Первым успехом олигархии во внешней политике стало обращение в про-винцию Испании, что породило торгашеский рай для дельцов и столетнюю войну с многочисленными и свободолюбивыми иберами - для государства. Собрав серебряный урожай на Западе, соратники великого борца за суровую простоту древности раскрыли свои бездонные мешки навстречу сокровищам Востока. Они спровоцировали конфликт с Македонией и, победив ее римским оружием, уже не ушли домой, как их предшественники, а подобно Испании превратили в собственные владения. Затем их длинные руки потянулись к Элладе, и через пятьдесят лет после освобождения Греции истинными римлянами, носители того же имени, но иной философии грубо раздавили ее. Вместо просвещенных Сципионов и Квинкциев, поражавших греков высоким духом и культурой, и того же Катона, некогда удивившего красноречием самих афинян, в Элладу пришли Муммии, каковые о бесценных греческих картинах могли сказать, обращаясь к легионерам: "Соберите эти доски к отправке в Рим, а ежели какую испортите, сами будете малевать".
Свидетельством и символом деградации римлян стало разрушение Коринфа и Карфагена.
Карфаген, пощаженный его победителем Сципионом Африканским, пятьдесят лет не давал покоя врагу Сципиона Катону Старшему. Все речи в сенате он заканчивал призывом разрушить Карфаген. Однажды он привез из плодородной Африки роскошные плоды и дразнил ими соотечественников, подчеркивая при этом, что такой изобильный край находится всего в нескольких днях плавания от Рима. Наконец, уже будучи в преклонном возрасте, он сломил сопротивление последователей Сципиона и добился войны с Карфагеном, а затем сразу умер, словно до той поры его не пускали в могилу именно страдания по чужим богатствам. Кампания по уничтожению Карфагена стала позорной не только по сути, но и по форме.
За двести пятьдесят лет до этого один учитель из враждебного римлянам города завлек своих учеников в лагерь Марка Фурия Камилла и предложил их в заложники. Камилл отблагодарил угодливого предателя тем, что связал ему руки и поручил ученикам хворостинами гнать его обратно в родной город. Чуть более чем за сто лет до гибели Карфагена врач царя Пирра, могущественного противника римлян, предложил консулу отравить царя. В ответ на посул таким способом одолеть неприятеля римляне срочно сообщили Пирру о готовящемся на него покушении.
Скептикам, во множестве высыпающим на культурном поле агонизирую-щих цивилизаций, подобно чесоточным прыщам - на теле больного, нелишне будет заметить, что ничто великое не возникает на ровном месте, что подобные истории могут прижиться лишь в памяти великих народов, тогда как низменное общество, гноящееся злобным скептицизмом, наоборот, старается изгнать из своей среды все воспоминания о примерах истинной доблести и чести, страшась их, как болезнетворные бациллы - крепкого лекарства. Сам спрос общества на нравственные идеалы характеризует его, доказывает существование нравственного общества, а следовательно, и подобных подвигов, ибо, где есть благодатная почва, там есть и урожай.
Но в тот век, когда идеалы наживы стащили Рим на край бездны, новые римляне взяли на вооружение и новые для своего народа средства, а именно, ложь и подлость. Последняя кампания против Карфагена не была ни войной за жизнь и независимость, как первый этап предыдущей пунийской войны, ни борьбой за безопасность на будущее и лидерство в мировой политике, как ее завершающая стадия, она являлась преднамеренным уничтожением беззащитного, практически мирного города. Карфаген, следуя договору, заключенному со Сципионом, не имел настоящей армии и располагал всего лишь десятью боевыми судами. Но олигархам, главенствовавшим в Риме, мало показалось их гигантского военного превосходства, и они лживым обещанием мира совсем обезоружили карфагенян, а потом объявили им войну.
С Коринфом римляне поступили ничуть не лучше, и два знаменитых города оказались стертыми с лица земли в один год.
Моральное разложение верхушки государства привело к постепенной де-градации основной массы народа, что отразилось и на состоянии армии. Это чуть ли не в карикатурной форме выявилось в ходе Нумантинской войны. Маленький городок в Испании Нуманция в течение четырех лет противостоял консульскому войску и даже принудил его к капитуляции. Пятьдесят лет назад о подобном позоре римского оружия невозможно было и подумать. Лишь появление на сцене театра войны, который уместно назвать театром абсурда, Сципиона Младшего - приемного внука Сципиона Старшего и племянника его жены, еще не порвавшего с ценностями старого Рима, - позволило покорителям всей ойкумены расправиться со скромным иберийским городом. Кстати, и Карфаген пал только тогда, когда римлян возглавил тот же Сципион.
С еще большей очевидностью и масштабностью кризис римского общества отразился в поведении его армии и правящей верхушки во время Югуртинской войны.
Югурта был внуком Масиниссы, однако не принадлежал к царствующему роду. Но, после того как он отличился в составе римских войск, где возглавлял нумидийский контингент, царь усыновил его и, умирая, разделил страну между двумя родными сыновьями и приемным. Югурта отблагодарил покойного царя тем, что заманил в западню и убил одного его сына, а затем развязал войну против второго, то есть действовал вполне по-царски. Потерпев поражение от сводного братца, кровный потомок монарха Адгербал бежал в Рим, где воззвал к прославленной справедливости великого народа. Но, увы, тогдашние римляне являли собою почти антипод народу, добывшему Риму эту славу. Именно на этом и основывал свои расчеты Югурта. Познакомившись в римском лагере с измельчавшими преемниками великого племени, он уверился в том, что в Риме все продажно; богатств же после захвата всей Нумидии у него было немало. И вот преступно добытые деньги обратились на покрытие преступления.
Где моральное разложение, там и подкуп, где подкуп, там и моральное разложение. Так пороки оказывают пособничество друг дружке в деле гноенья человеческих душ.
Нагрузив римских послов звенящим счастьем, Югурта избежал наказания и даже официально получил половину захваченного царства. Другая часть страны была возвращена Адгербалу.
Узаконив наполовину злодеяние Югурты, римские олигархи заготовили объемистые ларцы для африканских сокровищ и принялись следить за дальней-шим развитием событий. Югурта не замедлил с проведением второго акта этой пессимистической комедии. Он вторгся во владения Адгербала и, разбив его войска в правильном сражении, самого царя осадил в столице Цирте. Осада потребовала некоторых дополнительных затрат, так как Югурте приходилась регулярно откупаться от римских посольств за право и дальше нарушать международное право. Он весьма преуспел на избранном поприще и скоро расправился с Адгербалом, сделавшись единоличным обладателем всей Нумидии. При этом Югурта демонстративно истребил всех римлян, находившихся в столице его страны. Так римская олигархия сама породила и выпестовала смертельного врага собственному государству.
Отсутствие в те темные века технических средств информационного наси-лия над массами не позволило продажным сенаторам внушить народу, будто, перерезав жителей Цирты, среди которых было немало римских купцов, Югурта совершил миротворческую акцию, потому Собрание вынудило республиканские власти объявить Югурте войну.
Вступление в Африку римского войска заставило Югурту углубить экономические реформы, то есть собирать с подданных больше денег, так как теперь требовалось подкупать уже не отдельных послов, а целые подразделения вражеской армии. Золото - это моральная щелочь, она успешно разъедает всякую доблесть; лишило оно сил и римские легионы. Война текла вяло и не доставляла особых хлопот Югурте.
Тем временем в Риме узрели болезнь и грохотом судебных процессов попытались заглушить циничный хохот коррупции. Действия против Югурты ужесточились, и он был вынужден в качестве побежденного явиться в Рим для суда. Но тут дела вновь приняли прежний оборот. Попав в знакомую среду олигархии, Югурта ожил и заворочался, как червь в навозе, рассыпая вокруг себя грязь злата и серебра.
