— А какие задачи вам Диктатор поставил по химии?

— Погоди-погоди. Ты хочешь украсть мой хлеб? Или Терминатор завербовал тебя в американские шпионки?

— Ха-ха! Хочу отблагодарить Александра Владимировича…

— А-а! Это совсем другое дело. Рубан что-то в самом начале говорил про какой-то «термит». Они это вещество подсмотрели, наверно, у американцев. Потому что Рубан сослался на Юревича. И название уже есть. Не, ну ты такое видела?! Характеристики известны, название есть, а вещества — нет! Темнил Рубан, точно. Это не важно. Это вещество, с его слов, похоже на напалм, но даёт при горении на воздухе 3000 градусов. Вояки хотят этим жечь танки, самолёты и корабли. Это значит, что данное вещество должно хорошо брать железные и алюминиевые сплавы. Возможно: углепластик. Вижу тут техническое противоречие: оно должно быть достаточно инертным, чтобы кислород воздуха его не жёг, с другой стороны, дать такую температуру могут только очень активные процессы и активные вещества. Нужно учесть, что на многих сплавах будет краска и окислы, то есть напрямую взаимодействовать с целевыми агентами может быть трудно. Как будущий химик, ты должна знать, что в алюминиевых контейнерах перевозят многие кислоты. Оксидная плёнка отлично держит. Я бы советовал, не ставить задачей подбирать вещества, дающие искомый эффект при реакции с металлами. Тот же фосфор, к примеру, известен давно, но он имеет другие свойства и боевое применение. Лучше иметь бинарный состав, перед применением смешать… И должен быть третий компонент, который будет создавать над зоной реакции бескислородный слой воздуха.

— Боже мой! Благодарю за лекцию, Иван Игоревич. Но, наверно, я не справлюсь. Это всё очень сложно.

— Не бойся, девочка! Глаза боятся, а руки делают. Можно проверить одну гипотезу. А что, если американцы не соблюдают секретность? И их «термит» назван не потому, что температуру высокую даёт, а от другого корня? От насекомого? Выпусти на волю фантазию, порви оковы здравого смысла! Пускай остальные считают тебя сумасшедшей, а ты — твори!

— Жаль, что я на физкультуру поступила до лагеря. Лучше бы на биологию или химию.

— Ничего страшного. Есть библиотека, энциклопедии, Сеть, наконец. Действуй! Кстати, Сладов мне все уши прожужжал своими подземными городами, когда я ему «Паяльник» сдавал. А термиты живут под землёй, свои, с позволения сказать, города строят. А Сладов — тесть Диктатора… Улавливаешь логику?

— Ага…

Тоня целый месяц штудировала и исследовала уже тему термитов. Насекомых. Знала про них всё. Потом перекинулась на муравьёв. Потом — на мышей, кротов, землероек, лис. Пещеры и катакомбы, наши подземные города и лучшие зарубежные, метро и туннели, в том числе под Ла-Маншем. Больше всего впечатления на девушку произвели подземелья Каппадокии. Под землёй жить — это совсем не то же самое, что на поверхности. А если вы планируете жить в городе, изолированном от поверхности, возможно, без электричества, сильно заглублённом — тогда всё меняется. Обычные строительные стандарты не подходят. Изыскания по самой горючей смеси она тоже начала, но у неё была небольшая пауза, дня три, пока кое-что сделают под заказ. Делать было почти нечего. И сильно тянуло к Корибуту. В голову запали слова Тюрина: «А Сладов — тесть Диктатора». Она познакомилась с доступными работами по Днепропетровску-подземному. Её уровень допуска оказался довольно высоким, смогла пройтись, посмотреть многое. Полистала учебники по строительству, подумала пару вечеров и решилась: выпросила у Тюрина разрешение на параллельные работы по подземному направлению. Тюрин разрешил с условием: не в ущерб основной работе, в том числе её инициативам по «термиту», разрешал привлекать, при необходимости, чертёжный отдел и прочие, доступные ресурсы. «Термит» двигался трудно, а по подземельям месяца через полтора был достигнут потолок. Их потолок, как непрофильного подразделения. Все идеи, которые Тоня накопала, были грамотно оформлены, обсуждены на своём уровне. Все спорные места, которые Тоня увидела и считала ошибочными в Днепропетровске-подземном, она отметила и прокомментировала. Написала по Сети на имя официальной приёмной Сладова, кратко изложив суть дела. Выслала образцы работы. Ждала, что попросят выслать остальное, на том и конец. Но чудо свершилось. Материалы были грамотно оформлены, содержали оригинальные идеи, помощник Сладова не решился их отбраковать, дать стандартную отписку. Доложил шефу, Сладову, что так, мол, и так, есть инициатива снизу, интересно, что будем делать? Пусть шлют материалы? А Сладов, после беглого просмотра, заинтересовался и приказал подать сюда Ляпкина-Тяпкина, то есть инициативника, то бишь — Тоню. Тоня оформила командировку и на крыльях полетела в Киев. Хотя, если вдуматься, то совершенно нелогично выглядела её радость. Она ехала к тестю Корибута, а не к Сане, её любимому, умному, великому, доброму и самоотверженному.

На следующий день, ближе к вечеру, Тоня уже сидела в огромном кабинете второго министра Сладова и рассказывала, прихлёбывая чай. Об алгоритме постройки, о дальних переходах, о структуре камер, о разновысоких столбах, вентиляционных отверстиях, постоянной температуре, плантациях грибов. Тоня сумела набросать эскизы некоторых решений. Были и противоположного смысла рисунки: ошибки, по мнению Тони, в проектировании и строительстве Днепропетровска-подземного.

Поначалу девушка бэкала, мэкала, еле объяснила, что хочет. Но Сладов оказался именно таким, каким его все везде описывали: тактичным, вкрадчивым, неторопливым, внимательным, глубоким. За её скомканными словами он ловил смысл, задавал наводящие вопросы, и, через пять минут беседы, сменил формат общения: послал Тоню в буфет. И дал секретарю задание собрать рабочее совещание по подземному проекту через полчаса.

Валентин Андреевич не был чванливым снобом. Ещё совсем недавно он был пенсионером. А на пенсию ушёл с должности зам. начальника цеха на ЮМЗ. Три тысячи работников. Он был рабочей лошадкой, которая тащила львиную долю работы в цехе. В том числе с людьми. Он был в возрасте, поэтому, хотя и научился пользоваться Сетью, но предпочитал живое общение, считая его более информативным. Поэтому он вызвал Тоню к себе, в Киев. Лена, жена Корибута, его дочь, была поздним ребёнком. Соответственно, лет Валентину Андреевичу было немало: семьдесят один. Ум работал уже медленнее, чем в молодости, но с должностью второго министра по строительству, он вполне справлялся. Его дополняли относительно молодые заместители, начальники отделов и управлений, талантливые инженеры. А опыт и чутьё позволяло верной рукой вести все проекты, которые на него нагрузили страна и Корибут. Он не жалел. На пенсии было скучно.

Через полчаса началось совещание. Профессионалы от строительства улавливали смысл идей раньше, чем Тоня успевала изложить, тыкая указкой в подготовленные плакаты и эскизы. Спорили на ходу, перебивая друг друга, временами забывали о существовании Тони вообще. Сладов почти не вмешивался, но внимательно всех слушал. Рецепты решений, подсмотренные у природы, не поставили дело строителей с ног на голову, но заставили задуматься, поколебали уверенность в безупречности предыдущих решений. Когда идеи Тони исчерпались, пошла обычная творческая работа: обсуждение конкретных вариантов, исполнителей, сроков, подрядчиков, прикидка смет и объёмов работ. Пока Тоня была нужна, она стояла то у рабочей стены, то у кульмана, а когда её роль окончилась, оказалось, что, несмотря на внушительные размеры кабинета второго министра, свободных стульев нет, мужики спорят, обсуждают, работают, одним словом. А её никто не отпускал, но и делать нечего. Валентина Андреевича обступило несколько человек, что-то согласовывая. Уходить Тоня не стала: вдруг ещё что-то от неё понадобится. В углу стояла кадка с пальмой и кресла с диваном. Тоня села в большое, мягкое кресло, утонула там, и через несколько минут задремала. В этом не было ничего удивительного: напряжённая работа последних дней, плохо спала в поезде, мало ела, устала, убаюкал размеренный рабочий шум строителей, кресло хорошее, торможение после стресса.