нет… влюбленные, они такие глупые…
Я согласно покачала головой, стараясь ветром утихомирить вспыхнувшие щёки, в то время как тараканы в моей голове, уставшие от напряжения этого дня, схватили инструменты и начали петь смутно знакомую песенку.
Ты дурак, а я дура! Ура!
Скачет температура… А-а…
Но с тобой мы вдвоём до утра
Слегка утомлённые…
- Давайте спать, – прервал минуту неловкого молчания Пит. Девочка, будто только этого и ждавшая, кинулась к рюкзаку, из которого достала спальный мешок. – Тебе, конечно, не мешало бы помыться, но так как сейчас ты скорее заблудишься или утонешь, чем очистишься, то придётся подождать до утра… Солнышко.
Я что-то говорила по поводу того, что он мне нравится, и даже про то, что я его люблю? Забудьте! Теперь он меня просто бесит!
- Ещё раз так скажешь и о профи сможешь больше не беспокоится. Тебя убью я.
- Ооо… – протянул он как-то игриво-грустно. – Это будет смерть, о которой можно только мечтать… И в любом случае, ты будешь в своём праве. Это же Голодные игры.
И нам не дают об этом забыть.
Второй пушечный выстрел за этот день разбудил меня посреди ночи, вырвав из пучины кошмаров.
Открыв глаза и вглядываясь в темноту, я насколько могу глубоко пропускаю через себя комки ледяного воздуха, чтобы успокоить взволнованный и чрезвычайно непослушный в последнее время орган – сердце.