Ни одно из предложений всадников не устраивало Катона, и он направился в их лагерь, чтобы достичь собственной цели. Прислав ему этот отряд, судьба предоставила шанс продолжить борьбу. Если бы Катону удалось убедить всадников войти в город и действовать заодно с пунийцами, это укрепило бы дух горожан, и тогда Цезарю пришлось бы надолго застрять под Утикой. Пока он осаждал бы этот город, Помпей укрепился бы в Испании, а Юба мог овладеть не только своим гаремом, но и царством, на которое теперь покушались конкуренты. Все это создало бы предпосылки для возобновления масштабной войны с узурпатором.

Прибыв в лагерь с небольшой свитой из виднейших сенаторов, Катон хотел сразу выступить на общевойсковой сходке, однако офицеры, стихийно выдвинувшиеся в вожди этой анархической массы, не допустили его к солдатам, опасаясь за свой авторитет и влияние. Марку пришлось объясняться с самозванными военачальниками на лужайке вдалеке от солдатских шатров. Видя, сколь резко упала дисциплина в остатках республиканских войск в результате поражения, Катон не выказывал своего недовольства предложенным распорядком встречи. Чего можно было требовать от этих несчастных беглецов, оказавшихся в положении разбойничьей шайки, если даже победоносные Цезаревы легионеры под шумок резали своих командиров?

Марк набрался терпения и дал офицерам возможность наговориться вволю. Довольные, что их выслушали как настоящих легатов, они и Катону уделили должное внимание. Первым делом Марк призвал их держаться сообща, не разбиваться на группы, не разбредаться по огромной стране, а затем стал отговаривать от службы Юбе. Он понимал, сколь сильное впечатление произвел на них красный плащ нумидийца рядом с покорной белизной тоги Метелла, но старался убедить их, что Отечество еще не погибло и негоже им искать себе хозяина за морем. Даже безволие Метелла, проявившееся в комедии с переодеванием, он истолковал в свою пользу, объяснив недостойный римлянина поступок желанием полководца любой ценой удержать при себе варваров. "Вот насколько это дикий народ! - пояснял он. - И вы хотите отдаться под власть того, кто даже в ранге союзника нагло притязал на господство!"

Вспомнив, что Катон - единственный человек в Африке, к которому Юба относится с почтением, офицеры призадумались над его словами.

- Катон, возьми над нами главенство, и с тобою нам не будет страшен ни Юба, ни Цезарь! - дружно воскликнули они, подытожив свои размышления.

Такому их решению в немалой степени способствовали призывы Катона сохранять единство. Прежде, рассуждая кто во что горазд, они могли делить власть и солдат, думать о службе у Юбы или перспективах разбойничьей судьбы, но, осознав необходимость быть всем вместе и сохранять независимость от африканцев, пришли к заключению, что это возможно лишь под командованием Катона.

Завладев инициативой и последовательно отвергнув предложения оппонентов, Марк приступил к изложению и обоснованию собственного плана. После робких возражений офицеры признали, что в стенах Утики они вместе с Катоном смогут задержать Цезаря и тем самым позволят республиканцам в других регионах собраться с силами для нового этапа войны.

- Однако что будет с нами? - снова воскликнули они, но уже совсем в другой интонации. - Ведь в конце концов Цезарь нас уничтожит!

Катон чуть ли не впервые за все свои взрослые годы растерялся. Его жизнь была сосредоточена в Республике, а не в рядовом человеческом теле. И когда он придумал способ избежать гибели Отечества, единственного обиталища, в котором могла поместиться его душа, то участь телесной оболочки никак не могла его интересовать. Растерянность Катона не осталась незамеченной присутствовавшими сенаторами его свиты, и они истолковали ее как свидетельство того, что он решил добровольно умереть. Это повергло их в отчаяние. "Что станется с нами, если нас бросит Катон? - подумали они. - Только ему под силу вызволить нас из этой проклятой дыры!" Марк не видел реакции сенаторов, поскольку все его внимание сосредоточилось на предводителях всадников.

После краткого замешательства он с подчеркнутой невозмутимостью ска-зал:

- О чем вы беспокоитесь? У нас есть флот. Было бы куда плыть. Вот сейчас нам как раз нигде и нет пристанища, так как всем миром завладел Цезарь. Но его трон подвешен на цепи непрерывной череды преступлений. Если же мы не позволим ему замкнуть очередное звено в этой цепи насилий, он рухнет, и тогда нас всюду примут с распростертыми объятиями. Главное - продержать Цезаря без побед несколько месяцев, и Фортуна повернется в нашу сторону.

Этот ответ будто бы удовлетворил офицеров, но они заявили, что должны посоветоваться с остальными всадниками. Катон попытался воспротивиться их намерению со ссылкой на нехватку времени. Он знал, что люди, недостаточно в чем-то уверенные, никого не смогут убедить и лишь растиражируют свои сомнения. Поэтому совещание всадников не сулило ничего хорошего. Однако ему не удалось добиться от офицеров немедленного принятия решения. Они удалились в свой лагерь.

Катон остался сидеть у подножия живописного холмика в окружении сенаторов. Те поглядывали то на Катона, то друг на друга, мучаясь невысказанной тревогой, но не отваживались беспокоить философа, который углубился в неведомые им размышления.

А Марк действительно задумался, но о чем?.. Он поймал себя на том, что жадно любуется свежей травой, и рассердился на свою безответственную сенти-ментальность. Однако следующая мысль примирила его с самим собою: он понял, что смотрит на эту радость природы вблизи в последний раз, и тут же сообразил, что никогда прежде толком ее и не видел. Эти Цезари, Крассы, Катилины всегда стояли между ним и жизнью, заслоняя собою ее очарование, отравляя смрадом своих желаний ее ароматы, поглощая драгоценное время черными дырами своих авантюр. Как мало он смотрел вокруг! Как мало восхищался! Как мало любил! Как мало он жил! И опять он должен думать о каких-то всадниках, которые одичали и опустились до такой степени, что стали одинаково опасными и для чужих, и для своих.

Но даже этого ему не удалось. Неугомонная затейница-судьба предъявила ему новую задачу. Из Утики галопом прискакал сенатор, которому Марк поручил надзор за пунийским советом, и сообщил, что пунийская верхушка затеяла измену и агитирует горожан против римлян. Это не стало неожиданностью для Катона, но его обеспокоили волнения в стане всадников, которые каким-то образом узнали о происходящем в городе. Он без промедления отправил нескольких сенаторов к пунийским лидерам в качестве послов с просьбой дождаться его, чтобы избежать кровопролития и обо всем договориться по-хорошему. После этого он снова все внимание обратил на всадников.

Офицеры привезли Марку такой ответ солдатской сходки: всадники согласны продолжать войну под командованием Катона, но только на открытом пространстве, где их никто не сможет застать врасплох или предать, а в Утику войдут только в том случае, если будут перебиты все взрослые жители. "Это сейчас пунийцы покладисты, и то не очень, - пояснили офицеры, - а когда к стенам приблизится Цезарь, они нанесут нам удар в спину".

Сенаторы были вне себя от возмущения жестоким предложением всадни-ков. Они знали, что Катон не примет этих условий, а, следовательно, им не удастся получить себе защитников. Но против всяких ожиданий Катон спокойно воспринял ответ всадников и сказал, что обсудит его со своими советниками в Утике. Пообещав оповестить их об окончательном решении через два - три часа, он возвратился в город.

Оказавшись между двумя по сути враждебными ему силами, Катон пред-принимал отчаянные попытки, чтобы удерживать их при себе и, противопоставляя одну другой, заставлять служить своей цели.

Однако ситуация ухудшалась с каждой пройденной Цезарем милей. Катон встретил в Утике совсем не тех людей, каких оставил некоторое время назад. Едва войдя в зал, исполнявший функции здешней курии, он попал в окружение разъяренных торговцев, негодующих оттого, что их заставляют заниматься убыточным делом, да еще с угрозой потери всего бизнеса.