Парень отстраняется, но не из опасения, об этом явно свидетельствовала снисходительная усмешка.

Что?! Думает, что я не смогу? Что у меня не хватит сил его… его…

— Аррр… — вместе с рыком и мысленным восклицанием: «Подавись!» из рук вырывается оружие, мгновением позже впившееся в землю так глубоко, что видна остаётся только рукоятка.

Не поднимая глаз, не желая видеть ни его глаза, ни его выражение лица, я подошла к остывшим углям и подобрала свои вещи. Уйти мне не дали. Нет, Пит не схватил меня, не приставил нож к горлу, ничего подобного, просто я все-таки невольно бросила на него взгляд и увидела статую, под которую так и захотелось повесить табличку «Ошарашенные. Продолжение. Долгопят нервно курит в сторонке».

— Что-то не так?

Я конечно могу назвать сотню-другую вещей, которые идут не так, но в данный момент все-таки хочется услышать мнение Пита.

— Просто… это… я… но… и… — он растерянно замолчал, понимая, что его попытки сказать нечто вразумительное становятся все не удачнее, но собрался с силами и все-таки выговорил. — Я все-таки думал, что ты…

Тут он опять замолчал, давая мне шанс додумать самой.

— Что я? .. Что я люблю тебя? .. – Что?! — Убью тебя… — Аааааа… — Убью. Я хотела сказать убью! Я не… — Я зажмурилась и для верности закрыла лицо руками, чтобы Пит не увидел ни моих пылающих щёк, не уловил ни капли моих мыслей, в которых в разные стороны бегали ёжики и тараканы, бегали и сталкивались, не забывая пискляво голосить: «Дубль два! Дайте нам второй дубль!!» Только это ни капельки не помогало, лишь ещё больше убеждало меня в том, что мой рот — это оружие массового поражения в руках пресловутого закона её величества Подлости.

— Ты? ..

— Неважно, — отрезала я, отрывая руки от весьма нездорового румянца, но отведя глаза в сторону, тем более там такая интересная… камень… мда…

— Этот нож — мой план Б, — неожиданно сказал он, завладев тем самым моим вниманием. — на случай, если что-то пойдет не так. Они про него не знают.

— Зачем ждать пока что-то пойдёт не так? — пока кому-то излишне героическому не распорют ногу? — Не проще уйти сейчас?

— Ты же…

— Женишок! — где-то близко, через чур близко.

— Прячься, — прошептал Пит. А то без него бы никто не догадался…

Как там говориться? Сказать, что я скрылась в кустах за секунду до того, как из кустов на противоположной стороне поляны появился Катон — это не сказать ничего. Ну да… как-то так… И любой нормальный человек поспешил бы смыться куда подальше, но я же из тех людей, которым во времена Варвары с базара оторвали бы не только нос, но и остальные немаловажные части тела, голову, например…

— Ты где застрял? — перекошенное лицо вызывает у меня желание плюнуть в эту чрезмерно наглую и ожесточенную рожу. Вот в фильме такой симпатичный парень играл, мне его даже под конец жалко стало, когда он стоял на краю рога изобилия весь в крови, чуть не плача, а этот… не вызывает ни единой светлой мысли.

— Мне что уже, нельзя сходить отлить?

И как у него получается так быстро перевоплощаться? Из милого пекаря в бывалого профи? Мне, правда, видна только его спина, но я убеждена, что Пит старательно копирует выражение лица собеседника.

— Так далеко? — недоверчиво прищурился трибут.

Пит слегка наклонил голову и, поморщившись, процедил.

— Да звуки какие-то странные услышал, сходил проверить не показалось ли…

— Нашел кого-то? — заинтересовался Катон.

— Да. — Неужели? .. — Белку.

Кхм… Ответ Катону явно не понравился, а вот мне очень даже.

— Ясно. Пошли отсюда! Спать хочу, устал как собака.

Может усыпить животинку, чтоб не мучилась?

Пит кивнул и как бы задумчиво пробормотал.

— Тут главное, спальный мешок правильно выбрать, а то я слышал есть такие, что с одной стороны греют, а с другой — наоборот, охлаждают.

Катон отмахнулся и поспешил уйти с поляны, Пит, не обернувшись в мою сторону, последовал за ним.

Я так понимаю, последнее предложение было сказано только для чрезмерно одаренной меня любимой, которая не догадалась вывернуть спальный мешок наизнанку? Хотя, кто мог подумать, что мне достанется полухолодильник-полугриль? И откуда Пит знает, что такие спальные мешки вообще существуют? И откуда ему известно, что у меня именно такой? Почему он вел себя так странно?

Уууу… я скоро буду спать не в спальном мешке, и даже не на земле, а на матрасе из тайн, укрытая ворохом вопросов, подушкой мне послужит исчезнувший из памяти день, а наволочка будет очень красочная вся в ромашках, на каждом лепестке которых будет выведено «любит» или «не любит». Ну конечно… что ещё делать человеку, которого не сегодня — завтра убьют? Только рассуждать любит ли его человек, который тоже не сегодня — завтра умрёт!

Животик протестующе заурчал, явно недовольный поведением моих мыслей, спевшихся с всегда мешающим ему сердцем.

И он прав, надо бы уделить время делам насущным, таким как добыча пищи и поиски наиболее густой растительности, надеясь, что мне повезет и жители этого мира не увидят, как я, присев на корточки, шепчу: «ловись, рыбка, большая и маленькая…»

====== Часть II. Игры. III ======

Замечательный день сегодня.

То ли чай пойти выпить, то ли повеситься.

Антон Павлович Чехов

— Данька, вот ты мне скажи… это я такая дура… или это он такая дура?

Куст не ответил, лишь многозначительно похрустел веточками.

— Вот и я думаю, что мне не показалось, — кивнула и, оторвав руку от ласкающей кожу травы, сорвала очередную багровую горошину с моего нового зелёного друга. У меня скора целая палитра друзей будет — сначала белый, теперь зелёный, что-то мне подсказывает, что следующий будет коричневым.

Наткнулась я на это чудо природы около двух часов назад, однако к обеду приступила далеко не сразу. Всё пыталась отрыть в картотеке памяти такие же алые капли ягод, а также обнаружить в чулане сознания гербарий с такими же светло- и тёмно-зелёными ажурными листьями с жёлтыми прожилками. Но в конце концов верх взяла интуиция… сумасбродство… идиотизм… называйте как хотите и всё это будет контекстным синонимом к слову «голод».

Мне повезло — на месте я мгновенно не скончалась. (Хотя, если предположить, то чисто теоретически, я могла моментально впасть в кому и лишь думать, что осталась в сознании, тогда как на самом деле упала и лежу теперь на холодной, слегка влажной земле, в ожидании трибутов или хищников, или электрического разряда от снизошедшего до меня Хеймитча). Более того — зажмурилась от удовольствия, когда слегка кисловатый клубнично-мятный сироп растёкся по языку, который в течение двух дней не знал ничего кроме воды, дикого лука и кислицы. Я бы, наверное, очень этому обрадовалась, если бы так не напряглась. На арене не должно быть хорошо и приятно. Если тебе хорошо и приятно, значит что-то тут не так.

Подозрения подтвердились, когда куст с каждой новой поглощаемой ягодой стал всё больше и больше напоминать Даниила Терентьевича, нашего историка.

— Похоже, они в ягоды что-то галлюциногенное добавили, — задумчиво выдохнул Куст.

— Или алкогольное, — кивнула я, наполнив рот новой порцией.

— Или наркотическое, — продолжил логический ряд мой свежий (и в прямом и в переносном смысле слова) товарищ. Я нахмурилась и, неуверенно покачав головой, с подозрением посмотрела на слегка пульсирующую ягоду.

— Да не-ет…

— Почему нет? С них станется! — заявил Зелёный Даниил Терентьевич, роняя мне на ладонь несколько плодов, дабы я сама убедилась в правдоподобности его предположений.

Перекатив шарик с одной руки на другую и обратно и внимательно понюхав, я опять пошла на поводу разбушевавшегося животика и, плюнув на всё, возвратилась к трапезе.

— Или это какая-то разновидность снотворного…, а может даже парализующего, — тем временем продолжил разглагольствовать Кустиков Куст Терентьевич. — Или же это успокоительное, болеутолительное, исправительное, упредительное, сомнительное…