– Цветы не понравились? – задал он тот самый неважный вопрос, который полез ему в голову и ответа на который ему сейчас знать не хотелось, но Мелькор уже слепо искал губами его рот, продолжая прижимать его к себе, и майа сжал коленками его бока и закинул голову, глаза у него закатились сами собой, гвоздички рассыпались по полу где-то за широкой спиной Валы, но это уже было неважно, всё остальное было неважно, они были вместе и вместе навсегда. Как он и хотел.

Помятые немного, но вполне себе бодрые гвоздички стояли на тумбочке в стакане с водой.

Хэннер лежал на спине поверх смятого покрывала и улыбался блестящим в темноте глазам Мелькора. Вала выглядел измождённым, он только сейчас это заметил, и провалившиеся глаза, и искусанные губы, и запавшие щёки, и какие-то ломкие, словно опалённые волосы, и сострадательно потянулся к лицу Мелькора, провёл рукой от подбородка к виску, пригладил взлохмаченные тусклые пряди, и, к его удивлению, покровитель с наслаждением прижался к его ладошке и чуть прикрыл глаза от удовольствия.

– Мел, с тобой всё хорошо? – тихо спросил майа, сжимая виски Мелькора и пытаясь заглянуть в его глаза. – Я могу чем-то помочь?

– Да, – прошептал Мелькор и улыбнулся. – Поцелуй меня. Если, конечно, хочешь…

Мордочка майа отразила гнев: неужто пренебрегу таким соблазнительным предложением?! – и в блеске распахнутых чёрных глаз и очерке нахмуренных бровей Мелькор на сладкий миг узнал того, кого так жаждал узнать.

Тонкие руки снова обвили его шею, и в сладостном, разрушительном расслаблении Вала завалился на спину, увлекая Хэннера за собой и с полным на то правом наконец разрешая себе ни о чём больше не думать.

Тяжёлая голова Мелькора лежала у Хэннера на коленях. Вала так и уснул, и эта приятная тяжесть внушала Хэннеру неповторимое, неведомое доселе ощущение превосходства над всем миром и подлинного наслаждения жизнью.

Мелькор, он знал, никогда не потеряет бдительности рядом с тем, кому не верит. Никогда не уснёт с тем, на кого не может полагаться. Никогда не позволит перебирать свои волосы тому, кому не доверит свою голову. И не даст до себя дотронуться, не вздрогнув и не отскочив, тому, кто ему не дорог более него самого. Этого Хэннеру никто не говорил. Он знал это так же верно, как то, что любит Мелькора и любил его всегда, всегда хотел быть с ним и жить ради него.

В полумраке спальни, перебирая волосы величайшего из Валар, наслаждаясь его близостью, Хэннер впервые осознавал, что заслужил то, чего не заслуживал никто в целой Арде, чего не доставалось больше никому, того, в чём он нуждался больше, чем в воздухе. Осознавал и был совершенно счастлив, поверив в это наконец и в этом убедившись.

Стены между ними больше не было.

6 мая – 13 июля 2008

====== 2. Братья ======

Часть вторая

Братья

– Соси и не смей ни о чём думать.

Йонвэ послушно брал губами член своего повелителя, глаза его были пустыми, как у зомби, словно фэа покинуло свою обитель и устремилось в высшие сферы до того времени, когда властелин сердца пожелает вновь его увидеть. На самом деле фэа по велению Манвэ лишилось связи с внешним миром и покорно ждало её возвращения, а Владыка Ветров, блаженно смежив ресницы, гладил своего майа по голове и представлял на его месте Мелькора.

Давно, давно это было в последний раз, когда Мелькор смотрел на него голодными глазами и выглядел почти укрощённым… почти, и потому Манвэ, по собственному его выражению, заигрался. Он хотел полностью укрощённого Мелькора, который ляжет к его ногам и облобызает ему ботинки. Хотел, чтобы старший брат молил о снисхождении и хотя бы крохе внимания. В упоении властью Светлый Вала забыл, что Мелькор горд. И будущая жертва отступила, на шаг не дойдя до расставленной ловчей сети.

С Мелькором могло быть по-настоящему… а это… так, всего лишь майа.

Губы Йонвэ с некоторым трудом двигались по изрядно увеличившейся плоти своего властелина. Думая о Мелькоре, Манвэ всегда возбуждался слишком сильно, и юному любовнику даже с учётом обширного опыта становилось трудно умещать в себя столько. Он часто испытывал боль, когда повелитель снисходил до того, чтобы заняться с ним любовью, но Манвэ сказал, что это прекрасно и всякая живая тварь испытает наслаждение лишь от одного его взгляда, не говоря уже о столь тесном контакте, и поэтому Йонвэ кричал от восторга. Что бы ни делал с ним Манвэ, юный майа дрожал от радости и не осмеливался просить ещё и ещё только из страха, что повелитель обидится или разозлится на его дерзость. Лишь одно причиняло ему боль – его несоответствие желаниям Манвэ. Он старался как мог, но часто ничего не мог с собой поделать.

– Шавка, – внезапно разозлился Вала и, схватив Йонвэ за волосы, больно дёрнул назад и отвесил ему несколько тяжёлых пощёчин. – Шлюха. Тряпка. Подстилка. Убирайся вон!

– Мой повелитель! – воскликнул Йонвэ, из глаз у него брызнули слёзы, он умоляюще сложил дрожащие руки и прижал их к груди. – Прости меня, я…

Пинок в грудь швырнул его на спину, и глаза разъярённого Манвэ, неприятно светящиеся в темноте, пришпилили его к полу.

– Не хочешь уходить? – Усмешка Владыки Ветров могла дать фору любой злодейской. – Тогда ты сам заслужил… этого…

Не смея кричать, Йонвэ приоткрыл дрожащие губы и длинно-длинно выдохнул, расширенными от ужаса глазами глядя, как Повелитель опускается верхом на его грудь.

На уроке у Йонвэ случился нервный срыв. Так сказал спешно прибывший по звонку классной руководительницы Ирмо, а до того майа Манвэ плакал навзрыд, сотрясаясь в таких судорогах, что, кажется, они могли порвать его изнутри. Сильнее всего Хэннера впечатлило то, как его друг стонал и комкал в руках наполовину исписанную тетрадку: к учёбе Йонвэ относился даже со слишком большим почтением.

Лориэн при виде рыдающего майа покачал головой, вздохнул, обнял его за плечи и попытался поднять. Скрючившийся Йонвэ идти никак не хотел, пришлось взять на руки и нести.

– Хэннер, идём со мной, – обернувшись, попросил Ирмо. – И вещи его захвати.

Когда нагруженный двумя портфелями Хэннер вышел из класса, занятие возобновилось.

– Посиди пока с ним и вот этим ему лицо протри.

Сунув Хэннеру в руки влажную салфетку, Ирмо, присев на край стола, стал звонить Намо.

– Ага. Да, ну ты представляешь? Ага. – Тёмный майа, приведённый в некоторое смятение пустым взглядом друга и его полным послушанием, стал выполнять указание Валы. Едва он коснулся щеки Йонвэ, как здоровый цвет кожи начал исчезать, обнажая синяки и ссадины. – И прямо в классе, сидит, плачет. Мелькорский ему мордочку протёр, а там фингал. Обалдеть, да? – Ирмо слез со стола и, не прекращая докладывать Мандосу о состоянии дел, взял у Хэннера влажную салфетку и довершил дело сам. – Да уж. Ну ты глянь только. Какие синяки. Наверняка во весь рост измордовал и… – Лориэн покосился зелёным глазом на шокированного Хэннера. – Ну ты понял. – Правый, карий глаз Ирмо непостижимым образом продолжал изучать лицо жертвы валарского произвола. – Да. Что делать будем? Манвэ, конечно, вправе творить что вздумается…

– Созываем Совет, – услышал Хэннер голос Намо. – Прямо сейчас.

– Я думаю, его лучше отправить ко мне, в Лориэн. Там находятся многие жертвы психических расстройств…

Мелькор, прохаживавшийся по тесному кабинету и до упора сунувший руки в карманы, посмотрел на Ирмо как на идиота.

– Дурак. У мелкого не расстройство, у него травма! Что ему делать в твоей психушке?!

– Но куда ещё? – спокойно поинтересовался Намо. – В Мандосе ему не место. Не к Ауле же отдавать.

– Мне такие малахольные и не нужны, – подал голос Ауле, мрачно заседавший в углу и даже не пытавшийся понять, зачем его вообще сюда пригласили. Впрочем, не понимал не он один. Тулкас мечтательно взирал в пространства, теоретически находящиеся где-то за стеной, Оромэ, пристроив голову у него на плече, перебирал пальцами замшевый шнурок, Ульмо дрых, навалившись на парту: на суше его брала воистину рыбья сонливость.