— Алё, здравствуйте, тётя Надя.

— Саша, ты ещё в городе?

— Да, в Кабмине, у Лукошко сегодня торчал.

— Загляни к Вале, что-то он засиделся сегодня. Если там не сильно важное — тащи его домой. У него — сердце, нельзя перерабатывать, ночами сидеть. На часах уже двенадцать. Закругли там всё, ты же можешь.

— Добро. Сделаю, мне не сложно. Вы дома, в Гнезде?

— Да.

— Я отзвонюсь чуть позже.

— Доброй ночи всем. Валентин Андреевич, по какому поводу консилиум? Что за аврал?

— Девочка одна из нашего Днепропетровска приехала, покритиковала нас, несколько идей подкинула. Плодотворных. Пока все тут, азарт не прошёл, обсуждаем, решаем. А что?

— Да, тётя Надя переживает. Это ещё долго будет?

— Наверно, можно закругляться. Товарищи! По домам! Жёны волнуются. Всем спасибо. До свидания.

Строители покинули кабинет, забрав бумаги, впечатления, шум. А Тонина головка покоилась в фигурном подголовнике и тихо сопела.

— Ай, как неудобно. Про девочку мы забыли, неблагодарные.

— А я её знаю.

— Алё, Саня, почему не звонишь?

— Тока-тока собирался, веришь? Всё, уже едем, совещание у дяди Вали кончилось, палками разгонять не пришлось. Прикинь, это всё из-за одной моей старой знакомой. Помнишь, я тебе рассказывал, ты ещё ругалась, как спецназовца с того света вытащил? Это его жена.

— Та, которая в Навь ходила?

— Ага.

— Как интересно… А можно с ней поговорить? А то от тебя нормального рассказа не дождёшься: «Сходили, долго, скучно, устал, вернулись, где мой чай?»

— Даже и не знаю, Солнышко. Она заснула. Дядя Валя, оставим девушку на ночь тут? Лена просит привезти её в Гнездо.

— А что меня спрашивать? Просит — буди, у девушки спрашивай. А в кабинете спать неудобно. И не положено. Секретность ещё никто не отменял. Вдруг, она — американская шпионка?

— Га-га! Тепло! Вы будете смеяться, но её муж — действительно американский, только не шпион, а диверсант. Но он уже наш.

«И что мне с ней делать? Нежно погладить по щеке? Попытка — не пытка».

— Тоня, подъём..

— Я не сплю!

— Конечно. Теперь. Ты приглашена в гости к нам домой. Моя жена пригласила. Поедешь?

— А я заснула?

— Ещё как. Поедешь?

— Ну… Да, наверное.

— Ты представляешь, Надюша, молоденькая девочка, как наша Лена, даже не строитель, дала нам, матёрым волкам, несколько интересных идей и дельных советов. Она меня, строителя с тридцатилетним стажем, строившего Байконур и заводы, учила делать вентиляцию. Ты себе это представляешь? Предложила создать камеры предварительного осушения, перед выпуском тёплого воздуха, чтобы не терять влагу. В условиях ядерной зимы это будет важным фактором. Впрочем, о ядерной зиме речь не шла.

— Валя, хватит о работе, завтра выходной — расскажешь, ложись спать. О, а в Ленином коттедже свет ещё горит…

— Тоня, вот ваша комната, бельё на постели свежее. Туалет и ванная — за этой дверью, в комнате. Детские у нас в другом крыле, так что никто рано не разбудит, спокойной ночи.

Утром дети осмелели, и, пока Лена кормила малышку, приставали к гостье. А та, не нашла ничего лучшего, рассказывала о муравьях, термитах и прочих животных. Сказки как-то подзабылись с детских времён. Колобка помнила, но он слишком короткий… На новом месте, как ни странно, выспалась. Правители не всегда соблюдают распорядок: отдыхают по выходным, но этот выходной отдыхали. Корибут размялся во дворе с охранниками и пришёл завтракать. Завтрак прошёл в беззаботной беседе, потом Саня ушел к Сладовым, которые жили по-соседству. А Тоня осталась с Леной и детьми. Лена сноровисто одела разбегающуюся детвору, и они все вместе, вместе с Тоней, пошли гулять. Хотя во дворе Корибутов была качель на верёвках, привязанная к ветке дерева, но играть пошли в парк Большого Гнезда. Там развлечений для детей было больше: разного размера качели, карусели, горки, лесенки — стандартный набор. Дети заняли себя сами: пошли играть, Тоня и Лена смогли пообщаться.

— А почему тут только ваши дети?

— Обычно детей выводят несколько позже, я специально выбралась раньше, чтоб монопольно с тобой поговорить. Наше Гнездо — деревня. Дома элиты: министров, замов, членов обеих команд Сани, ещё разные люди. Тут встречаемся мы, их жёны. Уже всё сто раз говорено-переговорено, все сплетни рассказаны, косточки перемыты. А ты — новый человек, с тобой будет интересно. Особенно мне. Я люблю магию, но Саня редко мне рассказывает. А уж, чтоб поводить где, как тебя, от него не дождёшься. Ах. Сначала книжки читала, потом в жизнь ворвался Саня, и показал магию реально. Интересно!.. Расскажите мне, что знаете, Тоня.

— Лена, а может, есть смысл перейти на «ты»? Мы примерно одного возраста, я даже несколько моложе?

— Да, отлично.

— Можно я спрошу первая? Ты упомянула слово «элиты». Люди привыкли, что власть всегда врёт, особенно когда речь идёт о материальном. Сейчас я своими глазами наблюдаю жильё власти: очень неплохие дома, лучше среднего, но явно не дворцы.

— Это так и есть. Так все наши живут. Саня запрещает иметь нефункциональные излишки. Большинство раньше жили значительно хуже, поэтому всех всё устраивает.

— Хорошо, а еда? Я на завтрак не заметила чёрной икры килограммами.

— Ха-ха! Разве вы не знаете о политике внедрения вегетарианства? Мясоеды рак и сердечнососудистые лечат за деньги, зубы — за деньги, быстрее выбирают квоту социальных благ. Считается, что мясное производство сильнее нагружает народное хозяйство, в пересчёте на килограмм веса готовой еды. Ещё работникам умственного труда, которые мясоеды, снижают некоторые рейтинги.

— Это я знаю. В лагере я старательно учила рейтинговую систему. С другой стороны, мой начальник, Иван Игоревич, талантливый учёный, но мясоед.

— Саня говорит, что после мяса мозги работают только на его переваривание, вычислительные ресурсы идут в желудок, а думать пару часов вообще невозможно. А после фруктов, например, — можно.

— Впрочем, а ты знаешь, Лена, наш Тюрин, формально — мясоед, но, бывает, целый день не ест. Аллочка, его жена, иногда придёт, найдёт, силой накормит. Может, твой Саня и прав. Хотя, народ это считает самодурством. Большинство зэка плевали на некоторое снижение рейтинга и ели мясо, особенно мужчины. Мне Ваня рассказывал, мой муж.

— И ничего не самодурство! Сама посуди: где у нас мощные когти? Нашими ногтями только мужа можно поцарапать. Где клыки, чтоб убивать? Можем ли мы сустав разгрызть, как делают это собаки? А где у нас рефлекс преследования добычи? Мы не кидаемся, как кошки, за птичками. Нам неприятно есть сырое мясо. Мы его жарим-варим, солим-перчим. Вид убитой окровавленной туши на прилавках не заставляет течь слюнки. И так далее. Вот ты про икру меня спросила. Я сейчас на четвёртом месяце хожу. Вопрос: насколько приятно думать, что я ем чужих детей? Пусть и глупых рыб? Опять же: икру подсаливают и всё такое прочее. Давайте сменим тему. Агитация за программы власти — это хлеб Галины Вишневецкой, не буду забирать. Тоня, расскажи мне о Нави. Как оно там? Как это всё было?

— Ой, я плохо помню. Даже не так: помню нормально. Но там другой мир, не наш мир слов, а что-то иное. Описывать его словами этого мира трудно.

— Саня называет этот мир Явью. Ну, постарайся, Тонь… Знаешь, как интересно?!

Минут десять Тоня пыталась описать обычными словами ту гамму новых чувств и ощущений, что дал опыт посещения Прави и Нави. А Лена слушала, раскрыв рот. Но в одном месте решила вставить свои пять копеек.

— А мне Саня говорил, что Правь, это просто свод законов Яви и Нави, эдакий кусок хлеба, к которому в одной половинке приклеен сыр, то есть Явь, а в другой половинке — Навь, как масло.

— Если честно, то я, наверное, и одной десятой не видела того, что видел твой Саня. Больше всего мне запомнился страх на Калиновом мосту, между кромками Яви и Нави.