После совершения ими злодеяния убийцы в своих лживых официальных сообщениях стараются придать этому злодеянию вид некоей законности — как бы исполнение приговора некоего суда. Но ни следствия, ни суда над Царем-мучеником назначено не было. Да если и была бы сделана ими попытка инсценировки суда, то разве могли бы эти безбожные преступники, организовавшие в России под названием «Советского правительства» интернациональную, рабовладельческую, кровавую диктатуру, представлять собой правосудие?

Во имя какого правосудия скрыли они от русского народа совершенное ими злодейское убийство мучеников: больной Царицы Александры Феодоровны, тяжелобольного Наследника Алексея Николаевича, не достигшего полных 14 лет жизни, Великих княжен Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии Николаевных, из коих старшей было 22 года, а младшей 17 лет, горничной Анны Демидовой, доктора Евгения Сергеевича Боткина, повара Харитонова и старика лакея Труппа? Об этом «правосудии» красноречиво свидетельствует зашифрованная телеграмма, посланная 17 июля 1918 года Вейсбартом-Белобородовым секретарю Совета Народных Комиссаров в Кремль — в Москву: «Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации. Белобородов».

Для полного представления о советском «правосудии» необходимо указать на состоявшийся в сентябре 1919 года в городе Перми процесс 28 членов партии социал-революционеров, обвиненных советским правительством в самовольном убийстве Царской семьи на пути ее следования в «безопасное место» (!).

В своих лживых официальных сообщениях о совершенном ими гнусном убийстве Царя-мученика советские вожди указывают, что было оно совершено «во исполнение воли народа», не указывая при этом имени этого народа. Встает вопрос: «во исполнение воли какого народа»? Того ли, который боролся с советской властью на полях Гражданской войны и во время бесчисленных восстаний рабочих, крестьян, матросов и красноармейцев? Или в рядах противосоветских армий и формирований во время Второй мировой войны? Или в рядах тех российских людей, которые поныне ведут непрекращающуюся пятидесятилетнюю борьбу против международных поработителей их родины? Или, быть может, «во исполнение воли» тех 100 миллионов российских людей, безжалостно и жестоко уничтоженных советской властью во время Гражданской войны, во время небывалых в истории мира искусственно созданных советскими палачами голодных 1921–1922 и 1932–1933 лет, унесших около 30 миллионов человеческих жертв; во время принудительной коллективизации, на стройках, в концентрационных и принудительного труда лагерях, во время завоевательных войн, в застенках «Чеки», НКВД, МВД и МГБ? Или «во исполнении воли» тех русских людей, о которых Пьер Жильяр повествует в своей книге следующими словами: «Мне часто приходилось видеть людей, встречавшихся на пути нашего шествия в Церковь или обратно, которые при виде Царской семьи крестились и становились на колени. В подавляющем своем большинстве жители города Тобольска были глубоко преданы Царской семье, и наши охранники должны были принимать решительные меры против людей, останавливавшихся под окнами нашего дома, снимавших шапки и крестившихся, проходя мимо него»[41]. Или, быть может, это убийство было совершено «во исполнение воли» крестьян-белорусов Гродненской губернии, отданной большевиками Польше по Рижскому договору, которых я имел возможность видеть ежегодно на непопулярных у польских властей панихидах по убиенной Царской семье, вплоть до занятия этой части Польши большевиками в 1939 году? Как сейчас вижу эту крестьянскую массу, тесно наполняющую внутренность монументального храма, вмещающего около 1000 человек, и весь обширный двор вокруг него, стоящую на коленях, усердно молящуюся и рыдающую, пришедшую на панихиду без всякого особого приглашения, а по влечению своего сердца из деревень, отдаленных даже до 20 километров. Было ли это вопиющее к Богу преступление совершено «во исполнение воли» населения казачьих областей, южнорусских и поволжских губерний и Сибири, которое, несмотря на грозящую ему «высшую меру наказания», прятало портреты Царственных мучеников и с приходом частей Белой армии обратно вешало их в красном углу — под образами? Нет! История со всей очевидностью свидетельствует о том, что убийства Царской семьи, членов Императорской Фамилии и их слуг, обоего пола, были совершены… вопреки воле российского народа.

Втайне задуманный интернациональной волей, заранее разработанный ею до мельчайших подробностей, план убийства, тщательная подготовка к его выполнению, хладнокровная, беспощадная расправа убийц с жертвами, дикая жестокость, которой она сопровождалась, в своей совокупности со всей очевидностью свидетельствует о том, что убийство это, совершенное в подвале Ипатьевского дома, было актом жгучей мести помазаннику Божьему — христианнейшему православному Царю, его благоверной христианнейшей семье и всему Православному Русскому Царству со стороны фанатиков-изуверов.

Тайна, которой убийство было окутано, меры предосторожности, которые были убийцами предприняты, тщательное скрытие ими следов своего преступления, уничтожение останков жертв и лживые сообщения убийц непреложно свидетельствуют о том, что это потрясающее, ужасное, вопиющее к Богу преступление было совершено в строгой тайне от русского народа и что именно он — русский народ — не должен был об этом знать.

Эти слова святого апостола целиком относятся и к праведному Русскому Царю-мученику Николаю II. Душа его была захвачена мистицизмом[42]; в ней жил Бог. Отсюда происходила его глубокая убежденность в своем священном призвании к правлению Царством, вверенным его попечению как помазаннику Божьему Самим Богом. Отсюда происходила его пламенная вера в Бога и его непоколебимая преданность Христу-Спасителю и Его заповедям. Из его насыщенной Светом Христовым души проистекали все ее качества: любовь к Богу, человеколюбие, смирение, простота, незлобливость, чувство долга.

Об усердии и пламенности молитвы Царя-мученика рассказывал мне, тогда еще отроку, духовник и друг трех поколений нашей семьи, замечательный по своим духовным качествам и строгой, праведной жизни старец — митрофорный протоиерей отец Наум Мезецкий, бывший с начала этого столетия вплоть до эвакуации Варшавы в 1915 году настоятелем церкви в Летнем дворце в Лазенках. Помню, как однажды, после исповеди, когда мы остались с ним в церкви дворца лишь вдвоем, указывая мне на коврики, лежавшие на полу, отец Наум сказал: «Вот здесь, на этом месте, стоя на коленях, молились Государь Император и Государыня Императрица. Они молились так ревностно, так проникновенно, что, глядя на них, мне казалось, что души их, оставив всякое земное попечение, вознеслись туда — одновременно он поднял руку вверх — на небо. О, если бы Господь дал бы и тебе такую силу веры! И вот смотри! Эту мою, недостойного иерея, руку смиренно целовал Самодержец всея России», — при этих словах отец Наум простер вперед свою руку, показывая ее мне. Позднее, в 1930-х годах, то же самое рассказывал мне член Варшавско-Холмской Духовной консистории Православной Церкви в Польше протоиерей отец Александр Субботин. Православный Русский Царь-самодержец целовал руку каждому священнику; в этом сказывалось и его смирение, и его уважение к сану священнослужителя.

Государь молился и за своих врагов и прощал им обиды. Об этом имеются записи Пьера Жильяра: «13 апреля, Страстная Пятница. Вечером вся семья исповедуется. Суббота, 14 апреля. В 9 часов 30 м. утра обедня и Святое Причастие. Вечером, в 11 часов с половиной, все собираются в церкви к заутрене. Полковник Коровиченко, комендант охраны и личный друг Керенского, и три офицера охраны также присутствуют. Служба длится до 2-х часов, все направляются в библиотеку для обмена пасхальными поздравлениями. Император, по русскому обычаю, целует всех присутствующих, в том числе коменданта дворца и офицера охраны караула, который при нем остался. Эти два человека не могут совладать с волнением, которое в них вызывает этот чистосердечный поступок. Воскресенье, 15 апреля. Пасха. Мы с Алексеем Николаевичем первый раз выходим на террасу перед дворцом. Чудный весенний день. Вечером в 7 часов богослужение наверху, в апартаментах детей. Нас около 15 человек. Я замечаю, что Государь усердно крестится в то время, когда священник читает молитву с поминовением Временного правительства»[43].