— Замерз? — заботливо спрашивает Бекки и снова начинает возить ладонями мне по груди.
— Нет. — Я отодвигаюсь.
Она поджимает губы и отходит к столу, где оставила все остальное. Мой костюм завершает венок на шею из искусственных зеленых водорослей и позолоченный трезубец. Теперь я понимаю, почему мои волосы завили и придали им влажный вид — видимо, я буду изображать водяного. А Джесс станет русалкой?
К счастью, этот Куп не последовал примеру своей коллеги, и когда мы встречаемся на выходе, я вижу на Джессике красивое платье, будто сделанное из переливающейся зеленоватой рыбьей чешуи, с подолом в виде рыбьего хвоста. У нее на шее ожерелье из ракушек, а в волосах жемчужины.
— Отлично смотритесь вместе, — щерится оскалом Кроули.
При виде меня у Джесс расширяются глаза, она подозрительно смотрит на Бекки и недовольно фыркает. Я галантно подаю ей руку, пусть все видят, что мы вместе. Может, если мы убедим не только зрителей, но и собственную команду, шансы возрастут еще больше. Джесс вкладывает мне в руку ладонь, другой подхватывает тяжелый длинный подол, и мы шествуем к лифту.
Мы стоим в гигантских конюшнях, вот-вот начнется церемония открытия, а я верчу головой, надеясь первым заметить Дина. Конечно, нам нельзя будет подойти друг к другу, и тем более поговорить, — формально мы даже не знакомы и до сей поры ни разу не встречались, — но я все равно хочу его увидеть. Целый год прошел, и вот оно как обернулось, наше первое свидание.
В конце концов вдалеке появляется пара в белом, и Кроули презрительно бормочет: «Позеры из первого», — что, однако, не мешает ему приветственно заулыбаться их сопровождающему, Габриэлю, невысокому, верткому и насмешливому малому, ухватить его под локоть и увлечь куда-то в сторону для приватной беседы.
Стилисты Дина и Джо явно показали класс. Я слышу, как рядом завистливо и одновременно восхищенно шипит Бекки. Они и впрямь великолепны. Дистрикт-1 славен своими драгоценными камнями, которые во множестве добываются в его бесчисленных шахтах, избороздивших горы, словно дырки — головку сыра. А еще в первом дистрикте находится единственное в Панеме училище миротворцев, но об этом обычно помалкивают. И сегодня стилисты решили это совместить. На Дине — ослепительно-белые стилизованные доспехи, все, как полагается: на поясе меч, на руке — щит. Нагрудник и щит украшены алыми кристаллами, это какой-то герб, но издалека не разобрать. Дин похож на настоящего рыцаря. На Джо белое же платье, без каких-либо украшений; может, там есть вышивка, но, опять же, отсюда не видно. Вместо украшений выступает венок из белых лилий, что лежит на ее светлых волосах и кажется невесомым. Рыцарь и прекрасная дева — ловкий ход. Представляю, как ржал Дин, когда осознал эту концепцию.
Я пристально смотрю на Дина. Ну повернись же, повернись. Взгляни на меня. Увидь меня. Я хочу знать, с чем ты придешь на арену.
Но он не поворачивается, точно сознательно избегает меня. Словно эта часть конюшен — жуткое табу, и он ослепнет, если только посмеет покоситься в мою сторону.
Ну что ж, все ясно. Я веду Джесс к нашей колеснице — она бирюзового цвета и украшена пластиковыми волнами. Удивительно, что лошадей в голубой не покрасили. Может, не догадались? Бекки и Куп поправляют наши костюмы — хотя что там можно поправлять в моей набедренной повязке, есть великая тайна.
— Эй, парень! — окликает меня знакомый голос.
Так и есть — Бобби, он вот уже тридцать пять лет как наставник трибутов Дистрикта-1, стоит возле нашей квадриги, ласково поглаживая пристяжную. Я вдруг задаюсь вопросом: а как они с отцом объяснили мое исчезновение? Должны были, иначе поднялся бы такой хай, что я бы и из четвертого дистрикта уловил отголоски. Наверное, сослались на диких зверей или оползни — в горах они не редкость, а я — сын лесничего, мне можно там гулять сколько заблагорассудится.
Бобби подходит ко мне и разглядывает мой наряд.
— Смело, — наконец роняет он и легким кивком подзывает меня к себе. — Слушай, — торопливо говорит он, — я тебе помогу. Мы тебе поможем. Твой отец заставил меня поклясться, что мы вытащим вас обоих. Ты только держись. — Бобби оглядывается украдкой и продолжает: — Главное — не красуйся на тренировках и не особо выделяйся на демонстрации. — К нам возвращаются Кроули и Гейб, и Бобби выпрямляется, покровительственно хлопая меня по плечу. — Как там в старой песне? Руки твои — мне щитом, травами душу лечу? — выдает он сущую околесицу и удаляется.
— Чего хотел старый хрыч? — подозрительно осведомляется Кроули.
— Костюмы похвалил. — Я пожимаю плечами.
Смысл последней фразы Бобби доходит не скоро. Нас успевают загрузить на колесницу и даже выпустить в свою очередь, когда я догадываюсь: он сообщил, что именно будут показывать на демонстрации Дин и Джо — рукопашный бой и знание трав соответственно. Радуясь своей сообразительности, я нахожу ладонь Джесс, и победоносно вскидываю наши сцепленные руки вверх. Их показывают крупным планом на огромных экранах, и толпа взрывается криками восторга.
Квадриги выстраиваются на Круглой площади, и на возвышающуюся над всеми нами трибуну выходит президент Чак Ширли. Я почти не вслушиваюсь в его речь; повернувшись, я впитываю глазами белоснежную пару. Их колесница тоже цвета лебяжьего пуха, запряженная четверкой белых лошадей. Словно на площадь вывалили целый сугроб — вот на что это похоже. Джо смотрит на меня в упор и дергает Дина за рукав, наполовину скрытый под декоративным доспехом. Но тот не шевелится — задрав подбородок, он внимает приветствию президента.
У меня в животе поселяется свинцовая тяжесть, и даже поздравления стилистов по возвращению не в силах ее убрать. Даже поцелуй Джесс не в силах.
========== Часть 3 ==========
Этот день был тяжелым, нет, выматывающим, и когда нас высаживают у одного из небоскребов Тренировочного центра, все, чего мне хочется, — это доползти до своей комнаты, рухнуть в кровать и заснуть. Но нельзя: я должен поговорить с Джесс. Нужно сказать ей правду.
Во время ужина Кроули не затыкается, Джессика что-то вежливо щебечет в ответ, а Кас то и дело вставляет остроумные ремарки, не забывая, впрочем, опустошать любые сосуды со спиртным в пределах досягаемости. Я молча ем, почти не чувствуя вкуса, хотя многие блюда вижу впервые в жизни и даже не понимаю, из чего они состоят.
— Вы уже понравились публике, — говорит Кроули, когда подают десерт, и я понимаю, что пустая болтовня закончилась. — Теперь покажите себя на тренировках и демонстрации — и спонсоры у вас в кармане. — Он ненадолго задумывается. — И постарайтесь донести до зрителей свои чувства друг к другу, когда будете давать интервью Цезарю Фликермену.
Я хмыкаю.
— Мне кажется, или вы сейчас отнимаете хлеб у Кас… тиэля? Разве не он должен нам все это рассказывать?
Кас хрипло хохочет.
— Зачем лишний раз напрягаться, когда есть он? — он тычет пальцем в сторону Кроули; тот брезгливо отодвигается. — Всегда такой услужливый… и такой невезучий. За время его работы ни один трибут из Дистрикта-4 не продержался дольше двух дней.
Я слышу в его голосе все эти смерти, больше десятка детей, которые так и не вернулись домой, и перевожу взгляд на Кроули. На его лице лишь досада и ничего больше. Ему все равно, что стало с трибутами, его гложет, что карьера не удалась. Когда я это осознаю, становится проще — Кроули не станет оплакивать нас, если мы проиграем, но сделает все, чтобы один из нас выиграл. Скорее всего я. С этим можно работать.
Ужин заканчивается в тишине, а потом я зову Джесс на балкон. Когда-то Бобби подробно описал мне апартаменты Центра, указав слепые пятна, куда не достают вездесущие камеры. Балкон — одно из таких мест. Опоясывающее здание поле, созданное, чтобы кто-нибудь особо отчаявшийся не расплескал мозги по асфальту, глушит почти любой сигнал рядом с собой, и обойти это невозможно.
