Однако судьба снова нанесла удар Катону, не простив ему и слабой вспышки надежды. Незаметно подкравшись со спины, она грубо сшибла его с ног и затем в очередной раз провела под ярмом. В разгаре бурной деятельности Марк вдруг узнал, что царь, отказавшись от их замысла, отплыл в Италию. Как потом выяснилось, этот слабовольный человек изменил принятое решение под воздействием фаворитов. Причем, опасаясь, что их господин снова может поддаться доводам римлянина, они уговорили Птолемея уехать, не прощаясь с Катоном. По всей видимости, эти советчики внушили царю, что его дружба с ним не понравится Цезарю и Помпею, у которых предполагалось искать помощи. Однако никто из триумвиров не оценил предательского поведения египтянина по отношению к их политическому врагу, и, вообще, все произошло так, как предсказывал Катон. Три года Птолемей обивал пороги домов римских вельмож, посыпал им дорогу золо-тыми монетами и раскаивался в своем поступке, прежде чем Помпей снизошел и согласился завоевать Египет для своего царственного слуги.

Но Катону запоздалое прозрение царя помочь уже не могло. Египет объял хаос анархии, и это усложнило осуществление как экономической, так и политической блокады Кипра. Впрочем, кипрская монархия все равно была обречена на гибель и частичное нарушение блокадного кольца из-за утраты контроля над Египтом лишь затягивало ее агонию.

Поняв, что в ближайшие месяцы овладеть Кипром еще не удастся, Катон сосредоточил внимание на своем втором задании. Дополнительным пунктом постановления народного собрания, состряпанного Клодием, Катону вменялось в обязанность унять гражданские распри в Византии и возвратить туда изгнанников, которые обратились в сенат за помощью.

Византий был основан дорийцами из Мегары за шестьсот лет до командировки Катона. Этот город располагался в чрезвычайно выгодном с точки зрения торговли месте, что, с одной стороны, обеспечивало ему процветание, а с другой - привлекало множество врагов. Византий испытал и персидское, и македонское господство, и набеги фракийцев, поэтому его население в этнографическом смысле было пестрым.

В качестве возможных причин гражданских раздоров в Византии Катон рассматривал три версии: конфликт дорийской аристократии с верхушкой чужеродных, пришлых элементов населения - нечто вроде противостояния патрициев и плебеев в Риме; вражда между проримски настроенными кругами знати и теми, кто в качестве политического оружия использовал патриотические лозунги; наконец, соперничество крупных торговых кланов. Первое предположение выглядело маловероятным, поскольку за шестьсот лет дорийцы должны были раствориться в общей массе городского населения, и вряд ли теперь их потомки идентифицировали себя с основателями колонии. Кроме того, знать сохраняет память о предках и, следовательно, свою этническую обособленность более или менее длительное время, если это - земельная аристократия, но в Византии всем заправляли купцы, а для них родовитость, как и все прочие качества, заменяются богатством. Поразмыслив, Катон отверг гипотезу об этнической природе конфликта и стал склоняться к третьей версии. Судя по всему, в результате восточных походов Лукулла и Помпея изменилась экономическая ситуация в понтийском и малоазиатском ре-гионах. В итоге, одни торговые маршруты оказались чрезвычайно выгодными, а другие утратили былое значение. Какие-то купеческие объединения резко разбогатели, а какие-то - понесли убытки. Далее произошедшие сдвиги в соотношении материального потенциала различных групп населения привели к сдвигам в политической сфере, что и выразилось в гражданских волнениях.

Выработав предпосылки для оценки ситуации в Византии, Катон переговорил с изгнанниками. К его досаде, беседы с этими людьми ничуть не приблизили его к разгадке природы конфликта. Каждый из них говорил лишь о себе и сожалел только о своих утраченных богатствах и должностях. Пообщавшись с ними, Катон потерял всякое желание устраивать их судьбу. Однако в данном деле он не мог руководствоваться своими симпатиями или антипатиями, поскольку являлся представителем государства, а государство требовало вернуть этих самодовольных, одномерно хитрых обывателей на родину и посадить на их родные мешки с золотом.

Так и не составив конкретного плана действий, Катон решил ехать в Византий и во всем разбираться на месте. Его положение в этом вопросе было двусмысленным, поскольку он не только не располагал материальными средствами для воздействия на византийцев, но, в отличие от случая с Кипром, не имел даже формального права вмешиваться в их дела. Поэтому ему пришлось прибегнуть к таким уловкам, какие он никогда не стал бы использовать в собственных целях. Ради исполнения воли сограждан Марк отказался от своих принципов и обставил поездку на берега Пропонтиды с помпезностью, свойственной презираемым им вельможам того времени. Со всего Родоса он созвал льстецов и философов и образовал из них пышную свиту, облачился в дорогостоящие наряды и набил корабль всевозможной утварью, ценимой на Востоке. С таким громоздким сопровождением он и отплыл на север.

Перед отъездом Катон еще раз собрал изгнанников и сообщил им, что бе-рется за их дело и гарантирует успех.

- Однако, - заметил он, - для осуществления моего замысла потребуется войско в составе хотя бы одного легиона.

Византийцам упоминание о легионе показалось свидетельством серьезности предприятия, и они дружно поддержали Катона.

- Отлично, - сказал Марк, только имейте в виду, что, поскольку кампания организуется в интересах частных лиц, то именно эти лица и должны финансировать ее.

Глаза византийцев округлились, а их челюсти приняли такой вид, будто изготовились жевать что-то большое.

- Справедливо? - хмуро спросил Катон.

- Да... - от безвыходности согласились греки.

- Вам надлежит выплатить жалованье пяти тысячам воинов за полгода, возместить расходы на доставку войска к Босфору и обратно в Италию и заключить договора с поставщиками воинского снаряжения и продовольствия.

- И во сколько это нам обойдется? - вдруг сделавшись робкими, неуверенно поинтересовались византийцы.

Как бывший квестор Катон быстро произвел подсчет и назвал сумму, по-вергшую его собеседников в шок.

- Но мы не можем! - воскликнули они, с трудом преодолев замешательство.

- Ну, если ваши дворцы и усадьбы на берегах Пропонтиды того не стоят, то вам, конечно, выгоднее обосноваться в другой стране, - легко согласился учесть их сомнения Марк. - Могу предложить Кипр.

- Да нет, наше имущество в Византии весьма значительно...

- Но вы не желаете потратить меньшую часть вашего состояния на то, чтобы возвратить большую?

- Мы согласны потратить... но только не так много...

- Тогда придется обойтись без войска.

- А это возможно?

- Если вы не хотите тратиться на войну, применим дипломатию. Ничего иного не остается. Я буду договариваться с вашими соплеменниками, что не по-требует от вас расходов, но вот с противниками вам нужно будет поделиться, поскольку, как вы понимаете, даром на уступки они не пойдут.

Стоимость компромисса с согражданами, на который тем придется пойти под давлением Рима, представлялась изгнанникам гораздо меньшей, чем затраты на снаряжение войска, потому они согласились.

Катон велел им плыть следом за собою и, остановившись в окрестностях Византия, ждать, когда он вызовет их в город.

Во время остановки на пути к Боспору в одном из малоазийских портов Катон получил известие, что Птолемей Кипрский, не выдержав груза обрушившихся на него и его страну несчастий, покончил с жизнью. Марк хотел немедленно взять курс на Кипр, но, поразмыслив, пришел к выводу, что у него не хватит средств для повторного снаряжения экспедиции в Византий, и решил довести до конца уже начатое дело. Кипр он вверил Канидию, снабдив его подробной письменной инструкцией относительно мероприятий на острове, а чуть позже прикрепил к нему в качестве наблюдателя своего племянника Марка Юния Брута, который тогда учился философии и риторике в Греции.