Сердце учащённо бьётся, да ещё и мысли всякие противные начали подкрадываться со стороны подоконника, о том, что ничего не получится, что даже если я туда вернусь, меня тут же грохнут, но теперь уже навсегда, что Пит уже умер и…

Аррр…

Хорошенько стукнув лбом о страницы, я протянула руку к телефону и ткнула пальцем с обгрызенным ногтем в кнопку плэй.

И как вы думаете, какая песня просочилась в комнату через динамики? Конечно! Наш старый-добрый сопереживающий и внушающий надежду Сплин.

Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели.

Нужно вписать в чью-то тетрадь, кровью, как в метрополитене:

“Выхода нет”! Выхода нет!

Грустно усмехнувшись, я провела пальцем по экрану переключая радио на другую волну.

Мимо нас, мимо нас пьяное Солнце –

Оно уйдёт и больше не вернется.

Ну, что же ты молчишь, не поднимая глаз?

Мимо нас...

- Я не пьяная, – выдохнула я, в который раз недобрым словом помянув эту королевскую Подлость. – А почему я не пьяная? – самый актуальный вопрос. – А потому что пить нечего… – Да, кроме лука дома ничего нет. – Иначе я бы уже давно осушил бокальчик-другой шампанского и уснула. А та-ак…

А! Я зевнула! Да!

И счастливо улыбнувшись, я поудобнее устроилась на любимой книжке и начала гулять усталым взглядом по знакомым расплывающимся строчкам.

«Во рту стоит мерзкий тухлый привкус, который не пропадает и от воды»

«Осторожно вытаскиваю губами тычинку, и на язык падает капелька нектара»

«А ведь мы смогли бы, как думаешь?»

«И вдруг я ловлю себя на том, что думаю уже не о Гейле, а о Пите»

Пит… Мы обязательно встретимся... Ведь я не смогу успокоиться, пока не ска-ажу... А-ах...

“Пит!”

====== Часть II. Игры. VIII ======

Каждому человеку хочется,

чтобы у него появились крылья,

и он мог улететь.

Но закон подлости таков,

что когда крылья появляются

—

лететь некуда.

NN

Космос. Искрящийся зелёный млечный путь, засасывающий в глубину манящей ощущением свободы бездны звёзд и созвездий.

Лайм. Сочный, кисловатый, с лёгким привкусом мяты, а потому освежающий так, как ни один холодный душ в мире не смог бы.

Шар. Заточённый в объятия бурых дуг, переливающийся всеми оттенками лета – от лимонно-жёлтого до малахитового – магический сгусток, через который, кажется, можно увидеть не только прошлое или будущее, но даже пространство, существующее вне всякого времени.

Воображение породило множество ассоциаций и сравнительных образов, пока сознание приходило в себя и постепенно понимало, что в ноздри проникает чистый и непорочный запах хвои, по ушам бьёт впивающийся в ствол дерева дятел, а на тело падают немногочисленнее солнечные лучи, расплавляющие кожу не хуже концентрированной серной кислоты. Только когда мне на нос спикировала божья коровка, я поняла, что космос-лайм-шар – не что иное как сосны, устремившиеся ввысь и скрывшие большую часть небесного светила своими пышными кронами.

- Пит! – крикнула я. Точнее – попыталась, но из до боли исцарапанного горла не вырвалось ничего, кроме парочки… Да это даже звуками назвать стыдно, особенно мне – человеку, потратившему на музыкальную школу лучшее время своей жизни. Да… Никогда не забуду эти… Сорок три минуты, после которых меня вежливо выгнали, не забыв взять клятву, что я больше никогда в жизни не возьму в свои руки музыкальный инструмент, даже если это будут обычные деревянные ложки или барабанные палочки. (Тем более, если это будут барабанные палочки, ещё же убью кого-нибудь ненароком, или, что намного хуже – испорчу барабаны, а они дорогие, заразы…)

- Пит, – сделала я вторую попытку, оказавшуюся намного хуже первой. На этот раз из горла не вывалилось ни одного звукового мутанта, которые, не получив доступ к выходу, начали усиленно щекотать стенки трахеи, заставляя меня начать кашлять. Противно, асматично, выплёвывая кровь на траву, по одному из мостиков которой в мой спальный мешок прокрадывался наглый муравей цвета вяленого помидора.

«С возвращением на Голодные игры», – подумалось мне, когда кашель стих, и я смогла лечь обратно, чтобы с закрытыми глазами переварить головокружение и легкую тошноту. Ещё и горло болит так, будто я вчера три часа орала на концерте любимой группы, после этого съела пару литров мороженого, включила плеер и ещё час горланила песни, после чего решила завершить день вечерней прогулкой под дождём, забыв захватить из дома зонт.

Дождавшись, пока организм более-менее успокоится, и больше не предпринимая попыток что-либо сказать, встала и огляделась, стараясь не пошатываться.

Идеальный круг деревьев, расположенных по периметру поляны, усеянной разнообразными цветами, украшенных свежими каплями росы. Перелетающим с одного цветка на другой бабочкам вторили перелетающие с одного дерева на другое птички… сойки? Но мне стало не до разглядывания абсолютно незнакомого участка леса, когда взгляд упёрся в нож, лежащий невдалеке от спального мешка рядом с двумя рюкзаками, один из которых точно принадлежал мне, а вот второй… Питу? Но ведь, когда я в последний раз его видела у него не было рюкзака.

Подгоняемая неприятным ощущением, твердившим: «Что-то не так… Здесь определённо что-то не так…», я судорожно вцепилась в рукоятку. Внутренний голос так меня накрутил, что когда раздался шорох, я подпрыгнула и приподняла руку, готовая в любой момент метнуть нож в любого, кто появится на поляне.

А если это Пит?

Я в нерешительности опустила оружие, но тут шорох раздался снова с противоположной стороны поляны, через несколько мгновений зашуршали ветви деревьев слева от меня.

Кто бы это ни был, но точно не Пит, если только его не укусил какой-нибудь переродок, и он не мутировал в обезьяну или… Додумать не успеваю, так как шелест вплотную приблизился к поляне, а сосны справа подобрали ветки и листья, пропуская ко мне… Руту?

Уф… Чувство, похожее на облегчение накрывает меня, и я вопросительно гляжу на замершую девочку, которая тут же отмирает и бросается на меня… нет, ко мне, чтобы обнять. От неожиданности я даже роняю нож.

- Китнисс, так хорошо, что ты очнулась! – выдыхает она, отпуская меня. – Пит будет очень рад.

- Пит! Где он? – из горла вырывается лишь хрип, и я морщусь от досады и боли, но Рута, то ли понимает меня без слов, то ли просто информирует.

- Он скоро должен вернуться. Он пошёл… он охотится.

Хмурюсь и с недоверием смотрю на девочку.

Пит охотится? Я ещё чего-то о нём не знаю?

- Точнее силки проверяет, – исправляется Рута.

А… ну это другое дело, это он может.

- Так что скоро сможем поесть, а пока… – она подходит к рюкзакам и, вытащив из одного бутылку, протягивает её мне. – Тебе надо пить. Ты потеряла очень много жидкости.

Я кивнула и, присев на спальный мешок, стала неспешно опустошать бутыль, стараясь не обращать внимания на неприятные ощущения, возникающие при каждом глотке, мучаясь от любопытства и наблюдая за Рутой, которая как ни в чём не бывало достала из кармана ветровки чуть влажный кусок ткани и начала копаться в одном из рюкзаков.

- Ты разрешишь мне сменить повязку?

Я рассеяно кивнула. А ведь я почти забыла, что меня укусила белка. Это произошло два дня назад, а такое чувство, что в прошлой жизни. К тому же, кроме горла ничего не болело. Ощущалась лишь вялость во всём теле. Когда Рута начала разматывать моё левое предплечье, я немного напряглась, ожидая увидеть лохмотья свисающей кожи и какую-нибудь слизь ядовитого зелёного цвета. Но под слоем ткани скрывались лишь две аккуратные дырочки, будто оставленные вампиром-гномом. Странно… А боль была такая, будто кусок вырвали, да ещё и на кости автограф оставили.

- А сколько… – и опять вместо слов сплошной нечленораздельный хрип.

Рута завязала узел и вопросительно уставилась на меня, пытаясь понять, чего я хочу. А я задумалась, пытаясь понять, как объяснить, чего я хочу.

Сколько прошло времени? Наверное, это не самый важный вопрос на сегодня, но мне нужно (я не могу логически объяснить это желание, ну вот, просто очень надо!) знать, сколько здесь прошло времени. Те же два дня или всё же больше, тем более, что я могла не сразу очнуться. Поэтому, решив использовать весь свой опыт по игре в Крокодила, я приготовилась объяснять.