Можно бы удивляться, что я называю загадкой то, очевидность чего должна бы уничтожить всякие сомнения; тем не менее это загадка, потому что, кто видел австрийскую армию в действии, тот должен был признать, что у неё есть и основание и данные считаться одной из лучших армий Европы. Я полагаю, что австрийские генералы так же ведут войну, как игрок, впадающий в уныние, если проигрывает два раза подряд; игрок, теряющий голову, проиграв в вист первый роббер, почти наверное проиграет второй. Плохое расположение или неизбежное неудобство поля действия могли быть случайно причиной поражения австрийцев при первой схватке; впечатление этого первого урока повлечет за собой второй и обеспечит третий, так как армия не может, как игрок, сыграв партию, уплатить и уйти; она платит, но в ней остается досада, отвращение и является сознание, что она ниже неприятеля.
Тактика русской армии во время войны, о которой я говорю, была ниже тактики какой-либо из остальных армий великих держав, особенно невежественна была кавалерия, но твердость людей в строю, обращение с оружием, выправка и дисциплина стояли на высшей степени совершенства; единственной эволюцией русских против турок было быстрое построение каре; это обстоятельство да еще непоколебимая устойчивость неизменно обеспечивают успех. Недостаток познаний в русской армии вознаграждается дисциплиной и твердостью духа, а против турок последние два пункта важнее первого.
Более сведущая австрийская армия колеблется, она нерешительна в выборе момента атаки и таким образом, потеряв время, чаще подвергается атаке, чем сама атакует. По отношению к туркам это более предосудительно, пожалуй, чем по отношению к какой-либо европейской армии, так как можно соперничать превосходством маневрирования с маневрирующими войсками; но в борьбе с войсками, сила которых заключается в численности и стремительности, это лишь трата времени. Из этого рассуждения вытекает предположение, что если бы русские генералы и офицеры, побившие турок, перешли в австрийскую армию, они бы их вновь побили, а если бы перемена произошла в обратную сторону, русские, может быть, были бы побиты, но что в тоже время, если бы русские воевали с австрийцами, успех был бы очень сомнителен и переменчив. Как важно поэтому изучить национальный характер армии, с которой воюешь! Политическое положение Европы может часто изменяться — великие державы вступают в союзы и становятся во враждебные отношения одни к другим; им невозможно для каждого нового врага не изменять своей тактики и способов её применения, в противном случае держава падет жертвой своей неприспособленности.
Я возвращаюсь к лагерю, от которого я отвлекся ради этого отступления, и следую с ним к месту передвижения 30-го июля утром к Очакову. Левое крыло упирается в лиман так же, как и правое, войско образует дугу, лиман — её хорду, а город заключен между ними.
Мне было бы полезнее и удобнее, если бы я мог привести описание каждого дня правильно веденной осады; мне стоило бы тогда только отдать отчет в трех неделях или месяце, времени достаточном для покорения города, который лишен внешних укреплений, кроме окопов, исполненных французским инженером Лафитом[32], имя которого часто упоминается во Франции в инженерной науке. Но он рассчитывал их на 30000 чел., а так как в них было всего 14000, то они оказались слабо защищенными. Вместо того чтобы дать простой научный вывод, мне приходится описывать шесть месяцев осады, проведенных, чтобы оттянуть время, с видом постоянной работы для достижения цели. Эту чрезвычайную работу я могу сравнить лишь с поступком известного французского кавалера, по имени де Нестье, побившегося об заклад, что он потратит 11 час. на езду галопом из Парижа в Версаль, и выигравшего пари. Всё управлялось вне каких-либо правил искусства, между тем редкий день не приносил новой оконченной работы, но всё делалось так несвязно, без взаимного отношения, без взаимной пользы, так что стреляли, убивали, подставляли под пули людей, нисколько не улучшая положения и не подвигая хода дела. Отверстие в первой параллели, проделанное на несколько сот сажен позади обыкновенного выхода, влекло за собой необходимость проделать 4–5 новых; неправильное его направление или недостаточность протяжения ежедневно вызывали необходимость сооружения, возобновления, усовершенствования или исправления перелома траншеи, батареи, прикрытия или редута. Возможность такого бесконечного ряда промахов становится наконец совершенно непонятной, если не предположить личных причин князя Потемкина, по которым промахи эти делались умышленно, и это предположение мне кажется очень возможным.
Всякое заблуждение, однако, дает наблюдательному человеку средства поучиться, и я люблю подобного рода интересные воспоминания. Несчастному инженеру, присланному из Франции по просьбе принца Линя, были поручены только мосты и шоссейные дороги, т. е. он с самого своего приезда был устранен, работы же по-прежнему оставались в руках инженера армии, родом голландца, достаточно ученого, но раздраженного против князя Потемкина, которому он, со своей стороны, не внушал никакого доверия.
2-го августа, вечером, принц весело вошел в мою палатку и, застав меня в глубоком сне, вздумал пошутить надо мной и заставить меня заслужить то, что он мне принес. Он вспугивает меня со сна. «Скорей, скорей на коня, — говорит он мне, — турки сделали вылазку по всем пунктам, они уже у нас в лагере». Я приказываю людям привести мне коня, поспешно одеваюсь, в мгновение ока беру саблю, надеваю мундир и готов уже следовать за ним. Тогда, смеясь своему успеху, он прикрепляет мне к петлице Георгиевский крест, который только что прислала Государыня. Никогда в жизни я не испытывал и никогда не испытаю большей радости. Я обнял принца Нассау с тем большею признательностью, что именно он придумывал разные способы, чтобы дать мне возможность заслужить этот крест, и что он мог и не прилагать стараний к этому, так как у меня не было никакого чина в армии. Я уже не спал больше эту ночь, а провел ее в радости по поводу нового знака отличия. Счастье это нужно пережить в 21 год, чтобы понять его. На следующий день, рано утром, я отправился к князю Потемкину с обычным выражением благодарности, где меня ожидало новое доказательство милости Государыни, пожалуй, еще более ценное для меня: она прислала мне золотую шпагу[33] с русской надписью: «За храбрость, выказанную в боях на лимане под Очаковым». Какую радость, какое счастье, какую признательность я имел удовольствие выразить князю Потемкину! Кажется, мне удалось убедить его, что я готов все свои желания, все усилия направить к тому, чтобы найти новые случаи доказать Императрице и ему мою полную преданность.
Принц Нассау получил, кроме Георгиевского креста второй степени такую же шпагу, как и я, но только с бриллиантами. Это были две первые шпаги, пожалованные Государыней; впоследствии она ввела эту награду за военные дела; на них простая надпись: «Доблестному».
5-го августа турки, рассеянные в своих обширных садах, расположенных вне их больших окопов, сильно беспокоили правое крыло армии, которое стояло против них. Князь Потемкин решил завладеть этими садами и соорудить на месте их редут, что дало повод к жаркому делу. Я вспоминаю еще случай, в котором мы увидели промысел Провидения. Князь далеко выехал из своего лагеря со свитою в более чем 200 человек; он отъехал на этот раз не далее пушечного выстрела, разъясняя генералу траншеи подробности выполнения дела; единственное ядро, пущенное с возвышения, упало посреди его многочисленной свиты и разорвало лишь одного губернатора Кременчуга, Ивана Максимьева, пользовавшегося во всём государстве и во всей армии весьма заслуженной славой злодея без стыда и совести и самого жестокого губернатора. Это наказание Божие вызвало чувство благодарности к Богу за Его справедливость и ни в ком не вызвало сожаления[34]. Турки были изгнаны из садов, и редут был сооружен.
