Затем мы обменялись контактами. В WeChat у меня на аватарке стоял мой собственный рисунок, изображение наложницы Юй-цзи, героини пекинской оперы. Она стала новым поводом для восхищения.

Китаец. Ого! Чжан Гожун!

Нет бы сказать: Юй-цзи. Видимо, сей молодой человек смотрел фильм, но не удосужился посмотреть оперу. Что же, решила я, пусть будет Чжан Гожун. Я кивнула.

Китаец. Ты знаешь "Баван Бе Цзи"?

Я. Да, конечно, это замечательный фильм. Я видела его несколько раз.

Китаец. Судя по всему, он тебе понравился!

Я. Ещё бы! Многие считают его спорным, но я от него в восторге. Чжан Гожун играет прекрасно, просто прекрасно.

Китаец. Жаль, с ним больше нет стоящего кино. А эта роль оказалась для него... определяющей судьбу, что ли? Он ведь, как и его герой...

Я. Знаю, знаю. Покончил с собой.

Вот и всё. Кажется, я затмила Валерию.

Майк заскучал и решил отвлечь меня от высокодуховных разговоров. Пригласил на танец. Мы пошли на танцпол, где под ужасно громкую музыку вдохновенно зажигали люди всех возрастов и рас. Танец был похож на игру: то сближаясь, то расходясь, мы с Майком выделывали чёрт знает какие фигуры. Бьюсь об заклад, со стороны это выглядело не очень эстетично. Современные танцы - штука странная: чтобы танцевать, не нужно учиться, не нужно ничего уметь. Я отплясывала всё яростнее. Когда появилась угроза прикосновений, я поспешила ретироваться, представив, что было бы, очутись на месте Майка красавец-китаец.

После третьего коктейля Оля опьянела. Я перерыла клуб в поисках своих талончиков, которые куда-то запропастились. Китаец повёл меня к барной стойке и на собственные деньги купил очередную кокосовую гадость. Я пила, он что-то говорил, должно быть, всё те же очевидные вещи из разряда "просвети глупого лаовая". Валерия пристроилась сзади и пыталась участвовать в разговоре. В красном свете барных ламп лицо моего собеседника утратило лощёную маслянистость, все его недостатки скрылись, и я смотрела, смотрела, смотрела на него, пока усталость не напомнила о себе. Я без сожалений отошла к столику, где негр и американец слушали Олины потешные речи.

Я (Оле, по-русски). Пойдём. Уже полночь.

Оля. Давай останемся. Ещё на полчасика! Пожалуйста!

Я. А ведь завтра занятия...

Оля. Полчасика!

Я. Хорошо, хорошо... (не сдержавшись) Ах, этот китаец, он так мне нравится!

Оля. Этот "синий"? Так что же ты тут стоишь? Беги к нему, беги!

Несмотря на реплику, случайно вырвавшуюся у меня, засиживаться в клубе в мои планы не входило. Однако пришлось ждать Олю. Китаец с Валерией прошли за столик, а негр напоил нас чем-то крепким. Одним глотком осушив рюмку, я отпустила парочку плоских шуточек про то, что Оля не русская, раз пить не умеет. Китаец глядел на меня как-то загадочно и отрешённо. Я почти не замечала его взгляда. Поминутно проверяла время на телефоне. Хотелось спать.

Через полчаса мы с трудом оторвали Олю от сигарет, коктейлей и негра с американцем. Ушли.

Медленно - через полупустые улицы - к общежитию. Оля чересчур весело болтала. Валерия качала головой.

Валерия. Нам сегодня повезло с компанией. Американец, правда, не очень мне приглянулся. А вот китайский парень... он классный.

- Да, - подтвердила я. - Да.

И Оля многозначительно хихикнула, представив, видимо, в своём опьянении какие-нибудь несбыточные, радужные картины.

Так завершился длинный воскресный день.

4.

Нет-нет, меня даже не клонило в сон на следующее утро, я спокойно сидела на уроке, учила слова и отвечала на вопросы учителя. На перемене в коридоре встретила Валерию, которая сообщила, что Оля на занятия не явилась (мы с Олей были в разных по уровню группах: она знала китайский хуже).

Валерия. О, мне так неловко! Ведь это я отчасти виновата...

Я. Да и я тоже. Надо было раньше её оттуда увести. Ну, ничего, пусть человек отдохнёт немного.

После размеренного, скучноватого урока чтения мы, влившись в многочисленные потоки студентов, устремились в столовую. Японка Касуми, с которой у нас был только один общий язык для общения - китайский, предложила мне сходить в корейский ресторан. Я согласилась. Любители вкусно поесть не ограничиваются дешёвыми столовыми, даже если их кредитки заглатываются банкоматами. Еда стоит больших расходов. Еда дарит нам великое наслаждение.

Однако еда в корейском ресторане даже не думала дарить наслаждение искушённым гурманам. Мы с Касуми поковыряли невкусный рис с невкусными приправами и пожалели потраченных денег. Я тут же рассыпалась в похвалах местному японскому ресторанчику, чем привела Касуми в восторг. Она любила, когда её страну или, по крайней мере, кухню её страны хвалят иностранцы. Разумеется, я не стала уточнять, что китайские блюда мне куда больше по вкусу, чтобы не оскорблять милую японку-патриотку.

Зато я поведала ей о вчерашнем походе в клуб, о том, как представители трёх мировых рас до того напоили мою бедную подругу Олю, что сегодня она не дошла до учебного корпуса. В самый разгар рассказа Оля, лёгкая на помине, написала мне. Сообщила такую новость, что я глазам своим не поверила.

"Американец сказал, ты понравилась китайцу".

Касуми с интересом воззрилась на меня: на моём лице отразилось невообразимое торжество, нет-нет, не радость, именно торжество, полное самодовольства и гордости. Такой экземпляр - и заявил, что я ему "понравилась"!

Касуми. Что-то произошло?

Я. Я понравилась одному китайцу...

У Касуми начался приступ умиления, который, по мере моего углубления в суть предмета, постепенно шёл к апогею.

Я. Он очень хорошо говорит по-английски.

Я. Он много знает о китайской культуре.

Я. Он красив.

Последнее утверждение привело Касуми в такой восторг, что мне стало немного боязно: японка прижала ладони к щекам, открыла рот, не издавая при этом ни звука, и уставилась на меня. Глаза её блестели. Так прошло секунд пять, а после корейский ресторан огласился восклицанием Касуми, чем-то вроде долгого, пронзительного и свистяще тонкого: "А-а-а-а!" Оборвав его, Касуми заговорила, но речь её состояла всего лишь из одной фразы: "Как мило! Ой, как мило!" После каждого слова пронзительный возглас повторялся. Наконец Касуми успокоилась.

Касуми. А есть фотография?

Я. Нет, конечно. Возможно, мы ещё встретимся, вот тогда-то я его сфотографирую, специально для тебя.

На сей раз приступ умиления был немного послабее.

Как оказалось, Оля и Майк, пока мы мучительно клевали носом на уроках, вальяжно распивали кофе и вносили большой совместный вклад в достижение Майком популярности - работали с приложением. После уроков, когда я зашла на тринадцатый этаж, Оля наговорила мне множество фактов из личной жизни американца. Мол, у него есть или была какая-то девушка-китаянка, но он, кажется, захотел интрижки с Олей, и Оля дала ему от ворот поворот, ведь дома, в Москве, её ждёт любовь - замечательный парень Серёжа. "Что касается этого Блю, - заявила Оля, - ты абсолютно его тип".

Я. Что это значит? Он любит европеек?

Оля. Ну... Как сказал Майк, ему понравилась твоя романтическая натура.

Я. Романтическая? Вот уж чего не знали...

Оля. Только попробуй это отрицать.

Я. Просто не думала, что моя ненормальность называется таким красивым словом. Так... Одно мне интересно: в честь чего мы узнаём сей исключительно прекрасный факт от американца?

Оля. Возможно, дело в китайской сдержанности. Мне Майк на неё жаловался. Сказал: как хорошо встретить наконец человека, говорящего напрямую.

Я. Сдержанность? Блю красив. Люди с такой внешностью не могут быть сдержанными, если только они не герои сериалов для домохозяек. Он похож на парня из дорамы, но сомневаюсь, что по характеру.