В день рождения Государя Императора Николая Александровича 6 мая 1907 года наш великий праведник грозно предрекает: «Царство Русское колеблется, шатается, близко к падению. Отчего же столь великое, бывшее столь твердым, могущественным и славным прежде, Царство Русское ныне так расслабело, обессилело, уничижилось, всколебалось? Оттого, что оно сошло с твердой и непоколебимой основы истинной веры, ив большинстве интеллигенции отпало от Бога, Который один есть непоколебимая во веки Вечная Держава, Коим твердо держатся в дивной гармонии небо и земля — столько веков. Вот отчего Царство наше колеблется… некоторые царства и города, бывшие до Христа и после Христа, сошли совсем с позорища мира за неверие и беззаконие. И чем дольше существует мир прелюбодейный и грешный и преуспевает в беззакониях, тем он больше и больше слабеет, дряхлеет и колеблется, так что к концу мира он совсем сделается трупом или дымящейся головней, которая совсем истлеет от последнего, страшного, всеобщего огня: ибо земля, и все дела на ней сгорят, по апостолу, и мы чаем нового неба и новой земли, по обетованию Божию, на которых живет правда»[649].

Так наш великий праведник, молитвенник и чудотворец прозорливо предрекал о тех бедствиях, которые действительно постигли отступившую от Бога, от веры и Церкви Православной Россию. Все это исполнилось на наших глазах.

Не должно ли это убеждать нас в непоколебимой истине всего того, что говорил и о чем учил приснопамятный отец Иоанн? И не должны ли мы видеть спасение для себя и для России только в том, в чем это нам указывал отец Иоанн?

А в чем это спасение?

«Обратись к Богу, Россия, — пламенно взывал отец Иоанн в день Рождества Пресвятой Богородицы 8 сентября 1906 года, — согрешившая пред Ним больше, тягчае всех народов земных, — обратись в плачеи слезах, в вере и добродетели. Больше всех ты согрешила, ибо имела и имеешь у себя неоцененное жизненное сокровище — веру Православную с Церковью спасающею, и попрала, оплевала ее в лице твоих гордых и лукавых сынов и дщерей, мнящих себя образованными, но истинное образование, то есть по образу Божию, без Церкви быть не может».

«Возвратись, Россия, — взывал отец Иоанн в своем Слове 30 августа 1906 года, — к святой, непорочной, спасительной, победоносной вере своей и к святой Церкви — матери своей — и будешь победоносна и славна, как и в старое, верующее время. Полно надеяться на свой кичливый, омраченный разум. Борись со всяким злом данным тебе от Бога оружием святой веры, Божественной мудрости и правды, молитвою, благочестием, крестом, мужеством, преданностью и верностью твоих сынов».

Горе тем, кто безумно ищет каких-то иных путей спасения России, ибо иных путей нет и быть не может! Спасение наше только в верности заветам нашего великого праведника — подлинного пророка Божия, посланного Богом России перед наступлением страшных времен Его праведного воздаяния за грехи русских людей. — Скорее же, скорее с покаянием к Богу!

Архиепископ Аверкий

Эти слова, сейчас прочитанные в Святом Евангелии, сказаны Господом Иисусом Христом тогда, когда одна женщина из народа, в порыве священного восторга от Его проповеди, воскликнула: Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие[650], то есть счастлива Мать, родившая и воспитавшая такого Сына. Господь, поставлявший и в других случаях родство духовное выше телесного[651], отвечал ей: Блажени слышащий Слово Божие и хранящий е[652], то есть больше, чем родные Мне по плоти, счастливы те, которые близки Мне по духу, которые слушают Мои слова и хранят их, живут так, как Я учу словами жить. Значит, счастье, блаженство наше заключается в соблюдении нами Слова Божия, в воспитании в наших детях заветов Господних.

Эту истину твердо помнили наши предки. Правда, и они, как все люди, отступали от учения Его, но умели искренно сознавать, что это грех, и умели в этом каяться. А вот мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается как нечто законное.

Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович, по постановлению Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство — Исполнительный комитет — одобрил это и признал законным. Но наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его.

Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим, но мы знаем, что он, отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринял для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… и вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-либо вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние — уже после расстрела, — одобряется высшей властью.

Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточают в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блажени слышащий Слово Божие и хранящий е.

Исполнилось семь лет со дня кончины наших Царственных мучеников, и мы приносим на этом всемирном алтаре бескровную жертву в память их.

Молитва любви — наш постоянный долг пред ними и их великими страданиями, завершившимися жестокой казнью всей Царственной семьи в нынешнюю кровавую ночь в Екатеринбурге.

Не прекратилась еще великая брань добра и зла, потребовавшая от России столь тяжкой жертвы, и имя почившего Государя продолжает доныне стоять пред нами, как знамение пререкаемо[653].

В то время как одни при самом воспоминании об этом имени проливают слезы скорби и сострадания, другие приходят в неистовство и с яростью бросают в него отравленные стрелы.

Не потому ли эти последние так негодуют против замученного Царя, что, пролив его кровь, они ничем не могут оправдать совершенного ими преступления?

Все ухищрения убийц Государя оказались бессильны помрачить нравственный образ его — тот образ, который служит мерилом истинного достоинства человека: будет ли последний сидеть на престоле или влачить свое печальное существование среди униженных земли.