Задыхаясь от боли, Мансур отчаянно попытался схватить рюкзак здоровой рукой, но рыбак успел к нему первым и замахнулся фонарем, намереваясь ударить Мансура по голове. Афганцу пришлось отскочить назад, чтобы уберечь череп.
Отпихнув рюкзак подальше, Гантер сильно пнул Мансура в живот и в промежность. Пока его жертва корчилась на полу, хватая воздух ртом, он схватил свою добычу. Рюкзак, однако, оказался слишком тяжелым. Пары секунд, пока Гантер забрасывал его на плечо, хватило Мансуру, чтобы просунуть руку во внутренний карман ветровки. Он крикнул бы, если мог — привлек бы внимание глупого английского мужлана к оружию с глушителем, — но он не мог сделать вдох. И он не мог потерять из виду рюкзак; это было бы концом всего.
Выбора у Мансура не оставалось.
Выстрел был не громче хруста сломанной палки. Больше шума произвел удар крупнокалиберной пули.
С секатором в руке, Энн Лейкби целеустремленно продвигалась вперед по краю парадного газона, срезая мертвые стебли. Было прекрасное утро, холодное и ясное, и ее резиновые сапоги оставляли четкие отпечатки в подмерзшей земле. Высокая, по плечо, трава не позволяла видеть берег, но за ней проглядывало коричневатое море.
Здравомыслящая и уравновешенная Энн была уважаемым членом общины, и ее громкий раскатистый смех был хорошо известен в Марш-Крик и его окрестностях. Как и сам Холл, она стала чем-то вроде местной достопримечательности.
За тридцать пять лет брака она так и не полюбила серое нагромождение поздневикторианских построек, которое унаследовал ее муж. Сад, однако, был ее гордостью и радостью. Она упорно трудилась, чтобы поддерживать его в блестящем состоянии, и несколько раз в год открывала двери поместья для любопытствующей публики.
Вкладом Перри в их брак был этот дом, но это был его единственный вклад. Энн происходила из семьи местных землевладельцев и унаследовала после смерти родителей очень много. Она сделала своим правилом держать свои личные счета отдельно от счетов мужа. Многие пары нашли бы такие отношения невозможными, но Энн и Перри удавалось уживаться друг с другом без особых трений. Она любила его и в определенных рамках была готова потворствовать ему в тех мелочах, которые делали его счастливым. Но она хотела знать все, что происходит в его жизни, а сейчас она этого не знала. Что-то было не так.
Убрав секатор в карман, Энн пошла по тропинке, которая вела к берегу. Она, как и газон, сильно промерзла, но Энн заметила, что недавно ее сильно истоптали. Наверное, этот мерзавец Гантер, предположила она. Почему Перри терпит его хождение взад и вперед по их земле, ночью и днем, она не знала.
Ее мысли были прерваны оглушительным ревом реактивных истребителей. Взглянув наверх, она увидела, как три истребителя ВВС США прочертили следы по темной голубизне неба. Лейкенхит, предположила она неуверенно. Или Милденхолл. Это напомнило ей, что еще задолго до завтрака перед домом сновали туда-сюда полицейские машины. Иной раз здесь становилось оживленно, как на Пиккадилли.
Энн спустилась к морю. Холл и сад занимали приподнятую косу, обрамляемую с востока и запада пустынным пляжем. Во время прилива его покрывало море, но при отливе он обнажался, превращаясь в царство бакланов, крачек и куликов. На дальнем конце косы находилась семидесятиярдовая галечная гряда, известная как Холл-Бич. Это было единственное место на несколько миль в любом направлении, где к берегу могли подходить суда. Таким образом Энн и Перри Лейкби было обеспечено уединение. Точнее, было бы обеспечено, размышляла Энн сварливо, если бы Гантер не держал здесь свои лодки и сети.
Прибыв на работу в 8.30, Лиз обнаружила сообщение с просьбой срочно связаться с Зандером. Она включила компьютер и открыла зашифрованный файл Фрэнки Ферриса. Он оставил ей номер телефона-автомата в Челмсфорде и попросил, чтобы она звонила каждый час, пока он не ответит.
Она позвонила в 9.00. Он поднял трубку на первом звонке.
— Можешь сейчас говорить? — спросила Лиз, доставая карандаш и блокнот.
— В настоящий момент — да. Я нахожусь в многоэтажном доме. Но если я повешу трубку, вы… Дело в том, что при приеме груза кое-кого уделали.
— Кого-то убили?
— Да. Вчера ночью. Не знаю где и не знаю деталей, но думаю, что была стрельба. Истман совершенно потерял голову, только и орет, мол, арабы то да пакистанцы это…
— Не отклоняйся от сути, Фрэнки. Начни с начала.
— Ну, едва я вошел в офис, как столкнулся с Кеном Перкиссом, это кладовщик Истмана. Он сказал, чтобы я не высовывался, босс, мол, совсем сошел с…
— Потому что кто-то был убит при приеме груза?
— Да. Он сказал, по словам Кена, что он говорил этим колбасникам, что они перегружают сеть. Что-то о том, что, когда их проблемы закончились, его начались.
— А ты говорил с самим Истманом?
— Нет, я внял совету Кена и слинял.
— Зачем ты рассказываешь мне все это, Фрэнки? — спросила Лиз, хотя знала ответ. Фрэнки прикрывал свою спину. Если Истмана повяжут, что вполне вероятно, когда начнется расследование убийства, Фрэнки не хочет идти на дно вместе с ним. Он хочет иметь возможность заключить сделку, пока у него еще есть кое-какие карты на руках.
— Хочу помочь вам, — сказал Фрэнки обиженным тоном.
— Ты говорил с Моррисоном?
— Я не буду разговаривать с этим ублюдком. Или вы и я, или ничего.
Лиз взвесила варианты. Она не хотела ссориться с полицией Эссекса, но Фрэнки, казалось, принял твердое решение не разговаривать с Моррисоном. К тому же она все равно сразу же передаст им всю информацию.
— Как мне с тобой связаться? — спросила она в конце концов.
— Дайте мне номер. Я сам вам позвоню.
Так Лиз и сделала, и телефон отключился. Она посмотрела на нацарапанные ею заметки. Немцы. Арабы. Пакистанцы. Сеть перегружена. Может быть, наркотики? Было очень похоже. Мелвин Истман занимался именно наркотиками. Но с другой стороны, многие наркоторговцы переключались на контрабанду людьми. Трудно отказаться, когда пограничники уже подкуплены и канал доставки работает.
Лиз сняла трубку и позвонила в спецотдел полиции в Челмсфорде. Назвав свой кодовый номер по антитеррористической группе, она спросила, не поступали ли утром рапорты об убийствах.
Повисла короткая тишина, затем раздался слабый щелчок коммутатора, и ее соединили с дежурным офицером.
— Здесь ничего, — сказал дежурный. — Но, кажется, рано утром была стрельба в Норфолке. В туалете у придорожного кафе «Фэрмайл» около Фейкенема. Криминалисты уже на месте, но мы послали туда своего человека, потому что возник вопрос относительно примененного оружия.
— Какой вопрос?
— Баллистики идентифицировала пулю, как… — послышался звук перелистываемых бумаг, — бронебойную калибра 7,62 миллиметра.
— Спасибо, — сказала Лиз, записывая калибр. — Как зовут вашего человека?
— Стив Госс. Дать его номер?
— Пожалуйста.
Он дал ей номер, и она отключилась. В течение нескольких минут она разглядывала свои заметки. Она не была экспертом, но знала, что патроны калибра 7,62 применялись обычно в армии. Прекрасно подходят для боевых действий, но слишком громоздки для убийства с близкого расстояния. А бронебойная пуля? Что все это значит?
Она прокрутила факты в голове. Как бы она их ни складывала, дело выглядело плохо. Следуя правилам, она позвонила Бобу Моррисону. И вновь он перезвонил ей из автомата, но на сей раз связь была лучше. Он слышал об убийстве в придорожном кафе, сказал он, но не во всех подробностях.
Лиз повторила то, что рассказал ей Феррис. Ответы Моррисона были короткими, и она ощутила его острое негодование тем, что его источник, каким бы бесполезным он ни казался, отрезал его от информации.
— Зандер говорит, что Истман был в ярости, — сказала она ему.
— И я был бы в ярости, будь я Истман. Последнее, что ему нужно, это проблемы на его территории.
— Я высылаю вам отчет о звонке Зандера.
