Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Фельдмаршал Румянцев, впавший в немилость, поссорившись с князем, занимал маленькую дачу в окрестностях, где князь его вовсе не навещал; но постоянно заботясь обо мне, как если бы он был любящим родственником, князь мне сказал, что было бы неприлично для меня, будучи так близко от Румянцева, не пойти к нему из уважения к его славе, и предложил дежурному генералу проводить меня. Я застал Румянцева в постели, в которой он оставался уже в течение нескольких месяцев, но не столько по болезни, сколько из чудачества и каприза. Он с воодушевлением говорил об армии, но очень холодно о князе и, казалось, старался удалить из головы своей мысль о каком-то предмете, которая его беспокоила. Я не мог ничего узнать, что он думал о кампании, которая оканчивалась, и о предшествовавшей, хотя мне и очень хотелось исследовать причины медлительности, которую нельзя было объяснить какой-либо очевидной причиной. Мне показалось, что он любил притворяться и был раздражен, и я заметил в нём признаки фальши и притворной вежливости. Это короткое время нашего разговора не расположило меня в его пользу; однако я не мог себе составить определенного мнения о нём, так как присутствие дежурного генерала князя подсказывало ему сдержанность, стеснявшую и его, и меня. Я простился с ним и больше никогда с ним не виделся. Я с сожалением готовился расстаться с князем Потемкиным, и это сожаление оправдывалось в достаточной мере его заботами, его постоянным вниманием ко мне в течение 2-х лет, когда моя судьба зависела от него; но он понимал побудительные причины и сам настаивал на моем отъезде. Я расстался с ним в последних числах ноября, получив приглашение вернуться до начала кампании и обещание, что найду приятную деятельность, которая по обстоятельствам неизбежно будет полезнее, чем была в течение последней кампании[78].

Я направился в Вену через Галицию. Когда я прибыл в пограничный город Черновицы, мой камердинер, обеспокоенный легким катаром, попросил меня остаться на день, чтобы отдохнуть и приготовить кое-какие лекарства. Доктор, которого я пригласил, пустил ему кровь. От кровопускания он почувствовал себя хуже. Доктор решил, что надо его повторить еще 2 раза. После третьего кровопускания, сделанного вечером, он умер. Я жалел об этом несчастном человеке, которого я вывез из Парижа и которого теперь вез обратно; мне было также досадно остаться без его услуг. Я продолжал свое путешествие с одним поляком, здоровье и рассудительность которого были удовлетворительны. На восьмой день после отъезда из Ясс я прибыл в Вену. Князь Потемкин горячо рекомендовал меня князю Голицыну, русскому послу; в маркизе де Ноэль[79], французском после, я нашел естественную поддержку; благодаря тому и другому я провел 10 дней за большими обедами, большими ужинами, балами, спектаклями и всем, что могло познакомить меня подробно со множеством развлечений и этикетом столицы, и я даже за это короткое время успел вывести заключение, что там можно долго прожить приятно, если пожертвовать многочисленными собраниями частным собраниям, всегда доставляющим утешение от скуки, причиняемой ассамблеями.

вернуться

78

Екатерина II, спустя короткое время, писала Гримму 12 февраля 1790 г.: «Я желаю, чтобы вы не вскружили голову Рожеру Дама и чтобы вы его обратно прислали к князю Потемкину таким, каким он был».

вернуться

79

Эммануил-Марий-Людовик, маркиз Монклар, впоследствии (с 1762 г.) Ноэль (1743–1822). Губернатор Ван и Орэ (1762), чрезвычайный посланник и министр — полномочный посланник при дворах Нижней Саксонии (1768), посол в Голландии (1771 г.), в Лондоне 1776 г.), в Вене (1783 отозван (1792 г.) для оправдания перед законодательным собранием и с Термидора был в темнице, удалился затем в Ментенон. Он был вторым сыном маршала Франции, Людовика, герцога Эйен, затем Ноэль (1713–1793 г.).

23
{"b":"592092","o":1}