— Что такое «голландский шаг», помнишь?
— Я тогда работал в ЦПКО, в радиоузле. Заводил пластинки:
Вьется легкий, пушистый снежок,
Золотые сверкают огни.
И звенит под ногами каток,
Словно в давние, школьные дни…
— «Ты с другим убежала вперед, — подхватил Тучин. — „Догони, догони“, — только сердце ревниво замрет», — пропели они вместе.
Антон Васильевич, возбужденный воспоминаниями, еще больше оживился.
— А в центре катка — гирлянда из цветных лампочек висела. Мы с Толиком вешали. Под ней катались одни асы. Ну, давали! Показывали класс. Носились вперебежку. Но все ждали Тумбу.
— Ты и Тумбу помнишь?
— Еще бы! Он катался на «канадах», что выделывал! Бывало, как только появится, бегут с разных сторон: «Тумба, Тумба пришел!»
— Ты его знал?
— Как же!
— Так это — я.
— Как? — опешил Антон Васильевич.
— Накопления? Ты это имеешь в виду? — понял его Тучин и похлопал себя по животу. — Все мы изменились. Погоди-ка, погоди… Ты — Колька? Ну да! Колюзя, значит — Колька! Ну даешь! Даешь! Сколько лет вместе проработали, а не узнал. Иногда смотрю: кто-то знакомый? Кто — не помню. Ну даешь! — Тучин сгреб Антона Васильевича в охапку. — И у меня Тумба — прозвище. Бывало, в школе в младших классах нашкодничаю, завуч вызовет мать, она работала в школе уборщицей, нажалуется ей, она поймает меня в коридоре, оттреплет, поставит к стенке и начнет кричать: «Ты у меня будешь еще так себя вести или не будешь, отвечай!» А я молчу, стыдно отвечать при всех ребятах. «Что стоишь молчишь, как тумба?» Оттуда и пошло: «Тумба, тумба!»
Они сидели и еще долго говорили, вспоминая то одно, то другое. Постепенно беседа переключилась на сегодняшние институтские дела. Антон Васильевич подметил, как сразу оживился Манечка, посматривая то на Тучина, то на Антона Васильевича. По тем вопросам, которые ему задавали, Антон Васильевич понял, что и Тучину, и Сибирякову многое известно из того разговора, что в первый день приезда состоялся у него с Головань. От Сибирякова, а может быть и от самой Марины Валентиновны, знал Тучин и про синхронизатор, разрабатываемый на «чибисах».
— А как вы к этому относитесь? — спросил Антон Васильевич одновременно Тучина и Сибирякова.
— Кто же против лучшего! — воскликнул Тучин.
— Почка отрицает лист, лист отрицает почку. Закон отрицания отрицания. Один из основных законов диалектики, — многозначительно произнес Манечка.
— Конечно, тут большие переделки, — продолжал Тучин. — Но вы же сами этого захотели!
— Ну, мы…
— Погоди, — поняв Антона Васильевича и пытаясь его успокоить, сказал Тучин. — Ваша Неистовая лихо берет! Чтобы разрабатывать современные приборы на интегральных схемах, надо знать алгебру Буля.
— Нет, одной алгебры мало, — заметил Сибиряков.
— Вот видишь, оказывается, и с этой алгеброй буль-буль. Но кроме вас есть еще и другие службы. Конструкторский отдел, технологический, производство. Ты и сам все это не хуже меня знаешь. Так что — поглядим!
12
Наконец-то свершилось то, чего Нина Кондратьевна ждала с таким нетерпением. Ее семье дали квартиру. Несколько первых дней Нина ходила сама не своя. Хотелось сделать невесть что. В эти дни особенно доставалось Мите Мазурову.
— Мать, ты испытываешь меня на вибропрочиость? — весело кричал Митя. — Если ты будешь меня так трясти, то моя голова отлетит, как пуговица. Пощади!
— Митька! Я тебя задушу!
— Только в объятиях!
На новоселье Нина Кондратьевна пригласила всех, с кем работала в одной комнате, а также Мартына Ивановича и Головань. К Антону Васильевичу, который в эти дни находился в отгуле, специально приехала на дачу в Лисий Нос. Так что нельзя было отказываться. Антон Васильевич позвонил на работу. Договорились, что купят общий подарок — транзисторный приемник. Его вручит Митя Мазуров. Ему же поручили написать поздравительные стихи.
В день новоселья Головань отпустила Нину Кондратьевну пораньше с работы, чтобы та успела прибрать и приготовить все. Антон Васильевич подъехал к институту к окончанию смены, отправились всем гуртом. В трамвае заняли сразу полвагона. Марина Валентиновна по укоренившейся привычке прошла вперед, следом — Мартын Иванович, принарядившийся ради такого события, в новом костюме, благоухающий духами, при галстуке, правда, из кармана и нового пиджака торчала авторучка, словно он ехал подписывать требования на электроэлементы. Митя Мазуров застрял в середине вагона в окружении «нимф», оттуда слышался почти непрерывный смех. Мартын Иванович несколько раз предлагал Марине Валентиновне сесть, указывая на освободившееся место. Но она неизменно отказывалась. А в ее присутствии Мартын Иванович тоже не решался сесть, так и стоял, чувствуя себя неловко. Антон Васильевич всегда ездил на задней площадке, читал, стоя у окна. Эта привычка сохранилась у него со студенческих лет.
Нина Кондратьевна их ждала. Волосы уложены. Специально ходила сегодня в парикмахерскую. И оттого, что у нее прическа, чувствовала себя неловко. Ай, ну ее к лешему! Словно ведро какое-то на голове.
Митя Мазуров сразу отправился осматривать квартиру, на ходу сказал Нининому мужу:
— Здорово, джигит!
Пока все пришедшие в коридоре знакомились с Нининым мужем, женщины перед зеркалом поправляли прически, Митя успел вернуться в коридор:
— Ничаво! Квартирка что надо!
Когда, осмотрев квартиру, сели за стол, налили первую рюмку, поднялась Марина Валентиновна. От имени всего коллектива она поздравила Нину Кондратьевну и ее мужа с новосельем, пожелала им счастья в новой квартире и всего самого наилучшего. Она умела говорить спокойно, строго. Ей часто приходилось выступать на различных институтских собраниях, перед аудиторией.
После нее слово попросил Мартын Иванович.
— Н-да, — изрек он и предварительно почесал лысину. — Нина Кондратьевна, я тоже присоединяюсь к тому, что сказала Марина Валентиновна. Разрешите зачитать адрес от руководства лаборатории и от всех ее сотрудников.
Он вынул очки, водрузил их на переносицу, извлек из специально приготовленной папки лист ватмана и стал читать:
— Коллектив и руководство НИЛ сорок четыре поздравляют Волкову Нину Кондратьевну…
И так далее… И тому подобное…
Под аплодисменты Мартын Иванович вручил адрес Нине Кондратьевне, пожал ей руку.
За столом сразу стало весело, непринужденно. Выпили первую рюмку, заговорили, застучали вилками. Уловив, что его время настало, поднялся Митя Мазуров.
— Минуточку! Минуточку внимания!.. Нина Кондратьевна, разреши вручить тебе наш подарок! — закричал он, словно обращался к Нине Кондратьевне откуда-то с другого конца зала. Поднял стоящий у его ног приемник, включил его. По приемнику передавали какую-то веселую музыку. — А теперь я прочту тебе стихи. — Повернулся к Нине Кондратьевне и стал декламировать:
Вам, которая подобна Афродите,
Чистотой своих помыслов и тела,
Желаем вам на новой квартире
Счастья и радости без предела.
Вам, вышедшей из пены,
Любовью к людям горя,
Желаем вам по денежно-вещевой лотерее
(хотя это и маловероятно)
Выиграть «Жигуля»!
Непохожей на всех остальных,
Копающихся в тине быта,
Вам, глядящей на мир открыто и величаво…
Митя дал условный знак, и все дружно прокричали:
— Митька, ты талант! — Нина Кондратьевна потрепала его за волосы: — Эва!
Митя первым же и запел. И песню подхватили все. Ее знает каждый, кто занимался в учебном заведении, имеющем хоть какое-то отношение к электричеству.