Сотрудники отмалчивались, никто не проронил ни слова.

— Там ничего не знают, — вернувшись, доложил Олег Пекке Оттовичу.

— Придется ехать, — сказал Пекка Оттович. — Оформляй командировку…

Он здесь же пригласил к себе Гвыздю и попросил:

— Сходите, пожалуйста, в канцелярию и отправьте в Межциемс главному конструктору по изделию «Гроздь» телеграмму такого содержания, запишите. — И он продиктовал. Гвыздя записывала текст телеграммы в амбарную книгу. — Новому. Главному конструктору. Специалист выезжает. Только не забудьте перед фамилией проставить инициалы. А то, не дай бог, как бы не подумали, что на изделие назначен новый главный конструктор, — предупредил Пекка Оттович.

— Все?

— Все.

Гвыздя бросила на Пекку Оттовича осуждающий, полный укора взгляд: «Только за этим и звали?!» — и, нервно передернув плечами, вышла.

В оставшиеся несколько часов до конца рабочей смены, уже успев оформить командировку, получить деньги на командировочные расходы, попросив Маврина «слетать» на вокзал и попытаться достать билет на вечерний поезд (хотя на это не следовало и рассчитывать — слишком поздно спохватились), Олег решил позвонить в Москву Овчинникову, выяснить, как обстоят дела с трубкой. Неизвестно, когда еще раз это удастся сделать. Командировка могла затянуться.

К телефону подошел сам Овчинников.

— Вы нас не забыли? — спросил Олег.

— А вы еще не отказались от своей идеи?

— Почему? — удивился Олег.

— Да знаете, сначала многие интересовались трубкой, а потом больше не приезжали.

— Нет, мы не только не забыли, но даже делаем экспериментальный прибор под эту трубку. Не исключено, что в скором времени мы к вам за ней приедем.

Овчинников молчал.

— Алло! Алло! Вы слышите меня? Алло!

— Да, слышу… — И Овчинников опять надолго умолк.

— Так что ж вы не отвечаете?.. Алло, я не слышу вас!

— Не знаю даже, что вам и сказать… Видите ли… У нас самих осталась одна трубка. Вторая вышла из строя.

— Но у нас все уже запущено в производство, делается макет. Как же нам быть?..

— Подождем… Больше мне вам нечего сказать.

Ну, вот чего еще не хватало! Олег долго сидел, прикидывая, как теперь быть. «Последний экземпляр у разработчика… Да кто тебе его отдаст!.. Но если не будет трубки, так что же, вся работа, которая сейчас ведется, все старания — напрасны?..»

В институте умели устраивать и часто проводили подобные мероприятия: то выставка рисунков детей сотрудников института, фотовыставка, и вот теперь — конкурс на лучший пирог.

Выла создана специальная конкурсная комиссия из институтских закоренелых холостяков. Туда попал и Юра Белогрудкин, хотя ему едва ли когда-нибудь угрожала такая перспектива. Оценка комиссией выносилась по трем показателям: вкусовые качества, внешний вид и оригинальность. Каждый пирог выставлялся под девизом, сначала пироги осматривались всеми желающими, затем комиссия должна была оценить вкусовые качества, после чего каждый мог взять себе кусочек. Поэтому конкурс проводили в обеденный перерыв.

Когда Инна пришла в столовую, там, в специально отведенном для конкурса зале, уже толпился народ. Она даже не предполагала, что соберется столько, заглянула просто из любопытства. Самое удивительное, что мужчин оказалось нисколько не меньше, чем женщин. На составленных вдоль стен столах лежали пироги. На некотором расстоянии от столов, вдоль натянутой веревочки, выстроившись в ряд, двигались все присутствующие. Отдельно, группкой, стояли участницы конкурса, волнуясь, посматривали на пришедших, покашливали, на щеках у них, словно ожоги, проступали розовые пятна.

«Боже мой, много ли женщине нужно, чтобы почувствовать себя счастливой! — глядя на них, подумала Инна. — Да чтобы ее похвалили, и все! Женщина всегда остается женщиной!»

Она пошла вдоль столов. Каких только пирогов здесь не было! С грибами, с капустой, с морковью, с урюком, творожники, пироги с килечкой, на которых, будто камушки, лежали картофелины, а рядом из белых волн — долек репчатого лука — высовывали головки эти маленькие рыбки, каждая из которых держала во рту перышко зеленого лука.

В зал вошли члены конкурсной комиссии во главе с Тарасом Петровичем Чижом. Женатый человек, он вошел в комиссию как начальник сугубо «женского» подразделения. Сосредоточенный, серьезный, быстренько пробежал через зал, а за ним, тоже сосредоточенные, — и все остальные. Улыбался лишь один Юра Белогрудкин, который шел последним. Улыбался лучезарно, словно какой-нибудь эстрадный певец, любимец публики, на «бис» вызванный на сцену. Взглянул на столы и остановился в изумлении: «Е-ел-ки зеленые!..»

Комиссия приступила к делу. Переходя от стола к столу, «снимала пробу».

— Угу, угу, — отрезая кусочек и отпробовав его, одобрительно кивал гладкой головой Тарас Петрович.

— Вкусно? — не вытерпев, крикнул кто-то из присутствующих.

— Не знаю, не знаю, еще не распробовал, но очень может быть!

Особо поразил членов комиссии пирог, представленный под девизом, похожим на название музыкального произведения: «Фантазия № 17». Он имел ни с чем не сравнимый вкус. Все долго гадали, что у него за начинка. Ясно одно: это какая-то трава. Но какая? Пришлось вскрыть конверт под этим девизом, и многих несколько озадачило, когда узнали, что пирог начинен… конским щавелем, приправленным какими-то специями.

— Елка зеленая!.. А я думаю, отчего это я вдруг забил копытами? Ха-ха-ха! — восторгался Белогрудкин.

«За оригинальность» пирогу присудили первую премию. Но каково же было удивление всех, когда выяснилось, что автором пирога является Тарас Петрович Чиж. Он тотчас собрал членов конкурсной комиссии, они о чем-то пошептались, и Юра Белогрудкин объявил, что Тарас Петрович из участников конкурса (по его собственной просьбе) исключается, так как является председателем конкурсной комиссии, следовательно, участвовать в конкурсе не имеет права.

— Где вы научились таким чудесам кулинарного искусства? — остановил Тараса Петровича Сережа Маврин.

— О, это мое хобби! Хотя, знаете ли, мне приходится очень трудно — у меня дома тоже исключительно одни женщины: жена, три дочки. Конкуренция, с ума можно сойти!

— Может быть, вы еще и стираете, и полы моете?

— Вполне возможно. Вполне!

После объявления Юры Белогрудкина всем присутствующим было разрешено снять «вкусовую пробу». Эта часть программы оказалась самой оживленной.

От стола к столу с тарелочками в руках переходили женщины, они старались попробовать все. Клали в рот кусочек, смаковали, стояли задумавшись, решая, какому пирогу отдать предпочтение.

Инна вышла из зала.

«Что ж, — думала она. — В этом нет ничего плохого. Женщина должна уметь вкусно готовить, чтобы кормить детей. И мужей. — Иронично усмехнулась: — И эти ненасытные утробы тоже просят есть».

Инна умела вкусно готовить, что всегда отмечали все — и мама, и соседи по коммунальной квартире, в которой она прежде жила. Ей почему-то было досадно сейчас, как в детстве, если тебя не приняли в общую игру. «Приду с работы и испеку пирог», — решила Инна.

После обеденного перерыва у них в комнате все бурно обсуждали завершившийся конкурс. Белогрудкин оказался в центре внимания. Откинувшись, он сидел на стуле, держа руки на животе.

— Это наказание! Три месяца моей самой строгой диеты рухнули в один час!

— Ты отказался бы!

— Ну что-о-о ты! Как я мог? Если просят дамочки. — Взгляд на Дашу. — И, между прочим, весьма недурственные!

Последнее говорилось специально для Даши, чтобы подзавести ее.

— Боже! — поняв это, укоризненно посмотрела она на Юру. — Ты неисправим. — Села к столу. — Надо же, люди умеют делать такие вкусные вещи!

— А чего тут особенного! — отозвалась Инна.

— Вы тоже умеете?.. — смотрела на нее Даша. — Почему же вы не приняли участие в конкурсе?

— Зачем?

Даша долго молчала.

— Но, понимаете, это все равно, что обладать прекрасным голосом и петь только для себя. Это же… Вы губите себя.