По мнению многих, большинство современных процессов, разрушительных для индивида, тесно связано с наступлением масс. Однако Юнгер смотрит на это иначе. Признавая генетическую взаимозависимость понятий индивида и массы в цивилизации третьего сословия, он тем не менее считает, что процессы, ведущие к новому миру рабочего, бьют также по самой массе и столь же гибельны для нее, как и для индивида. Юнгер говорит: «От процесса распада, который претерпевает индивид, не может ускользнуть и сумма индивидов, как составных частей массы». Масса как определяющая сила уходит из городов, так же как она исчезла с современных полей сражения. Эпоха масс отныне принадлежит прошлому, так же как и те, кто ставит на массы как на решающий фактор. На пару опытных фронтовиков за прицелом пулемета вид целого вражеского батальона не производит особого впечатления; они знают, что смогут долгое время удерживать противника на расстоянии. То же самое происходит в общественно-политической области. «Масса как таковая сегодня уже не способна ни атаковать, ни обороняться». Хорошим примером тому могут служить известные события, в том числе политического характера. Например, восстания и революции сегодня осуществляются уже не силами масс. Государственные перевороты утратили свой анархический и баррикадный характер, обретя взамен технический, «рабочий» характер, когда хорошо организованные и немногочисленные группы профессионалов, следуя четко разработанному плану, захватывают общественные учреждения, берут под свой контроль линии электропередачи, радиостанции, телефонную связь и т. п.; в противном случае, полиция, вооруженная новейшими средствами, за пару минут способна разогнать многотысячную толпу. Кроме этого, Юнгер отмечает, что такие явления, как например «анонимный рост цен, падение валютного курса, таинственный магнетизм денежных потоков», уже не зависят от решения масс. Если сегодня масса еще сохраняет некую ценность, то исключительно с отрицательным, а не положительным знаком, то есть исключительно благодаря своей связи с процессами, поражающими индивида и лишающими его всякого значения. Наконец, в частной области политики легко заметить крайне высокую степень «сфабрикованности» масс Массы возникают благодаря процессам организации и пропаганды, которые контролируются единицами; то есть людьми, как правило, не принадлежащим к массе, представителям «совершенно иного типа человека, нежели тот, который представлен индивидами, составляющими массу».

Теперь перейдем к рассмотрению тех положительных аспектов, которые на переходной стадии всегда смешаны с отрицательными. Согласно Юнгеру, по мере того как бюргерский индивид уступает место типу, за рамками массы начинает вырисовываться «новый порядок величин, принадлежащих миру работы», которые он называет органическими конструкциями (organische Konstruktionen). Сегодня этот процесс находится только в зачатке. Речь идет о структурах, которые начинают отмежевываться от прежних форм единства, свойственных XIX веку, и хотя этот процесс имеет пока неупорядоченный характер, эти структуры уже обрели собственное лицо.

Их общей приметой является зримо специальный характер работы, под которым подразумевается «способ, которым рабочий выражает себя в организационном плане; тот способ, при помощи которого он избирательно упорядочивает человеческую субстанцию». Таким образом, в органических конструкциях уже на ином уровне начинает действовать «та же метафизическая власть, тот же гештальт, который при помощи техники мобилизует материю». Это новые единства, соответствующие типу, и именно в них тип преимущественно обретает свою форму. Предтечами подобных единств для Юнгера являются некоторые из новых политических или партийных организаций, спецподразделения времен мировой войны, союзы бывших фронтовиков и другие сообщества, «которые так же отличаются от прежних общественных объединений, как театральная публика 1860 года от зрителей в современном кинозале или на стадионе» Это отличие объясняется тем, что если масса, по сути, представляет собой настолько бесформенное образование, что способна удовлетвориться абстрактным и чисто теоретическим равенством индивидов, то в противоположность ей «органические конструкции XX века представляют собой кристаллообразные формы и как таковые требуют совершенно иной степени структурированности от оформляющего их типа».

На практике принадлежность к этим новым структурам, предвосхищающим будущие органические конструкции, определяет не буржуазная идея свободного выбора, но объективные связи, обусловленные особым характером работы. Юнгер сначала демонстрирует это на простом примере, показывая, что «сколь легко было вступить или выйти из партии старого типа, столь же трудно выйти из группы, членство в которой сравнимо с положением потребителя электроэнергии», а затем переходит к функциональному участию. Благодаря сходному характеру предметной принадлежности «и профсоюз может дорасти до уровня органической конструкции, тогда он обретет независимость как от индивида-одиночки, так и от индивида, являющегося простой частью массы».

Подытоживая, комплексный процесс современной эпохи можно представить следующим образом: распад индивидуализма привел к нашествию массы, устремленной к торжеству однообразия, к чистому царству количества; однако коллективистская стадия (которую, впрочем, Юнгер рассматривает недостаточно подробно, в частности пренебрегая ее психическими аспектами) обречена уступить место четко дифференцированным, функциональным и объективным единствам, для которых среди прочего характерно преодоление оппозиции органических и механических форм. Выбранное Юнгером выражение «органическая конструкция» явно намекает на эту на первый взгляд парадоксальную характеристику. В сущности, следовало бы говорить об органичности, не имеющей природной, естественноисторической, или шире говоря, конкретизированной основы, как то было в случае сословий или каст традиционного общества, но создаваемой волевым усилием в рамках необходимых и объективных процессов, специфическим основанием которых является «работа» и одновременно деперсонализация, заложенная в функциональной ценности, свойственной типу. Позднее, говоря о высших формах подобных конструкций, Юнгер будет использовать слово «орден» и опишет схему новой иерархии, предназначенной занять место прежней, опиравшейся на индивидуалистические ценности или на буржуазное понятие «класс».

Но вернемся к изучению переходной стадии. Юнгер пишет: «По отношению к человеку работу можно рассматривать как образ жизни, по отношению к его деятельности — как принцип, по отношению к формам — как стиль». Любое изменение стиля происходит позднее, чем изменение человека и его деятельности, поскольку предполагает сознательность, активное решение. Сегодня новый стиль подобен оттиску измененного сознания, его можно только предугадывать, ибо нынешнее положение таково, что «прошлое уже не реально, а грядущее еще не проявлено. Поэтому простительно заблуждение тех, кто считает унификацию старого мира основной чертой нашего времени. Но эта унификация затрагивает исключительно область, подверженную распаду… Новый поток продолжает еще какое-то время лениво течь по старому руслу, точно так же поезда некоторое время строили на манер дилижансов, автомобили — на манер карет, фабрики — в стиле готических церквей. Но всякое опустевшее пространство постепенно наполняется новыми силами, и плач по ушедшим добрым временам — это язык дряхлости». Юнгер сравнивает нынешнее состояние с антрактом. «Занавес упал, за ним идет подготовка к смене актеров и декораций. Повсюду первым делом в глаза бросаются перемены, более разрушительные для естественных и духовных форм, чем работы по смене декораций; массы и индивиды, мужчины и женщины, расы, народы, нации, ландшафты, так же как личности, профессии, идеологические системы и государства равно подвержены этому процессу, который поначалу кажется полным ниспровержением присущих им законов». Но необходимо выработать иной взгляд, способный уловить «приготовление нового единства места, времени и персонажей, нового драматического единства, приближение которого можно угадать как за руинами культуры (Kultur), так и за погребальной маской цивилизации».