Хорошо, если женщина наделена такими чертами и изгибами тела, которые мужчина называет красивыми или классическими, сексуальными или милыми. Фигура — вот во что течет красота. Но фигура сама по себе еще не красота. Красота — это то, что живет внутри. Это что-то такое, что одухотворяет черты, зажигает глаза, согревает сердце, губы. Представьте себе одну и ту же женщину: вот она, полная жизни, смеющаяся, спокойно спящая, и она же мертвая и холодная. Одно лицо и та же фигура, ничего не изменилось — только то, что живет внутри, угасло.

Можно назвать это как кому нравится: электричество, дух, темперамент, магнетизм, огонь. И все это было у Лори. В избытке, спрессованное и переливающееся через край. Возможно, другие женщины наделены такими же правильными чертами, такими же светящимися глазами и теплыми губами, такой же безупречной грудью, такой же тоненькой талией, такими же соблазнительными бедрами и стройными ногами, но у Лори было что-то, заставлявшее все это звучать на особой ноте. В ней был поток энергии, высокий звук. Даже когда ее волосы в беспорядке, а ее лицо не тронуто косметикой, все при ней.

— О чем ты думаешь? — заинтересовалась Лори.

— Трудно сказать…

— У тебя такой… ох, я не знаю. Такое интригующее выражение лица.

— Вряд ли я найду слова, чтобы рассказать тебе, Лори. Но когда-нибудь попробую.

— Когда?

— Когда… когда придет время.

— Боже мой, ты говоришь так серьезно.

Я обиженно покачал головой — что ж, по заслугам.

— Неужели я не могу быть серьезным? Ладно, я еще не завтракал, а твои слова все будоражат…

— Ой, не говори так.

— Хорошо, хорошо. Я лучше побегу. Просто хотел предупредить тебя насчет Лагуны. Джим меня попросил.

Я нехотя повернулся и вышел в коридор.

Вернувшись в «Спартак» и ожидая, когда же объявится Джим, я решил позвонить в полицию. Мне сообщили, что ни один водитель не был оштрафован за перевозку трупа в автомобиле; полицией также установлено, что мертвецы нигде не валяются и не портят местный пейзаж. Что ж, жаль. У меня, правда, есть нужная информация об умершем Микки М., и я почти на сто процентов уверен в том, что знаю, почему его тело похитили прошлой ночью. Нет на руках трупа — не может быть и речи об установлении личности погибшего бандита, и, значит, обрывается ниточка, ведущая к тому типу, что послал Микки М, прошлой ночью на мокрое дело.

Тот, кто нанял Микки, даже не догадывался о том, что я узнал маленького мерзавца, и уж тем более ему не могло прийти в голову, что бандитская рожа убийцы попала в кадр фильма, который снимал Джим.

От того, что я знал, легче не становилось, хотя полиция вообще не располагала никакими новыми сведениями. По их данным, Микки М. — полное имя Майкл М. Грохтунгер — подвергался допросу пять лет назад в Лос-Анджелесе и был отпущен. Примерно в то же самое время я столкнулся с этим типом, и с тех пор у полиции ничего не было против него.

Случай свел меня с Микки М., когда он в числе нескольких других юнцов, переживающих период взросления, входил в состав шайки под предводительством Луи Грека. На самом деле Луи такой же грек, как я эфиоп, и вообще не было известно, какой он национальности. Я бы сказал, что он был на четверть слюнтяем, на четверть обезьяной, на четверть хитроумным вором, а в основном — сукиным сыном. Луи рано вошел в преступную жизнь; сначала как кошачий вор — он охотился по ночам на кошек, — после исправительной колонии для малолетних занимался мелким воровством, азартными играми, наркорэкетом и вымогательством. Пять лет назад его посадили в тюрьму, и, насколько мне известно, он до сих пор находится в Сан-Квентине. Остальные члены банды, включая Микки М., рассеялись по стране, и с тех пор не было никаких официальных данных об их деятельности. Сведения, полученные в полиции, расшевелили мою память, и я вспомнил закадычных дружков Луи и Микки М, в те времена: Энтони Сайни по прозвищу Муравей и трех других разбойников, которых звали Блант, Фиши и Снизер.

Выбросив на время из головы эту шайку-лейку, я решил позвонить человеку по имени Ральф Мерл. В прошлом Ральф был членом КПА, теперь адвокат, и он десятки раз выкапывал для меня нужную техническую и секретную информацию. Я загрузил его, сказав, что хочу знать все о Бри-Айленде, о его истории и владельцах, и всю информацию, что он сможет раздобыть о «Хэнди-фуд инкорпорейшн» или как там называлась фабрика на острове.

Настенные часы пробили девять, и Джим Парадиз появился у двери. Мы втиснулись в мой «кадиллак» и направились в сторону Ньюпорт-Бич.

Бри-Айленд располагался в сорока милях от берега, но если добираться туда из гавани в Ньюпорте, то это расстояние увеличится примерно до пятидесяти миль, поэтому Джим всю дорогу подгонял свой шустрый двухвинтовой «Мэттью». Чуть позже часа дня Джим торжественно простер руку вдаль и произнес:

— Вот он, Шелл, Бри. Может, со временем он будет называться Парадиз-Айленд.

Это был приятный круиз. Время от времени мы оглядывались назад и видели берег, окутанный сизой от гари и копоти пеленой. В первый раз за многие месяцы вырвавшись из городского смога на свободу, легкие, должно быть от смущения, не знали, как дышать. Здесь, в океане, мир казался свежим, как в первые дни творения. Чистый воздух, теплый солнечный день и светлая, тонкая линия горизонта. Ничто не застилало нам Бри-Айленд, подымающийся над морем в четырех-пяти милях от нас.

Мы лежали на передней палубе, а крейсер шел в автоматическом режиме, потом Джим поднялся по перекидному мостику и встал у руля. Он развернулся, выбрав курс на юг, подальше от заселенной части острова, не для того, чтобы подойти скрытно, — очевидно, лодку уже заметили с берега, — а намереваясь юркнуть через узкий морской залив в маленькую тихую бухточку с нелепо выстроенной пристанью. Через полчаса мы уже швартовались.

На острове пока не наблюдалось ничего особенного. Большую часть территории покрывали густые заросли, низкорослые темно-зеленые кустарники с пучками мелких цветочков рассыпались в долинах угловатых скал и пологих холмов. Мы с Джимом бродили по острову с полчаса или около того, и он с воодушевлением показывал участки, где можно построить отель, маленький пляж, территорию, на которой планировалось разместить поле для игры в гольф с девятью лунками.

Пока же в этой части острова имелась одна-единственная конструкция — маленькая хибара, похожая на ковбойскую лачугу времен освоения Запада, примерно пятнадцати футов в ширину и вдвое больше в длину. Хибара стояла посреди широкого ровного участка земли, над которым основательно поработали трактор и экскаватор: почва здесь была рыхлая и богатая, более темная, чем высушенная, нетронутая целина вокруг.

— Здесь будет хорошая земля, — объяснял Джим, — если ее возделать. Завезти под пахотный слой удобрение, засадить тропическими растениями, пальмами, засеять газонной травой — и место преобразится. Вот что Аарон собирался здесь сделать, только… ему не удалось осуществить свои планы.

Я подумал, что это странное место для выращивания пальм и тропических растений. По площади остров занимал две или три квадратные мили, и участок, который мы осматривали, находился далеко от зоны, предназначенной, по проекту Джима, для строительства отеля, площадки для гольфа и так далее и удобно расположенной рядом с морем.

Я поделился своими сомнениями с Джимом, и он сказал:

— Не совсем так, Шелл, это всего лишь экспериментальный участок. Мы намеревались завезти сюда разнообразные растения и посмотреть, как они приживутся.

Аарон считал, что нам удастся даже акклиматизировать здесь несколько кокосовых пальм, тех, что растут по всей территории Гавайских островов. Специалисты утверждают, что они не смогут прижиться на побережье Калифорнии, но нам казалось, что попробовать стоит. Если бы у нас получилось, мы бы завезли сотню, а то и больше пальм и высадили бы их вокруг отеля и вдоль пляжа. — Он воодушевился. — Представляешь, превратили бы его в настоящий Райский остров.[1]