Более важным было изменение в военно-морской организации Ставки. Вместо небольшого и мало влиятельного «Морского управления» в оперативном отделе Ставки был создан «Морской штаб Верховного Главнокомандующего», во главе которого стал адмирал Русин, самый молодой полный адмирал, имевший репутацию лучшего стратегического ума флота. Это расширило кругозор Ставки. Ни на чем это так не отразилось, как на боевых действиях на Черном море.

Со вступлением Императора Николая II в должность Верховного Главнокомандующего и после остановки наступления германских войск темп боевых действий на западных фронтах несколько замедлился; Россия начала накоплять силы для решительных действий, намеченных на 1917 год, боевые действия на Кавказе и на Черном море активизировались. В середине 1915 года в строй вступил первый русский дредноут, а вскоре затем и второй. Постройка следующей пары шла полным ходом. В единственной боевой встрече (германского линейного крейсера-дредноута) «Гебена» с русским дредноутом «Императрица Екатерина» «Гебен» сумел выйти из-под огня русского линкора, осыпаемый снарядами, а сам выпустил только пять снарядов, легших большим недолетом. С этого момента турецко-германские морские силы могли вести только корсарскую войну. Господство на Черном море было уже в русских руках. Теперь уже русские миноносцы и крейсера громили вражеские берега. Этому, конечно, немало способствовало и то, что теперь Ставка развязала руки командующего флотом.

Самыми знаменательными военными событиями 1916 года были разгром турецкой группы войск в Лазистане и Брусиловское наступление.

В Ставке в это время кипел спор о стратегии. Генерал Алексеев настаивал на большом наступлении на Германском фронте. Адмирал Русин, уподобляя Центральные державы осажденной крепости, настаивал, что крепости надо штурмовать в их наиболее слабом месте, каким являлась Турция.

В результате Император принял решение о нанесении двойного удара, — сперва по Германии, а вслед затем по Турции. Такая стратегия «двойных ударов» была успешно развита Америкой во время Второй мировой войны на Тихоокеанском театре войны. Тогда Японии наносились поочередно удары Средне-тихоокеанского ТВД[272] адмирала Нимица и Юго-западно-тихоокеанского ТВД генерала Макартура. И если первое «алексеевское» наступление даже и не дало бы желаемых решающих результатов, то второй «колчаковский удар» имел бы уже все шансы на успех и начало крушения коалиции Центральных держав. Весной 1917 года все уже было готово… И тут разразилась Февральская революция.

Император Николай II был лишен не только трона, но и командования. С его уходом все начало разваливаться. Этого не смогли остановить ни генерал Алексеев, ни генерал Брусилов, ни генерал Корнилов. Дольше всего держался Черноморский флот. Кстати, ни адмирал Русин, ни адмирал Колчак не поддержали требования об отречении. Есть указания и на то, что генерал Алексеев не мог простить себе того, что поверил думским политикам.

Советские историки, а с их легкой руки и западные, в основном левые историки в один голос говорят, что Россия стояла на грани военной катастрофы. Это утверждение понятно: им оправдывается революция, в ее февральско-октябрьском комплексе.

Но есть документы и посерьезнее. Так, бывший во время войны сперва Морским министром, а впоследствии и Военным министром Великобритании У. Черчилль, как таковой располагавший всеми, как официальными, так и агентурными данными, категорически утверждал, что Россия стояла у самого порога победы. С ним впоследствии согласился и его лютый враг и злейший враг России А. Гитлер. Писатель В. Солоухин глубоко прав, когда указывает, что Германия пала в 1918 году даже и без участия России в войне, а при участии пала бы еще раньше и меньшей кровью.

Теперь подведем итоги военной деятельности Императора Николая II за второй и третий периоды:

Второй период: содействие в воссоздании армии и особенно флота после катастрофы войны с Японией. Это спасло Россию от быстрого поражения Германией сразу же в 1914 году.

Третий период:

а) Было остановлено наступление германских войск, и то в Западной Белоруссии и Прибалтике, а не на берегах Волги, Невы и Кубани, как при «гениальнейшем», и не в Москве, как при Александре I и Кутузове, и не у Полтавы, как при Петре Великом!

б) Было установлено абсолютное господство русского флота на Черном море, что повлияло на следующие события.

в) Разгром турецких сил в Лазистане и взятие Трапезунда.

г) Срыв попытки Германии обойти русский фронт через Румынию, путем быстрого создания румынского фронта, созданного переброской войск по Черному морю.

д) Брусиловское наступление, нанесшее катастрофический удар по силам Австро-Венгрии.

е) Взятие Эрзерума.

ж) Создание Северной флотилии для обеспечения связи с союзниками через Мурман.

з) Подготовка двойного удара для окончательного поражения противника.

И все это плоды деятельности «слабовольного и недалекого человека»! Нет, после всего выше изложенного, глядя на портрет работы Серова, невольно начинаешь думать, что за скромным фасадом человека в солдатской шинели и погонах полковника скрывался незаурядный полководческий талант. Пора это понять, признать и оценить.

Существуют две философские школы, из которых одна умаляет, а другая возвышает значение личности в исторических событиях, но нет ни одной, которая бы его отрицала.

Исходя из этого положения, весьма интересно было бы теперь же выяснить значение личности последнего Российского венценосца, Императора Николая II в истории последних лет Императорской России.

В предшествующее революции и непосредственно последовавшее за нею время широкие круги общества склонны были возлагать на него всю за нее ответственность: ныне это настроение как будто бы начинает рассеиваться и все больше и больше раздается голосов в пользу почившего мученическою смертью Монарха, не только погибшего, но и принесшего на алтарь чести и любви к Родине то, что было для него самым дорогим — свою семью.

И хотелось бы закрепить на бумаге это еще витающее в подсознании русских людей и не принявшее еще конкретной формы настроение.

Обращение к данным русской исторической литературы или к живым еще деятелям, как бюрократическим, так и общественным, близко знавшим Государя, едва ли было бы целесообразно. Вряд ли со стороны названных лиц можно ожидать вполне объективного отношения к личности Государя. Иные из первых были чрезмерно им обласканы, другие теряли его расположение; общественные же деятели, правые, левые ли — безразлично, оценивали и оценивают его лишь под утлом своего политического «credo». Поэтому более осторожно — искать справедливой оценки Императора Николая II в других источниках. Таковыми, по-видимому, представляются мемуары иностранцев и в особенности воспоминания иностранных дипломатов, аккредитованных при Российском Дворе, имевших возможность входить в оценку и уяснение этого доныне неразгаданного сфинкса, скромного до простоты, а вместе с тем проникнутого мистическим сознанием Божественного происхождения своей власти; как говорили, упрямого, но слабохарактерного, легко будто бы жертвовавшего своими ближайшими сотрудниками, но, как оказалось, и самим собою, когда того потребовали интересы Родины, умного, по мнению одних, и ограниченного, по замечанию других, незначительного в полубожественном одеянии Монарха, в порфире и короне, но преисполненного царственности под надзором звероподобных красноармейцев, смягчающихся перед величием его смирения, как дикие звери перед сияющим нимбом христианских мучеников на арене Колизея.