Война была естественным состоянием античного мира, как, впрочем, и нынешнего, в котором только изменились формы ее ведения, и ложь стала разрушительнее бомб. Миролюбивых общин не существовало и не могло существовать. Враждовали все со всеми. Рим же оказался удачливее и упорнее тысяч других средиземноморских государств и довел дело до конца, за что удостоился у потомков звания агрессора.
Однако именно римляне впервые подняли вопрос о нравственной оценке войны, именно они стали подразделять войны на справедливые и несправедливые. Правда, моральность римлян в своих истоках имела сугубо практические мотивы, каковые лишь позднее сформировали нечто вроде национальной совести. Справедливое дело сплачивало народ и добавляло ему сил за счет гордости; справедливому делу, по представлению римлян, должны были помогать боги; наконец, справедливость в обращении с другими народами оказалась сродни дальновидному расчету и стала могучим идеологическим оружием Рима. Кроме того, гуманному отношению к представителям иных народов римлян научила сама жизнь, так как ввиду особенности истории своего возникновения Рим с самого начала не был самодостаточным государством и нуждался в подпитке людьми и идеями извне.
Справедливой римляне считали войну за Отечество или за союзников, которая объявлена официально и соответствующим образом обставлена юридически. Завоевания как таковые не входили в их планы. Побежденным государствам они предлагали заключить дружественный договор и, только если те упорствовали в своей враждебности, война продолжалась до полного их подчинения.
В эпоху высшей славы римляне, победив Карфаген, оставили в неприкосновенности сам город, а также сохранили пунийское государство и лишь позаботились о том, чтобы ограничить его боевую мощь до безопасного уровня. Овладев в ходе африканской кампании территориями Карфагена и Нумидии, они, после заключения мирных договоров, возвратили их прежним хозяевам. Изгнав из Греции македонян, римляне вывели с Балкан и собственное войско, предоставив эллинам обещанную свободу. И сколь бы ни злобствовали историки нисходящих цивилизаций по поводу этого непонятного им шага, подозревая в нем какое-то особенно изощренное коварство, факт остается фактом: Греция находилась в полной власти римлян, и они ушли из нее, не оставив там ни одного солдата. Когда же Греция оказалась оккупированной сирийскими войсками, римляне вновь пришли в Элладу, разбили азиатов и опять возвратились к себе. Точно так же римляне поступили и в Малой Азии: отбросив агрессивного царя Антиоха за хребет Таврских гор и предоставив независимость эолийским и ионийским городам, сами покинули эту землю.
Но именно в ту эпоху произошли изменения в римском обществе, которые затем отразились и во внешней политике. До той поры Рим являлся аристократической республикой с сильным народным элементом. Аристократы были заинтересованы в сохранении своих италийских имений, которые составляли экономический фундамент их благополучия, но жили они ради славы, то есть - уважения народа. Ради славы нобили стремились к доблести, совершенствовались в воинском искусстве и красноречии, заботились о своем добром имени и чести фамилии, ради любви народа они творили ратные подвиги и обустраивали родной город за собственные средства. Народ, большую часть которого составляли крестьяне, хотел мира, экономической стабильности и умных, честных магистратов, способных обеспечивать и первое, и второе, да еще иногда развлекать его публичными зрелищами.
Однако победы над величайшими странами тогдашнего мира принесли римлянам невиданные прежде богатства, а дальние походы повлияли на их мировоззрение. В прежних войнах добыча, захваченная у бедных италийских народов, едва компенсировала понесенные затраты. Но Карфаген, чудовищно разбогатевший на работорговле и посреднической торговле между Западом и Востоком, затопил Рим золотом и серебром, сокровища же Азии были уже не просто богатством, а роскошью. Богатство содержит в себе социально-значимую энергию, накопленную тысячами людей. Когда эта энергия хлынула в Рим, она безмерно увеличила потенциал одних людей и подавила других. Система оценок в обществе рухнула. Прежде римляне оценивали граждан по их личным качествам и по знатности, то есть по качествам их предков, а теперь значение человека часто определялось богатством, которое никак не было связано с его собственными достоинствами, а являлось плодом чужих трудов. Наряду со славой, фактором престижа стало богатство, но если первая порождала уваженье сограждан, то вторая вызывала только зависть. Лучшие люди, конечно, не променяют уважение на зависть, но худшим богатство давало единственную возможность отличиться, потому оно и стало объектом вожделения в первую очередь дурных людей. Постепенно легкий способ выделиться привлекал к себе все больше римлян, особенно молодежи, спешащей любой ценой заявить о себе. Представления о добре и зле смешались, нравственность стала обузой в карьере, и на форум вышли новые римляне. Плоды побед достались совсем не тем людям, какие их совершали, и они распорядились ими по-иному.
Больше других на войне нажились полководцы и легаты из сенаторской среды, но таковых насчитывались единицы, причем это были люди, уже имевшие высокое положение в Республике, потому богатства лишь придали им забот. Но зато второе в римской иерархии сословие - всадничество, занимавшееся торговлей и предпринимательством, резко усилило свое значение и вступило в борьбу за влияние в государстве. Верхи всадничества постепенно срослись с частью сената, покоренной страстью к роскоши, и образовали новую, денежную псевдоаристократию или, точнее, торгово-финансовую олигархию. Им противостояла верхушка сената - нобилитет, ориентирующийся на прежнюю систему ценностей, позволявшую ему занимать ведущее положение в обществе.
Силы всего Средиземноморья, овеществленные в богатстве и олицетворенные в римской олигархии, обрушились на сенаторов-аристократов и потеснили их у власти. Успеху олигархии способствовало и то, что нарушилась вся структура римского общества. Жесточайшее пунийское нашествие серьезно подорвало италийское крестьянство. Земледелие теперь стало уделом рабов, а римский народ на форуме представлял городской плебс, состоявший из бывших солдат, потерявших навыки мирного труда, вольноотпущенников и прочих деклассированных элементов, которые кормились подачками богачей и смутно представляли свой гражданских долг.
Прорвавшись к кормилу государства, олигархия существенно изменила внешнеполитический курс Рима. Предпринимательский зуд торгово-финансовых кругов заставлял их смотреть на побежденные страны как на добычу. Дельцы не ведали заботы об установлении добрососедских отношений их Родины с другими государствами, их не интересовало положение Рима в мире, уважение к нему со стороны иноземцев, ими владела лишь одна страсть - деньги. Вся Земля с богатством ее природы и роскошью человеческих взаимоотношений была для них игральным столом, на котором они с обреченностью Сизифа дни и ночи напролет дрались за наживу. Все страны и люди казались им на одно лицо, и этим лицом являлся серебряный кружок с печатью. Испания, Африка, Греция и Азия воспринимались ими как объекты грабежа, ресурсы рабочей силы и рынки сбыта товаров. Потому они протестовали против вывода войск с завоеванных территорий и требовали образования там римских провинций. Сама война тоже давала большие барыши предпринимателям. Они крупно жирели на поставках войскам продо-вольствия, оружия, обмундирования, на перепродаже добычи, по дешевке ску-паемой у солдат, а также на торговле пленными.
Таким образом в Риме возникла агрессивная сила, заинтересованная в но-вых войнах и порабощении других народов. С тех пор понятие о справедливости стало всячески изгоняться из Курии и с Форума, а на политическом Олимпе обосновалась ложь, скрывавшая свое уродство под риторическими румянами демагогии и лицемерия.
Лидером олигархии был Катон Старший, который мнил себя блюстителем староримских нравов, а в действительности оказался их могильщиком, поскольку, борясь на словах за скромность и нравственную чистоту жизни, он на деле проводил политику, стягивавшую Рим в смертоносную трясину частнособственнических интересов. Под руководством Катона планомерно проводились судебные преследования и идеологическая травля виднейших аристократов. Причем Катон осуждал на изгнание нобилей за взятки, которых те не получали, и за присвоение военной добычи, которую не могли изъять при исполнении приговора, потому что ее не было, а сам через подставных лиц участвовал в торговых спекуляциях, в то время как это было строжайше запрещено сенаторам, ибо считалось занятием низменным. В итоге такой деятельности олигархии с политической арены сошли великие роды Корнелиев Сципионов, Фабиев Максимов, Квинкциев, Сервилиев, каковые являлись столпами Рима многие века. Но благодаря тому, что верх одержала группировка Катона, он, Катон, и был восхвален ею как великий гражданин и блюститель нравственности, а затем таковым вошел в историю.
