К счастью, выгода от поглощения знаний была, в чём я убедился, в свободную минутку поигравшись с пистолетом в доме Даны, пока она сама была занята сборами. Малкольм, несомненно, был опытным пехотинцем, иначе бы его не привлекли к сотрудничеству с Чёрной стражей; для меня это выразилось в том, что даже одного выстрела в его личине мне хватило для обретения определённого навыка стрельбы - только пистолетной и только небольшого. Конечно, я подозревал, что это не предел. Более того, я был практически уверен, что сам факт поглощения знаний человека давал мне некоторую фору в обучении тому, что он знал сам; однако, увы и ах, я всё равно должен был обучаться и прилагать самостоятельные усилия. Пафосную сцену "Я знаю кунг-фу" повторить не выйдет.

К чему это?

Просто падать меня никто не учил.

Извернувшись, перед приземлением я смог расположить ноги внизу головы и даже почти вертикально, прочувствовав встречу с асфальтом во всех подробностях. Колени застонали и сломались, не выдержав издевательства. Мгновением позже грудная клетка мощно поприветствовала колени, и будь я нормальным человеком, я бы мог смело рассчитывать на две огромные гематомы в месте удара.

Но с недавних я потерял право называться так.

Колени вдруг заметно нагрелись и через секунду о травме напоминала только лёгкая скованность, ещё через секунду ушедшая совсем. С грудью было совсем просто - в месте удара защекотало, после чего боль исчезла. Зашипев, я встал и обнаружил, что оставил после приземления след по щиколотку глубиной. Удивлённо порассматривав его, я вспомнил, что решил вылететь из окна во вспышке инстинкта самосохранения. Теперь же, ощупывая отпечаток в асфальте в форме ступней, у меня начали зарождаться смутные сомнения в его необходимости.

- Жив! - раздался вопль из окна моего бывшего дома. Я задрал голову и увидел целящегося морпеха.

С каких пор у меня такие большие окна?

Очнувшись, я выполнил самый полезный приём карате под номером 101 - побежал, петляя под непрерывным огнём винтовки, к которой очень быстро присоединилось несколько её подруг. Похоже, сюда я больше не вернусь.

***

Примерно через сорок минут, меланхолично смотря в окно кафе в облике одного из морпехов, я составлял план дальнейших действий. В первую очередь, абсолютно необходимо найти Карен. Она является ценнейшим внутренним источником информации о Гентеке и с её помощью можно попробовать получить доступ к архиву работ Мерсера, если, конечно, тот вообще существует. Личной привязанности я к ней совершенно не испытываю, в отличие от Мерсера, и, возможно, стоит спрятаться за уже не раз выручавшей амнезией.

Пункт два, нападение. Очевидно, это была засадная команда, однако, почему они не ждали в квартире? Не успели? Сомнительно. Значит, причина в чём-то другом. В любом случае, благодаря задержке я смог пройтись по его дому и восстановить часть воспоминаний. К несчастью, к разгадке меня это не приблизило. Видимо, придётся рыться в мозгах высокопоставленных офицеров.

Я скривился. Ни убивать людей, ни добавлять ещё один голос в свою и так перенаселённую голову мне абсолютно не хотелось. Однако, иного выхода я не видел. Фактически, я находился в осаде - официально я мёртв, неофициально меня немедленно пытаются убить при обнаружении, а моя сестра, вероятно, разыскивается полицией. Я очень надеюсь, что к Карен не подойдут с требованием сдать меня, как только увидит. Однако, надежды мало.

В-третьих, нужно проведать Дану. Она оставила адрес новой квартиры, той самой, которую освободили её друзья, и нужно будет проведать её. Однако, идти туда в своём облике или используя личину погибших морпехов будет неосмотрительно. Значит, нужно искать иной облик. Я скривился снова.

- Ваш заказ, сэр, - милая официантка кокетливо улыбнулась, снимая с подноса кофе с куском мясного пирога. - Что-нибудь ещё?

Я отрицательно качнул головой.

- В таком случае, обращайтесь, когда я понадоблюсь, - она снова улыбнулась и упорхнула, чуть покачивая бедрами.

Я проводил её печальным взглядом. Моё новое тело не дышало и не потело, поддерживая постоянную температуру каким-то другим способом. Но вместе с этим от меня ушёл и рефлекс сексуального возбуждения. Никогда не был импотентом, однако теперь, остро ощущая отсутствие того, что когда-то раньше было, я мог понять их и молчаливо посочувствовать. После осознания этого момента все преимущества тела резко перестали казаться таковыми; захотелось вернуть назад своё такое мягкое и уязвимое, но родное тело.

Впрочем, мне не дано это изменить, по крайней мере сейчас; сожаления бессмысленны. Мне осталось лишь двигаться вперёд и надеяться на то, что я смогу найти больше - или хотя бы столько же, - по сравнению с тем, что оказалось потеряно в прошлой жизни: дом, близких людей, работу... Однако, с висящими на хвосте солдатами это будет сложно сделать. Следовательно, с ними нужно обязательно разобраться, а для этого жизненно необходима хорошая маскировка; фактически, от этого умения сейчас напрямую зависит моя выживаемость, а вовсе не от стальной шкуры или моментальной регенерации.

С этого и начнём.

Завершив обед, я встал, оставив деньги, оставшиеся после посещения квартиры Сандерса, и двинулся в путь. Меня ждали эксперименты.

***

Красота - в глазах смотрящего. Эта фраза на протяжении многих лет служила утешением для тех, кто долгое время не может найти себе пару; стимулом самосовершенствоваться в попытках угодить мнению общественности; показателем того, что каждый человек отличается от другого.

Красота вообще во многом субъективная вещь. Одним женщинам нравятся бородачи, другим чисто выбритые и стриженые под ноль. Одним мужчинам нравятся стройные девушки, другие предпочитают пышных.

Интересно, сколь многое отдали бы за возможность изменения внешности профессиональные продавцы, мошенники, альфонсы и политики? Полагаю, немало.

Однако, один факт остаётся верным всегда: не познав уродства, не начнёшь ценить красоту.

Об этом я размышлял, глядя на своё отражение в зеркале простенького номера дешёвой гостиницы. Опыты по изменению внешности оказались на удивление трудоёмкими, либо же я не отличался талантом в этой области. Возможно, опытный визажист или пластический хирург, на ежедневной основе изменяющий внешность человека, уже разобрался в основных закономерностях превращений и вскоре щеголял бы умением свободно менять свой вид в широких пределах. Мне же оставалось печально созерцать повисший на ниточке один глаз и несоразмерно маленький второй, находившиеся на деформированном и лишённом всякой эстетики лице.

Счастье, что всё это хотя бы исправить можно легко и непринуждённо.

Повинуясь мысленному посылу, повисший глаз начал впитываться в кожу, окружённый множеством крохотных щупалец. Одновременно с этим второй стал увеличиваться в размере и приобретать здоровый вид, а лицо потекло, возвращаясь к изначальному виду.

Описание процесса звучало неаппетитно, а по виду напоминало сцену прямиком из фильма ужасов, после которых хочется блевать от отвращения; благо, что происходило все очень быстро, не давая времени глубоко погрузиться в эмоции. Впрочем, после десятого раза новизна скрадывается, а после двадцатого уже вырабатываешь иммунитет к чрезмерно красочным преображениям плоти, начиная равнодушно следить за процессом, подводя итог.

Эта попытка была уже пятьдесят третьей по счёту. Считать их я начал некоторое время спустя после начала опытов, поэтому о действительном их количестве оставалось только догадываться. Пока что эксперименты признавались умеренно успешными для продажи их результатов в компанию сценического оборудования. На большее они не годились, вызывая в лучшем случае брезгливое сочувствие.

Впрочем, реши я пойти в храмовые попрошайки, уверен, оглушительный успех мне будет обеспечен.