Плюхнувшись задом Мелькору на колени, Хэннер понял, что, кажется, не его одного мучает непослушание некоторых частей тела. И, ободрившись этим, неаккуратно, всей доступной площадью языка слизнул вино с губ наставника, блаженно ощущая тепло, сладость и чудесную завершённость собственного фэа.

Такого Мелькор не ожидал. Он много раз воображал, как будет говорить с Хэннером на эту тему, как будет постепенно приучать его к физическим ласкам, как научит целоваться, сначала без языка, и прикидывал, каково ему будет справиться при этом с собственным всепоглощающим желанием.

Всё оказалось слишком просто. Хэннер присосался к его губам как осьминог, стиснул тонкими руками его шею и тёрся попкой о его возбуждённый член через два слоя джинсовой ткани, ничего не понимая и не умея, но разрывая в клочья хвалёный мелькорский самоконтроль. В использовании которого Чёрный Вала имел, кстати говоря, убийственно малый опыт.

– Мел, – простонал Хэннер хрипло, склонившись к самому уху своего Валы и почти касаясь его влажными припухшими губами, – у меня всё время эта штука торчит, пять дней уже, я не знаю, что с ней делать, пожалуйста, помоги мне, я даже спать не могу…

Мелькор улыбнулся, длинно и жадно, глаза у него блестели, Хэннер даже испугался интенсивности этого блеска и подумал, что его наставник разозлился или что он спросил что-то не то.

– Чего же ты сразу не пришёл, боялся? – глухо спросил Вала и ловко расстегнул его джинсы. Хэннер страшно покраснел, когда непослушный орган столь явно обнаружил себя, и испугался, что сейчас Мелькор сделает больно, ему стало стыдно.

– Я… я не знал, что мне с этим делать… это же плохо, это же болезнь какая-то, да?.. – лепетал майа, у него даже кончики пальцев, кажется, слегка покраснели от смущения. Мелькор смёл со стола бутылку и два бокала вместе с салфетками, на край освобождённого пространства легко усадил Хэннера, уверенно раздвигая его колени и ещё ниже стягивая поясок джинсов.

– Это не болезнь. Это – память.

Доставивший столько проблем своему хозяину объект медленно проскользнул в горячий влажный рот и уткнулся в мягкую преграду горла, язык Валы скользнул по нему несколько раз, и, всадив пальцы в серебристую шевелюру Мелькора, в прохладные шёлковые волосы, Хэннер на весь замок заорал от жуткого облегчения, ещё более болезненного, чем обуревавшее его прежде напряжение.

– Мел… Мел… Мел… – шептал он, цепляясь за плечи Мелькора, чтобы не упасть назад и не потерять сознание от блаженства и муки, и когда Вала поднял голову, облизываясь как голодный хищник, Хэннеру захотелось обратиться в жидкость под его взглядом и целиком впитаться в его прекрасное тело, чтобы никогда больше не существовать отдельно.

– Я тебя хочу, – раздельно произнёс Мелькор, оформив в три простых слова то, что давно хотелось сказать Хэннеру пространным монологом. – И ты тоже меня хочешь.

– Что я должен сделать? – У Хэннера сел голос, от беспощадности заявления Валы ему стало страшно и в то же время спокойно, у него уже не было пути назад, и он ещё не знал, насколько это плохо, но и возвращаться к прежней жизни не хотел.

– Просто слушайся меня. Я постараюсь сделать не очень больно.

И через жалкие две или три минуты растерянный, трясущийся от возбуждения и сладкого ужаса Хэннер стоял на столе, опираясь на ладони и коленки, его член торчал бодрее прежнего, а горячий и длинный язык Мелькора вызывал нетерпеливое томление в заднем проходе, который, согласно пророчествам Манвэ, должен оказаться безжалостно разодранным. Хэннеру хотелось больше, чем язык, хотелось ещё больше Мелькора в себе, хотелось заполниться им и быть с ним вместе, настолько близко, насколько это возможно в физических оболочках, но когда ладони Мелькора легли на столешницу рядом с его руками, когда его лопатки ощутили прикосновение широкой груди, а до низа живота дотронулось что-то тёплое и твёрдое, Хэннер заглянул туда и жалобно и протестующе застонал, потому что это было куда больше, чем то, что ему удалось подсмотреть у фонтана.

Мелькор принялся покусывать его ухо и целовать сбоку в шею и плечо, то и дело выплёвывая лезущие в рот чёрные волнистые волосы, Хэннер боялся и блаженствовал, сам робко касаясь просящим ласки членом члена Мелькора, горячие энергетические ручейки пробегали внутри его тела, и когда желание ещё полнее ощутить своего Валу заслонило все прочие чувства, когда майа стало казаться, что он истекает этим желанием и что скоро его тело разлетится фонтаном сияющих брызг, Мелькор подался назад и снова вперёд – и оказался в нём.

Боль Хэннер почувствовал не сразу, и неловко дёрнулся прочь от вторжения, сжавшись, выгибая спину, отчаянно пытаясь сорваться с твёрдого и горячего предмета, на который он вдруг оказался насаженным, из глаз брызнули слёзы, горло сжало так, что он смог только замычать, яростно прикусив нижнюю губу. Мелькор за плечи потянул его обратно, и от непривычного раздражающего давления, грозящего порвать его внутренности, майа всё-таки вскрикнул, жалобно, по-детски, закинув голову.

– Расслабься и прогнись, так будет лучше, – прошептал ему Мелькор в ухо и снова взялся терзать поцелуями, прикусывать мочку, и Хэннер дёргался и стонал от боли, но тело приспосабливалось быстро, тело давно этого хотело, тело толкало и гнало кровь туда, где требовалась наибольшая чувствительность, где нужен был жар и эластичность, и когда майа с измученным стоном кончил в первый раз с начала этой пытки, боли и наслаждения было поровну.

– Передохнёшь? – напряжённо спросил Мелькор, который и наполовину не приблизился к тому же результату, но Хэннер, с расширенными глазами пытающийся ухватить ртом побольше безвкусного тёплого воздуха, яростно помотал головой, отрицая любую возможность отдыха. И когда Вала толкнулся в него снова, проникая глубже, всё-таки ещё сдерживаясь, Хэннер закричал от наслаждения и подался ему навстречу, уже не обращая внимания на боль и дискомфорт, на затёкшие от страшного напряжения мышцы, ему хотелось ещё, Мелькор был почти с ним и почти его, всё шло как надо, как раз как он хотел… как хотели они оба. И он измотался совсем, осип и искусал в кровь губы к тому времени, как Мелькор хоть немного насытился, и, улыбаясь мысли о том, что завтра и его задница, должно быть, захлопает на ветру на зависть любой другой, счастливым уснул на столе в объятиях своего Валы, трогательно дыша ему в грудь.

Хэннер не проснулся, когда обнажённый Враг Мира – в таком виде Мелькор действительно являл собой угрозу совращения значительной части мирового населения с пути истинного, – гибко поднялся на локте и небрежно поцеловал его в лоб, согнав дыханием встрёпанную чёрную прядь.

Не он.

Мелькор смотрел в лицо маленького Гортхаура, стиснув зубы.

Это не он. Теперь я точно знаю.

Отец, почему он? Почему из всех майар погиб только мой? Что за подкидыш занял его место рядом со мной? И почему я должен считать его Гортхауром?

Он не надеялся получить ответ. Прикосновение Эру пришло внезапно и было мягким и ласковым. На мгновение Мелькору стало так хорошо, как только могло быть, как было давно, в секунды и вечности его первого вольного полёта, оборвавшегося с сотворением Арды.

Ответ был: ничто не повторяется дважды.

Тонкая ручка спящего майа слепо нащупала локоть Валы и замерла – тёплая ладошка на ледяной коже. Мелькор осторожно убрал её.

Почему только сейчас? Я мог понять раньше, когда он ещё не любил меня. Я мог его отдать. Мог от него избавиться и забыть о нём. Но не предавать память Гортхаура, которому поклялся в верности сам, по доброй воле. Зачем ты заставил меня поверить, что это он? Я ведь вижу… я чувствую, он никогда не был таким. Этот малыш не станет Гортхауром, даже если я назову его так и поверю в него. Он другой. Ты создал его позже. Ты обманул меня снова.

Первый из Валар закрыл глаза и закусил кулак, когда голос отца звучал в его голове.

«Ты потерял его вместе со своей частью Арды. Он всё сделал ради тебя. И просил не оставлять одного. Я выполнил его волю».