Посуда и драгоценности до сих пор хранились в сундуках на запертом чердаке в Кройдоне.

– Вы будете выданы за принца Генриха через два года, когда он достигнет четырнадцатилетия, – продолжал дон Эрнан. – Между тем наши государи и король Генрих обратятся к папе за разрешением, которое снимает все канонические препятствия. Его милость подпишет контракт на этой неделе.

Будущее почти определилось. Если папа даст желанное разрешение, Екатерина станет принцессой Уэльской. Со временем, по соизволению Божьему, и королевой Англии.

Екатерина грациозно вступила в церковь, переполненная радостью. Не только ослепительное солнце делало этот день особенным – это был день ее помолвки. После многих недель уклончивых ответов папа Юлий наконец издал распоряжение, позволяющее Генриху и Екатерине вступить в брак, даже если она, возможно, была супругой Артура в полном смысле слова.

Как приятно было снять вдовий траур, освободиться от сковывающих испанских нарядов и громоздких «корзинок». Екатерина надела платье в английском стиле из девственно-белого шелка, волосы ее были распущены в знак непорочности. У платья были висячие рукава, тяжелые юбки, которые расширялись от талии, и длинный шлейф, собранный петлей на спине, чтобы из-под него чуть выступал роскошный дамастовый киртл. Вырез платья – низкий, квадратный, был обшит мелким жемчугом, а на шее принцессы красовалось тяжелое гранатовое ожерелье с королевским «К», которое она привезла с собой из Испании.

Принц Генрих, наблюдавший за ее приближением с самодовольной улыбкой, был одет не менее роскошно – в серебристый и ярко-алый бархат. С момента их последней встречи принц вырос, а его рыжие волосы были теперь длиной почти до плеч. И вновь Екатерину поразило то, что она могла описать лишь как королевские манеры, – его внутреннее достоинство и грация, с какой он ее приветствовал. Они стояли в маленькой церкви дома епископа Солсбери на Флит-стрит, обмениваясь обетами, изящная рука Екатерины лежала в крепкой ладони Генриха. Король наблюдал за церемонией с довольным видом. Екатерина с облегчением отмечала: в его манерах нет ничего, что не соответствовало бы роли будущего свекра.

После церемонии все перешли в парадный зал с низким потолком, где на полированных дубовых столах были расставлены вазы с фруктами, вино и блюда с вафлями. Подняли тост за принца и принцессу Уэльских, юный Генрих галантно поднес к губам руку Екатерины и восторженно поцеловал ее.

– Это как в легенде, – сказал он позже, когда они стояли у решетчатого окна и смотрели вниз, на оживленную улицу.

– Ваше высочество? – вопросительно произнесла Екатерина, не понимая, что он имел в виду.

– Для истинного рыцаря завоевать даму сердца – это достойная награда. Обычно приходится совершать подвиги, прежде чем она согласится принадлежать ему, но мне выпало только терпеливо ждать, сохраняя самообладание. Я мечтал об этом дне, Кэтрин. Никогда не думал, что вы станете моей.

Екатерина пришлось напомнить себе: принцу всего двенадцать. Она догадывалась, что его воспитали на сказках о любви и рыцарских подвигах, и помнила тот холодный завистливый взгляд, которым Генрих смотрел на Артура в день их свадьбы. Он жаждал получить то, чем владел Артур. Вот как это представлялось ей. Титул, право наследования, а теперь и принцесса.

Екатерина улыбнулась ему. Он считал себя взрослым, но в тот момент, со своим свежим, задорным лицом и возвышенными идеалами, выглядел совершенным юнцом. Не так давно принц остался без матери, вспомнила Екатерина и удивилась сама себе, невольно испытав желание взять его под крыло. Ее обязанностью в качестве невесты, а позднее – жены, было утешать его, создавать уют и покой, возможно, даже руководить им. Она почувствовала, что это будет не просто обязанность, но удовольствие.

– Я очень рада нашему обручению, ваше высочество, – произнесла Екатерина, и не кривила душой.

– Вы знаете, что сказал мне мой первый учитель, этот живой скелет? – обратился к ней Генрих. – Выберите себе жену. Цените ее всегда и безоговорочно. Клянусь вам, я намерен последовать его совету.

Они улыбнулись друг другу, и по всему телу Екатерины разлилось тепло. Позже они завели разговор о любимых книгах. Генрих прочел большинство классических авторов: Гомера, Вергилия, Плавта, Овидия, Фукидида, Ливия, Юлия Цезаря и Плиния, по крайней мере похвалялся этим. Его очевидная любовь к учению была поразительной, и Екатерина разделяла это чувство, хотя ее образование было более традиционным и менее разносторонним. Генрих сказал, что может говорить и по-французски, и на латыни, а испанский обещал выучить специально для нее.

– Я слышала, ваше высочество – музыкант, – сказала Екатерина.

– Это моя валлийская кровь, и моя мать любила музыку. – Тень пробежала по его лицу. – Я исполняю и пишу песни. Я сочиню что-нибудь для вас, Кэтрин! – Его оптимизм был таким заразительным. – Вам нравятся физические упражнения? – спросил принц.

– Я люблю ездить верхом и охотиться, хотя с момента приезда в Англию у меня почти не было возможностей ни для того, ни для другого.

– Я люблю упражнения! – воскликнул Генрих. – Каждый день занимаюсь верховой ездой, стрельбой из лука, фехтованием, рыцарскими поединками, борьбой и игрой в теннис.

Неудивительно, что он выглядел таким подтянутым и сильным.

– Сколько же у вас дел! – заметила принцесса. – И все-таки хватает времени на учебу!

– Я хочу преуспеть во всем! Одной жизни не хватит для того, чтобы переделать все, что я хочу.

– Вы будете королем. И получите в свое распоряжение все. Тогда вы справитесь и выполните задуманное.

– Я мечтаю об этом! – Генрих вздохнул. – Увы, я теперь не могу наслаждаться прежней свободой.

Он метнул взгляд на отца: тот стоял на другом краю комнаты и увлеченно вел беседу, однако не сводил глаз с сына.

– Я вам сочувствую, – отозвалась Екатерина. – Но вы принц Уэльский!

– Это верно, – сказал Генрих, видя ее недоумение. – Со дня смерти брата все изменилось. Да, теперь я наследник своего отца, второй человек в королевстве. Но свободы у меня стало гораздо меньше. На меня давят со всех сторон. Отец беспрестанно напоминает, что он потерял двоих сыновей; лишь моя жизнь отделяет страну от гражданской войны, поэтому необходимо заботиться о моей безопасности. Это означает – оградить меня от мира. Я мог бы с тем же успехом уйти в монастырь. Я почти ни с кем не встречаюсь, кроме своих учителей, меня держат в тени. Вы знаете, что войти в мою спальню можно только через комнату отца? Я никуда не могу пойти, даже проехаться верхом по парку, без его разрешения.

– Сочувствую вам, – повторила Екатерина. – Мне казалось, моя жизнь целиком подчинена этикету. Иногда я даже могла накричать на свою дуэнью: она поднимает такой шум из-за мелочей.

Принцессе хотелось сказать больше, но нельзя было допустить, чтобы у Генриха сложилось впечатление, будто она осуждает короля. Без сомнения, государь имел веские причины переживать за своего единственного наследника.

– Я знал, Кэтрин, что вы поймете! – Генрих взял ее руки и сжал их.

Она ощутила, что наслаждается его обществом. Он был как глоток свежего воздуха в отупляющем однообразии ее жизни. И у них, оказывается, было гораздо больше общего, чем она могла подозревать. Она жалела Генриха, да, но была глубоко благодарна ему за то, что он ей доверился. Как бы там ни было, подумала Екатерина, а начало положено удачно. За следующие два года должно произойти немало таких встреч. А потом они поженятся.

С бедным Артуром у них не было ничего похожего.

Да можно ли чувствовать себя еще хуже? Екатерина лежала в постели в Дарем-Хаусе, мучимая лихорадкой и расстройством желудка. До этого она жила в Ричмонде, в обществе принца Генриха и короля, но с приходом осени ее отправили в Дарем-Хаус, где она разболелась пуще прежнего. Каждый день Екатерину бросало то в жар, то в холод. Бледная как смерть, она принуждала себя проглатывать пищу. Врачи продолжали уверять ее, что она скоро поправится, но принцесса им уже не верила.