— На языке Ортханка помощь — это гибель, а спасение — убийство. И мы пришли сюда не как просители!

Глаза Сарумана на миг недобро сверкнули и невольно выдали его истинные намерения.

— Замолчи, Гимли, сын Глоина! Ты нездешний, тебе не стоит соваться в дела Рохана. Я не буду корить тебя за твои деяния, — поспешно сменил тон маг, опасаясь вновь показать настоящее лицо, — только прошу, дай мне поговорить с моим другом и соседом… — на мгновение в голосе мелькнул яд, — когда-то.

Саруман снова начал сладко вещать о мире и дружбе, и Арименэль невольно заслушалась, но потом очнулась, вновь ловя себя на этом. Её пока что не замечали, а вот она прекрасно могла видеть отряд. Девушка смотрела только на короля, не обращая внимания на остальных. Тэоден волновал её, ведь он мог вполне согласиться на губительный союз.

— Скажи, разве ты не хочешь мира между нами? — с лёгкой печалью спросил Саруман. — Не хочешь восстановить добрые отношения?

Тэоден молчал, не решаясь дать ответ. Но вместо него заговорил светловолосый воин. Он гневно сверкнул глазами и обратился к королю:

— Послушайте, повелитель! Вот истинная опасность. Разве для того мы одержали победу, ради того ли умирали, чтобы в конце концов нас опутал чарами старый лжец? Он точно волк, которого загнали в угол и который теперь пытается выманить себе свободу! Неужели вы вступите в переговоры с злодеем? Неужели забудете своего погибшего сына, свеженасыпанные курганы и могилы наших воинов у Хельмовой Пади? — в голосе роханца зазвучало отчаяние. Арименэль мысленно согласилась с ним и умоляюще взглянула на старого короля. Лишь бы он не согласился.

— Если кто и говорит злые речи, так это ты, Эомер, сын Эомунда! — гневно вскричал Саруман. Теперь он не мог скрыть злобы. — Каждому своё. Твоё дело — только отвага в бою. Вот и убивай тех, кого велит убивать твой правитель, но не вмешивайся в дела Мудрых! Войско Рохана выиграло битву, но не выиграло войну. В следущий раз энты могут пойти и против вас. Они капризны и не любят людей.

Арименэль было дёрнулась, чтобы возразить, но промолчала. Саруман не дал бы ей сказать и слова, снова всё переврав и исковеркав.

— Я обращаюсь к тебе, Тэоден, — как-то устало промолвил маг, — подумай, можно ли назвать тебя меня убийцей, если воины гибнут в бою? Я не хотел войны, это вы начали её. И если я — убийца, то и эорлинги таковы, ибо много войн они вели и многих убивали. А потом заключали мир. Подумай, Тэоден, будет ли снова между нами мир и дружба? Только ты можешь решить это, — истари тяжело вздохнул и замер, ожидая ответа.

Все молча взглянули на короля, ожидая его решения. Кто-то — обречённо, а кто-то — с радостью.

— У нас будет мир, — медленно произнёс Тэоден. Люди радостно вскрикнули, а Арименэль и остальные понурили головы. — Да, у нас будет мир! — и тут король сорвался на крик. — У нас будет мир, когда не станет ни тебя, ни Тёмного Властелина, по воле которого свершилось столько злодеяний. Ты лжец, Саруман, мерзкий лжец и злодей! Ты протягиваешь мне руку, а я вижу на ней холодный коготь Мордора. Говоришь, ты не хотел войны? А по чьему приказу сжигали деревни? Кто убивал детей? — глаза Тэодена сверкали от ярости. — Когда тебя вздёрнут на твоём балконе на потеху воронам, тогда и будет мир. Не раньше. Я не так велик, как мои предки, но повиноваться тебе я не стану, — роханец величаво выпрямился и гордо поднял голову, — вот тебе мой ответ. Твой волшебный голос утратил силу, Саруман.

Арименэль с восхищением взглянула на человека, давшего столь достойный ответ магу. Она была согласна с каждым его словом, и даже мелодичные речи Сарумана не могли её убедить в правоте бывшего истари.

Но сам маг пришёл в ярость. Глаза его вспыхнули гневом, и он с ненавистью смотрел на короля. Злобно прошипел:

— Старый глупец! Твой дворец — притон разбойников! Не знаю, зачем я говорю с тобой, презренный лошадиный пастух, — презрение читалось на лице Сарумана, — мне не нужен ни ты, ни твои трусливые всадники. Я предлагал тебе власть, власть, которая тебе и не снилась, и которую ты не мог заполучить! Ты ответил мне лишь бранью. Убирайся! — он едва ли не дрожал от ненависти и злобы.

Все смотрели на него, смотрели с отвращением и жалостью, ведь сам Саруман в эту минуту был просто жалок.

— Но ты, Гэндальф! Ты огорчаешь меня. Мне жаль видеть тебя в таком обществе, — на лице мага появилась хищная усмешка, однако голос был снова сладок. — Иди. Оставь позади этих людей. Что они могут понимать в делах Мудрых? Поднимайся ко мне, мы всё обсудим и непременно придём к разумному решению.

И все замерли, так как последняя фраза обладала такой мощью, что никто не мог остаться равнодушным. На Гэндальфа устремилось множество испуганных взглядов, даже Арименэль замерла. “А вдруг он и впрямь оставит их и поднимется сюда?” — невольно пронеслось в её голове.

Гэндальф пристально посмотрел на Сарумана. И вдруг легко рассмеялся, разогнав все сомнения и тревогу.

— Саруман! — звонкий голос светлого мага заполнил всё пространство, — ты выбрал не то поприще. Тебе только шута изображать, — он снова рассмеялся, — смотри, как бы тебя не постигли огромные разочарования! Спускайся сюда. Может, ты ещё избежишь очень горькой участи. Саурон не прощает своих слуг.

Саруман побледнел от злости. Бешенство мелькнуло в его глазах. Однако он совсем спокойным голосом ответил:

— Не тебе об этом судить, Гэндальф. Тебе нечего было делать среди этих разбойников, но сейчас я понял, что твоё место именно там. Кто это? — маг указал рукой на Арагорна, стоявшего рядом с Олорином, — наследник давно погибшего Исильдура, тот, кто хочет заполучить престол давно погибшего королевства! Неужели ты, Гэндальф, думаешь, что бродяга сможет сесть на трон Гондора? Он изгнанник, скрытый тенями, и не ему суждено править.

Арименэль охнула, услышав эти слова и взглянула на друга. Но тот оставался совершенно спокоен. А Саруман перевёл свой взгляд на Леголаса.

— Принц Лаэголас, наследник Лихолесья! — насмешливо протянул он, — сын славного Трандуила, того, кто не желает иметь дела с остальными королевствами! Тот лес давно поглотила Тьма, и она не отдаст его обратно.

Эльф спокойно взглянул на бывшего истари. А вот Гимли разразился ругательствами в сторону Сарумана. Маг лишь усмехнулся и посмотрел на невозмутимую Лаурелинмэ. Арименэль тоже заметила подругу, и на душе полегчало.

— Удивительно: эльфы ещё не забыли про наш мир! Дочь проклятого зачем-то отправилась в путь! Возвращайся в Лориэн. Тебе не будет сопутствовать удача, как и всему твоему проклятому и Валар, и Эльдар роду!

Лаурелинмэ вздрогнула, но смогла взять себя в руки.

— Мой род не был проклят. А даже если и был, то сейчас это проклятие снято. Всё забыто и прощено, — с достоинством ответила Саруману эльфийка. — Лишь одно не изменилось: каждый враг наш будет повержен рано или поздно.

Саруман ухмыльнулся и обвёл всех ничего хорошего не предвещающим взглядом.

— А как насчёт того, что у меня есть та, которую многие из вас считают своей подругой? — истари подвёл к краю Арименэль. Многие из отряда невольно охнули.

Лаурелинмэ побледнела, Арагорн, Леголас, Гимли и хоббиты (которые тоже были здесь) вздрогнули. Только Гэндальф сохранил спокойствие.

— Отпусти её, Саруман! — нахмурившись, грозно крикнул Митрандир. — И спускайся следом. Мы смягчим твою участь, если ты раскаешься и расскажешь нам о планах Врага.

Саруман глухо рассмеялся, опираясь на посох. Арименэль поняла, что маг забыл про неё и растерянно взглянула на Лаурелинмэ и Гэндальфа. Те одновременно кивнули, но потом дали знак чуть подождать.

— А не принести или тебе ключи от самого Барад-Дура, а вместе с ними короны Семи Королей и жезлы Пяти магов? Ты для этого пришёл сюда? Чтобы выведать? — маг оскалился и с усмешкой посмотрел на Митрандира. Небрежным движением достал откуда-то палантир. — Что же, у меня есть, что тебе сообщить.

Арименэль невольно вздрогнула, смотря на всевидящий шар. Гэндальф тоже напрягся и с тревогой поднял глаза на Сарумана. Тот, заметив всеобщее внимание, довольно продолжил: