Я любила его. Я не хотела, но любила, и менять это было слишком поздно, потому что как только мое сердце что-то испытывало, я не могла повернуть вспять. Это глюк в моей системе.

Я решила, что Риодан каким-то образом не дает мне пройти весь путь с Танцором. Не хочет, чтобы я потеряла девственность с кем-то, кто может умереть. Не то чтобы Риодан знал, что я девственница. Но это вполне хитроумно: типа «не позволять Дэни слишком заботиться о Танцоре, потому что когда он умрет, у нее может снести крышу, и она будет не такой продуктивной».

Добравшись до его офиса, я была так раздражена, думая о том, как он портит мне жизнь — снова — что ворвалась внутрь в режиме стоп-кадра, и мои вибрации в двадцать-с-чем-то-лет были куда более впечатляющими, чем в четырнадцать. Я могла не только поднять в воздух бумаги и растрепать волосы; на высоких скоростях я способна сотрясать стекло в стенах.

Весь его офис затрясся и задрожал, а я стояла там и смотрела на него из режима стоп-кадра. Затем он оказался в нем же рядом со мной, стоя совсем близко.

— Что? — потребовал он.

— В каком смысле «что»? — прорычала я.

— Ты так врываешься сюда только тогда, когда ты чем-то взбудоражена. Выкладывай, и покончим с этим. У меня есть дела.

— Например, бумажная работа? Как будто ты когда-то ей занимался. Это твоя татуировка меня притягивает, или ты сделал что-то еще? — я перешла сразу к делу.

— Притягивает как?

— Каждый чертов раз, когда я прохожу мимо твоего клуба, твое маленькое внушающее заклинание пытается затянуть меня внутрь. Сними это с меня, — он мгновенно вышел, и я последовала за ним в реальность с нормальной скоростью, затем ткнула пальцем в его грудь. — Если хочешь обсудить со мной что-то, напиши смс. Не используй против меня магию. Хватит с меня этих манипуляций.

Его серебристые глаза сверлили меня взглядом.

— Всякий раз, проходя мимо моего куба, ты хочешь зайти внутрь?

— Ты применил какое-то заклинание. Ты знаешь, как это работает.

Он слабо улыбнулся.

— Я не использовал против тебя никаких заклинаний.

Как только он это сказал, я знала, что он говорит правду. Я могу понять, когда он увиливает, как когда нет. Метод Риодана — не врать напрямую, а складывать слова в маленькие запутанные крендельки помутнения. Его ответ был слишком прямолинеен, чтобы содержать какие-то увертки.

Я стояла, мечтая просто стереть последние несколько моментов с доски моей жизни. Я только что выдала Риодану то, что я так часто и напряженно думала о нем, что решила, будто он меня приворожил. А у его серебристых глаз появилось то слабое самодовольное выражение, которое, возможно, никто кроме меня и не заметил бы.

Так или иначе, я собиралась выйти из этого с достоинством.

— Так твоя татуировка не имеет на меня никакого воздействия?

— Наоборот. Это мне она доставляет проблемы.

— Никаких заклинаний?

Он качнул головой влево, и это сияние самодовольства слегка замерцало.

Я шумно выдохнула и сказала:

— Значит, это потому что я не могу перестать об этом думать.

Он выжидающе выгнул бровь.

— Шазам, — пояснила я. — Всякий раз, приезжая сюда, я начинаю думать о нем. Ты сказал, что можешь мне помочь.

Эти последние несколько недель я заставляла себя отложить мысли о Шазаме в анабиоз, сосредотачиваясь на спасении мира и Танцоре, именно в таком порядке. Как я могла оправдать погоню за чем-то, чего я хотела просто потому, что мое сердце болело до такой степени, что меня едва не тошнило посреди ночи, когда мир затихал, а я беспокоилась о том, где Шазам, как он, плачет ли он в одиночестве — а в это время миллиарды людей могли погибнуть, если мы их не спасем? Как я могла оставить Танцора? Что, если он умрет, пока меня не будет?

В детстве мои мысли были такими линейными — из точки А в точку Б. Было то, чего я хотела, и что я делала, чтобы это получить. Но с возрастом у тебя внезапно появляются еще и В, Г, и так до Я, которые ты тоже должен принимать в расчет.

Впервые вернувшись в Дублин, я четко осознала, сколько времени пройдет для Шазама, пока я буду искать способ спасти его и вернуть нас обоих домой. Чем больше времени проходило, тем больше я волновалась, что когда вернусь за ним, он уже уйдет. У меня не только по-прежнему не будет его, мне придется заплатить цену, в которую мне обойдется возвращение — и все впустую.

Я опустилась на стул возле стола Риодана и подождала, пока он сядет по другую сторону. Когда он наконец-то сделал это, я сказала:

— Ты говорил, что можешь найти меня где угодно с этой татуировкой. Ты попросил меня не пользоваться ею, когда ты был ранен, и я этого не сделала. Теперь я хочу ей воспользоваться, — хоть и сказав это, я гадала, как мне поступить, если он скажет «да». Могла ли я оставить этот умирающий мир? Танцора?

Риодан потер подбородок, щетина бородки скребла по руке, и внезапно я представила, как эта челюсть вгрызается в человеческое бедро, вспомнила, каким мощным гладким черным зверем он стал, и я задрожала. Достав протеиновый батончик, я разом откусила половину.

— Думаю, у нас есть в лучшем случае неделя, прежде чем одна из дыр коснется земли, — сказал он. — Это потребует больше времени.

Неделя? Мак мне этого не говорила! Но с другой стороны, я не видела ее несколько дней.

— Все об этом знают?

Он отрицательно покачал головой.

— Это породит панику. Мы как можно быстрее уводим людей из этого мира. Расскажи мне про Шазама.

Я удивила себя, подчинившись. Я собиралась кратко обрисовать ситуацию, но как только я начала говорить, все просто полилось наружу, как океан, сдерживаемый протекающей дамбой. Шазам жил, когда я о нем говорила. Я почти вновь чувствовала его тепло своим телом, слышала, как он сердито бормочет, требует ухода, внимания и еды, всегда больше еды. Боже, как я по нему скучала!

Я рассказала Риодану про встречу с Шазамом на планете Олеан с телепортирующимися деревьями, как он стал моим лучшим другом и компаньоном, о множестве миров, по которым мы путешествовали вместе, и приключениях, которые мы пережили. Я вспоминала, смеялась и светилась изнутри. Разговор отнес меня обратно в те миры, где мы с удовольствием самозабвенно играли, когда позволяли обстоятельства.

Я рассказала ему, как каждый день засыпала и просыпалась рядом с Шазамом. Четыре года, плюс-минус, мы были друг для друга целым миром. Мы охотились, готовили еду, заботились друг о друге, сражались и бежали со всех ног. Он был моей опорой, моим учителем, моим чемпионом, моим постоянным спутником, и день без моего любимого, ворчливого, смешного, потрясающего, депрессивного друга был равносилен дню, проведенному с ампутированной конечностью.

Риодан слушал, откинувшись на спинку кресла, уложив ботинки на стол, скрестив руки за головой, и пока я говорила, он менялся. И чем больше он менялся, тем больше я говорила.

Эти отстраненные серебристые глаза потеплели и ожили, открывая за собой сложные хрустальные глубины. Он улыбался, смеялся, полностью погружаясь в мои истории и задавая бесчисленное количество вопросов. Пролетали целые часы, пока я щедро кормила его историями о наших чудных приключениях, и застывшая часть меня оттаяла в нежное летнее озеро.

— Но не всегда были лишь игры и веселье, — сказал он наконец.

Я пожала плечами, перебрасывая ногу и оседлывая стул.

— А чья жизнь состоит лишь из них?

— Почему тебе пришлось его оставить?

Я закрыла глаза и тихим голосом рассказала ему о последнем мире, в который я прыгнула, следуя за Шазамом. У каждого мира были свои риски, но эта планета имела сразу несколько опасностей, которые в сочетании образовывали идеальный шторм.

Портал на планете Х — так я называла ее потому, что не пробыла там достаточно долго, чтобы узнать ее название — находился на маленьком острове посередине озера. Обитатели представляли собой примитивные племена со странно развитыми технологиями или магией, полуголые люди с тщательно украшенными перьями головными уборами. Они исполняли что-то вроде ритуальных танцев вокруг зеркала, когда мы пришли, и очевидно, имели дело с людьми или монстрами, вторгавшимися в их мир через портал, потому что они воздвигли вокруг него мощное поле, ловившее все и вся в момент выхода.