Голос Катона еще некоторое время был слышен из прилегающей к площади улочки, но все тише и тише. Наконец все оборвалось. Бросив на камни неистового оратора, ликторы отряхнули руки и повернули обратно, будучи готовыми выполнять следующее поручение высшего магистрата Республики. Но не успели они пройти ста шагов, как их догнал Катон, который спешно возвращался на форум. Взбешенные слуги консула отбросили врага на прежнюю позицию и с помощью тумаков и пинков коротко, но убедительно изложили ему сногсшибательную политическую платформу демократии Цезаря. Когда Катон обрел надежный покой на мостовой, они удалились.
Марк очнулся еще засветло, и у него появилась надежда, что не все потеряно. Подняв истерзанное тело с холодных камней, он, пошатываясь, направился к форуму. Приблизившись к сердцу Рима, Катон услышал его тревожное биенье: взлетающий и ниспадающий волнами шум тысяч голосов продолжающегося собрания. Эти звуки разом вернули ему силы. Он забыл о боли и слабости в теле и теперь думал только о предстоящей битве. Однако у входа на площадь его встретил кордон из ветеранов Помпея. Тогда Марк сделал крюк по соседнему с форумом кварталу и зашел с другой стороны, но государство снабдило полководца большим войском, потому, куда бы ни двинулся Катон, путь ему всюду преграждали бывшие Помпеевы солдаты. Ни на миг не допуская мысли о поражении, Марк остановился и, прислонившись к глухой стене многоэтажного доходного дома, принадлежащего Крассу, начал обдумывать свое положение. Страдая от сознания потерянного времени, он, еще не имея конкретного плана, двинулся дальше в обход форума. Пока Марк карабкался по крутому склону Капитолия, где некогда пробирались в римскую цитадель галлы, впрочем, как он знал, тогда еще более высокому и неприступному, у него возникла идея, которая в дальнейшем вдохновляла его почти целый час этого упорного восхождения.
Нехожеными тропами Катон проник в храм Сатурна и спустился в подвал конторы квестора, где его до сих пор помнили и уважали все чиновники. Служащие эрария помогли Марку умыться и переодеться в чистую тогу, а потом отвлекли внимание Помпеевой стражи, дав возможность Катону незаметно выйти из храма. Таким образом Марк снова оказался на форуме, причем с той стороны, откуда его не ждали.
Цезарь уже намеревался начать голосование по земельному закону, дабы собрать политический урожай с многочасового обольщения толпы, но вдруг увидел, что плебс перестал его слушать и заворожено смотрит на Капитолий, словно узрел там явленье самого Юпитера. Он резко обернулся и сам онемел от неожиданности. В первый момент ему подумалось, что в дело и впрямь вмешались божественные силы, иначе, как его враг мог воскреснуть и, минуя все преграды, оказаться на месте событий в самый неподходящий момент!
Катон стремительно взлетел на ростры и, заняв привычное место между Цезарем и Помпеем, возобновил свою речь, будто ничего и не произошло с того мгновенья, когда она была грубо прервана. Народ слушал его с религиозным трепетом. Однако Цезарь не верил в богов, ибо верил в себя, а потому не стал дожидаться помощи свыше и попытался самостоятельно вытолкнуть противника с ростр. Но уж кому-кому, а Цезарю Катон не уступил бы, даже если бы тот был многократно сильнее его. Куда мощнее их обоих выглядел Помпей, однако в нем опять взыграла его ветреная, как капризная девица, совесть, и он смущенно отошел в сторону. Тогда неунывающий Цезарь повторил маневр с ликторами, и те с римской добросовестностью взялись за уже ставшее привычным дело.
И снова ликторы тащили барахтающегося Катона через весь форум, разрывая ему взятую взаймы у квестора тогу, и снова он держал речь к народу, и снова Цезарь хватался за голову, а Помпей, потупившись, смотрел в пол. Однако на этот раз простой люд не остался безучастным и предпринял попытку освободить жертву торжествующей демократии Цезаря. Завязалась борьба плебса с солдатами Помпея. Все это длилось долго, и сквозь шум битвы периодически прорывались восклицания Катона, продолжавшего речь.
В конце концов организованная сила вновь одержала верх, Катона опять уложили на мостовую в глухом уличном тупике, но настроение форума теперь уже было таково, что Цезарь не мог провести свой закон через комиции. После еще одного часа всеобщих страданий, ночь накинула сонный покров на измученный форум, и люди стали расходиться по домам, чтобы назавтра повторить все сначала.
Катон ушел домой только за тем, чтобы смыть следы повторных побоев и заменить очередную тогу, превращенную консульскими слугами в лохмотья, а потом вернулся в город и принялся обходить знатных сенаторов, готовя их к предстоящему сражению. Произошедшая накануне битва встряхнула в душах нобилей осевшую на дне римскую закваску, в них началось брожение, они очнулись от спячки тупой апатии и подняли рыхлые телеса с ложа конформизма. Поэтому устремления Катона теперь находили в этих людях понимание, и его ночной поход оказался плодотворным.
Лишь за час до рассвета Марк возвратился в свой дом, но сознание выполненного долга компенсировало ему отсутствие сна. Он мобилизовал мощную силу для отпора проискам триумвиров, и надежда на успех в главном деле жизни умножала его силы.
В положенный утренний час в атрии дома Катона собралась толпа его приверженцев. Марк принял холодную ванну и отказался от завтрака, чтобы активизировать физические силы организма и поставить их под контроль духа. Он предстал перед товарищами бодрым и свежим, словно отдыхал положенную треть суток, а его лицо светилось вдохновением идеи борьбы за праведное дело. Увидев таким своего нравственного лидера, сенаторы шире расправили плечи и ощутили себя способными на подвиг. Катон поприветствовал соратников, сказал несколько оптимистических фраз и подытожил: "Сегодня народ будет с нами". Затем все они отправились в дом Бибула, ставший в тот год штабом оптиматов. По дороге к ним присоединилось еще несколько групп единомышленников, и к консулу Катон привел целую когорту. Бибул тоже не бездействовал, а потому силы республи-канцев уже приближались к легиону, вооруженному праведным гневом и стремлением отстоять государство, созданное тремя сотнями поколений римлян, от клыков индивидуализма прожорливых хищников.
Народ действительно был с оптиматами, ибо усилиями Катона они снова одержали нравственную победу над триумвирами, и по пути следования колонны, возглавляемой Бибулом, Катоном и Лукуллом, к ней примыкали все новые толпы граждан. Однако, когда эта громоздкая процессия приблизилась к форуму, выяснилось, что места для нее там уже нет. Цезарь с военной оперативностью еще ночью занял площадь своими людьми, большую часть которых составляли ветераны азиатской кампании, и теперь торжествовал, красуясь в более чем безопасном удалении от ненавистного Катона.
Бибул посмотрел на своих товарищей, почерпнул в их глазах уверенность и дал команду ликторам расчистить проход. Консульская стража принялась орудовать руками, благодаря чему авангарду оптиматов удалось протиснуться в глубь толпы. Однако далеко не все приверженцы Республики были готовы отстаивать справедливость в такого рода собрании, и ряды войска Бибула стали резко таять. Тем не менее, передовой отряд продолжал внедряться в гущу врага.
Тогда непопулярный ныне вождь популяров сделал отмашку, Помпей величавым молчанием подтвердил его приказ, и ветераны, оккупировавшие форум, разом выхватили спрятанные под плащами кинжалы и бросились в контратаку. Именно так практичные триумвиры понимали борьбу идей.
Ликторы в замешательстве отступили. Они были вооружены лишь розгами, секиры же в фасцах отсутствовали, поскольку дело происходило в городе. Враг начал теснить сенаторов, но уперся в Катона и Бибула, не способных давать задний ход. Тогда к Бибулу подскочили лучшие воины Цезаря специфического вида и вывернули на голову консула корзину навоза. Аристократический до чопорности Бибул окаменел на месте, и если он еще был способен чего-либо желать, так только одного - немедленно провалиться в Тартар. Катон хотел рвануться на помощь, но сам был атакован тремя противниками. Непобедимый в гневе он легко оттолкнул двоих из них, но третий приставил ему к груди кинжал и от кровожадности даже пустил слюну.
