Но допустим теперь, что какое-то число из нашего стана с помощью Божией стало в русло интегрального добра, стало на путь жизни в русле Добра, Истины и Красоты. Можно ли этому малому стаду гарантировать скорое торжество? Будет ему обеспечена победа?

Увы. В перспективе не видно. Почему?

Потому что в ночь 4 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге прогремели роковые выстрелы… и отверзе Ангел четвертую печать… и се, конь блед, и седяй на нем, имя ему «смерть»: и ад идяше вслед его[691], и пришло отступление, в котором открылся сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога[692].

Посмотрите на разлившееся в мире безумие примирения со злом, посмотрите на безумие бесчинствующего студенчества, на целое движение сопротивления всему, что до сих пор было авторитетным, посмотрите на общую воленаправленность к самопревозношению. Вникните в его суть, и вы увидите, что корнем и здесь является отказ от вечности. Безнадежность временной жизни. Пустота. Но всмотритесь, и вы увидите, что отсюда происходит мысль, присваивающая человеку первенствующее место в мироздании, и вы увидите, что в переживаемые нами дни этот беззаконник, антихрист, имеющий явиться лично, сегодня является в виде некоего знамения в студенчестве, восставшем и на своих родителей, и на своих учителей. Почему восстало это студенчество? Потому, что прежние поколения не принесли покаяния в том, как они презрительно говорили о христианской морали: «Nous avons changé tout cela!» («Мы переменили все это!»).

Священное Писание предупреждает нас, говоря, что пришествие этого беззаконника, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением[693], и мысль об этом непрестанно является перед нашим взором, когда мы сегодня видим, как беспомощный, бескрылый человек сегодня делает вид, что он покорил себе пространство.

Не станем истощать красноречие. Факт является общеизвестным: человек на Луне!

Чудо это является ложным, так как полет совершил не человек, а аппарат, управляемый трудом сотен тысяч людей, по-прежнему сидящих на земле. Но люди верят, и ложное это чудо дает повод всему миру материалистов ликовать, ибо они, «обольщенные неправдой», увидят в этом ложном чуде торжество мысли, отрицающей жизнь духа. Но дух от этого быть не перестает.

Мы испытываем чувство людей, стоящих на островке, затопленном наводнением. Если мы попытаемся связать воедино все измерения событий, открывшихся нам, русским людям, русским православным христианам, в узле, сплетенном революцией, цареубийством, всем последовавшим террором и, наконец, нынешними днями, когда вот-вот над миром разразится атомный пожар, то мы увидим, что вот-вот выйдут у возгордившегося человека из подчинения силы Нечаевых, Бакуниных, Лениных, Фиделей Кастро с Геварами, с Брежневыми и Мао-Цзе-Тунгами. Мы бессильны остановить надвигающийся вал.

Предусматривая в событиях современности начало событий, образно предначертанных в Апокалипсисе, событий, ведущих к ужасам последних дней, как Господь говорил (см. Мф. 24-ю главу и все параллельные места), — многие сердца в трепете вопиют, что все теперь пора оставить, все пора бросить, ибо пришла пора высоко поднять факел света Христовой истины. Пришла пора заботиться лишь о том, чтобы быть достойными христианами последних дней в открытом исповедничестве Христовой Истины, и стоять в нем, пока еще свобода не вполне угасла в мире.

Сквозь донельзя сгустившийся мрак, из дали смятенных годов на нас смотрит Русский Царь. Его все еще свежая могила привлекает наш взор и в малой картине, открывающейся нашему взору, является дивное зрелище: Русский Царь требует от нас, чтобы мы помнили о Родине, и луч света, скрестившийся на царской могиле, гремит к нам словом древних патриотов, возглашавших:

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего[694].

Будущее в руках Божиих. Этим все сказано. Мы продолжаем надеяться, что, пройдя сквозь тяжкие испытания, мир, через подвиг России, восстанет во славе христианской государственности, и Россия снова вознесется во славе Третьего Рима. Но нам ли или нашим детям и внукам в их старости это придется видеть, все равно, — это торжество возможно только тогда, если мы все теперь будем стоять в святорусском подвиге. Поэтому-то сейчас так и важно приготовиться к той страшной обстановке, когда люди окружены злом и когда зло пронизывает каждую клеточку общественного организма.

Вдохновенные благочестием наставники с горячностью призывают всех к вере, говоря, что только вера и Церковь спасут Россию. В горячности этой они, однако, забывают сказать, что вера без дел мертва есть[695].Дела наши показывают веру, и если мы забудем о России и ее судьбах, забудем, что там попрана Правда Божья, что там злодеи надругались над святыней Христовой Церкви, что там водворился ад, если делом не явим своей непримиримости, своего намерения восстановить Россию, — то тем самым и покажем, что вера эта мертва. А мертвой верой все равно не достичь спасения.

Нет нам пути забывать Россию, хотя бы даже и ради собственного спасительного подвига. Да ведь и подвиг-то этот может быть совершен только тогда, когда он сочетается с заботой о ниспровержении власти зла, утвердившейся на Русской земле. Без мысли о России спасительный подвиг совершить невозможно, ибо чувство скорби о ней в постигшей ее судьбе может утерять только холодное сердце, а с холодным сердцем в число спасенных не войти.

А что Россия есть страна судеб Божиих, то об этом знамением служит факт, что перелом в событиях истории, когда явилось сочетание между космической борьбой Добра и зла и судьбами людей, произошел именно в России, а печатью послужила страшная судьба помазанника Божия, Русского Царя.

В этом событии явлено, что восстание революции было нацелено не против прежнего правопорядка, но было восстанием против Бога, хранителем священных принципов Которого в христианском государстве был наш Император.

Сегодня он смотрит на своих слуг и спрашивает:

— Верны ли вы святорусской христианской государственности, или же и вы сдались перед волною наступающего зла? Где и как может побеждать Добро среди людей, если ему негде будет поставить ногу на земле?

Что ответишь ты в сердце своем, русский человек?

Спасаясь, да спасет свою душу[696]! Но помни при этом, что святорусский подвиг неотделимо вплетен в пути спасения, и худо будет тому, кто ради высоких целей забудет о нашем разрушенном Иерусалиме, Святой Руси, почему мы и взываем вместе с пророком:

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя[697]!

И что бы ни говорили внешние, наш ответ прозвучит сегодня теми же словами, которыми в свое время потряс сердца тогдашний архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий):

«Мы верны Христу и святым Его, и Родине, и самодержавию, и исконным упованиям наших предков независимо от того, какая внешняя участь ожидает нас и Россию. Являемся ли мы первыми провозвестниками народного возрождения, предтечами славного будущего, когда Россия снова будет русскою и православной благовестницей Христа для всей Азии и юго-востока Европы; или мы, напротив, последние исповедники этих высоких и святых побуждений в развращенном мире, обреченном вскоре на конечную погибель от червонных валетов богоборческой революции, но мы останемся верны тому, чего требует от нас Божья Правда, и не здесь, а на Небе ожидаем себе венцов.