- Да, сложно иногда Мокошь плетет...

- Сложно, то правда. Я уже порядком утомил тебя, потому знай последнее: сейчас Кузнецу, занятому другими делами, помогает другой Бог - Тот, кого зовут Владыкой, Пастырем,Волосом... Он и забрал тебя от Векославы, потому что иначе ты родился бы мертвым, и Хала вырвал бы твою душу безо всякого обряда. Он и отдал тебя чуди на воспитание... И сделал все, чтобы ты достойно прошел свой путь.

- И все?

Провидец молчал.

Драгослав плакал, в сердцах колотя по земле. Мама, Векослава! Всего один раз ты увидела меня взрослым, и то не признала... Без благословения, без любви... вот и весь твой путь, Драгослав...

- Слезами горю не поможешь. Скажи, есть ли в тебе силы исправить то, что ты начал?

Драгослав молча сидел, силой пытаясь подавить плач. Силы? Где ж их взять? Силы...

Он стиснул зубы.

Он воин.

Он мужчина.

И он пройдет до конца.

Назло Хале.

Назло игравшим его судьбой богам.

Назло Тьме.

- Мне нравится такой настрой, - одобрительно произнес Провидец. - Знай же, что Халу нельзя поразить оружием, выкованным в этом мире, но твой меч для этого хорошо подойдет.

- И как я этим мечом достану до его сердца? Его тело уже размером с трех откормленных быков! Я разве что чуть кожу прорежу!

- Значит, тебе нужно больше мечей, - улыбнулся Провидец. И если правдивы слухи о том, как твой отец сражался с Карминтой на её острове, то кое-где тебя ожидает не меньше двух сотен отличных мечей, секир и рогатин из царства мертвых...

- Ты предлагаешь мне...

- Скоро полнолуние, когда на Лысой горе открываются врата в царство мертвых. Не такие крепкие, как на Родоницу или Мокошье, но тебе должно хватить. И если ты будешь делать, как я говорю...

День катился к вечеру, паломники нетерпеливо ругались, переминаясь с ноги на ноги, а провидец из Ретры и человек, прошедший сквозь наитемнейший путь, обсуждали самый невиданный за долгие века метод вербовки дружинников.

49

Бешеная скачка сквозь земли ратарей, доленчан и западных полян, ветер, бивший в лицо, да огненные отблески от крыльев Кречета - вот и все, что запомнил Драгослав, пока они мчались к Лысой горе, за несколько часов одолев путь, на который обычной дружине понадобится не меньше двух недель.

Чернобожники, какждое полнолуние собиравшиеся здесь, чтобы почтить мрачнейшего из богов, и жестокие ведьмы, ожидавшие, что нечистая сила одарит их невероятными дарами в обмен на истовые моления и страшные жертвы, в ту ночь даже не поняли, что произошло.

Как только пламя кострища, взметнувшись в три человечьих роста, поблекло, став иссиня-зеленым, и в его сполохах показались безрадостные картины Пекла, на Лысую гору словно налетел дикий порыв ветра, чуть не посбивавший сектантов с ног. Будь пламя обычным, а не колдовским - перекинуться бы ему на все вокруг, поджигая кустарники, а также волосы и одежду чернобожников. Но оно стояло ровно, исправно показывая в своих бликах обугленные безжизненные скалы, текущие кровью реки и чахлую, словно пустынную растительность, когда невесть откуда появившийся всадник на крылатом коне влетел в костер на всем скаку. Огонь взревел, поглощая его, во все стороны полетели лиловые искры, прожигая мантии ведьм.

- Великий див явился в наш круг! Чернобог посетил нас своим присутствием! - взвыли сектанты.

- Это Чума-воевода, собрав десять тысяч душ, мчится на прием к своему владыке! Взывайте громче, и будет нам дарована власть насылать лихорадку, и кровавые волдыри, и лихоманку, что даже могучего витязя сожжет за три дня! - кричала заводила шабаша, старая колдунья в изодранном платье, вооруженная крючковатым посохом с оголовьем в виде змеи. Самые могущественные из чернокнижников давно стеклись под Драгославово знамя, и здесь остались в основном восторженные, истеричные изгои, обозленные на весь мир и искавшие не глубины познаний Тьмы, а мести всем и вся подряд.

Собрание затянуло нестройную песнь во славу Чумы-воеводы, кто-то полоснул обсидиановым ножом по горлу приготовленного в жертву пса. Животное жалобно захрипело в агонии, и чернобожники со всех ног бросились к нему, собирая в ладони ещё теплую кровь, жадно глотая её или вымазывая ею все тело. Они уже предвкушали, как всех их врагов - засносчивых и удачливых соседей, неблагосклонных князей, святош-волхвов и пришлых жрецов Распятого - захлестнет ужасное поветрие, от которого нет лечения.

Драгослав всего этого уже не слышал. По правую руку от него вздымались высокие, серые остроконечные скалы, покрытые багровыми трещинами, зловно зловещими резами. По левую - клокотало безбрежное море не то крови, не то раскаленного железа. То тут, то там попадались черепа, скелеты и части тел. Барахтались в кровавом море обреченные на долгую муку грешники, тщетно поднимая к небесам опаленные, полуразложившиеся руки с омерзительными, сочащимися гноем желто-зелеными наростами. Драгослав не обращал на них внимания, да и не мог ничем помочь: такие муки были суждены им Радегастом Сварожцем, загробным судьёй, за великие злодеяния при жизни, и должно пройти несколько лет, прежде чем душа, очистившись пекельной мукой, сможет отлететь в Ирий.

Драгослав несся по серпантинной дороге, петлявшей вдоль склона, словно змея. То тут, то там попадались расселины, ведшие куда-то на другую сторону хребта, или глубокие пещеры, чьи обитатели напряженно следили за невиданным всадником своими злобными огнистыми глазами.

- "Нам не туда, если не хочешь стать закуской кому-нибудь из Чернобогова выводка", - передал Кречет.

- А откуда ты, собственно, знаешь, куда именно нам нужно? Ольгерд говорил только о выстроенном явно людскими руками укреплении, полном полумертвых воинов, но как нам его найти? Пекло-то огромно.

- "Да чую я их, не переживай. Издалека чую. Не забывай, что всадники Атланда использовали моих предков и для того, чтобы находить засады по запаху".

- А что у нас со временем? Сейчас ночь, но не наткнемся ли мы днем на каких-нибудь Чернобожьих ратников?

- "Просто погляди на небо".

В багрово-оранжевом небе в самом зените висела аспидно-черная луна, прорезанная несколькими ветвистыми трещинами. За время, прошедшее после прыжка через врата, она не сместилась ни на волосок.

- "Тьфу ты. Со всеми этими провидцами и воротами забыл, что здесь вечная ночь".

Серпантин становился прямее и шире, пещеры и расселины почти сошли на нет. Порядком ниже стала и каменистая гряда. Вскоре Драгослав выехал к мосту, по которому, наверное, пройти мог только боком. Выложенный словно из мутного темно-красного стекла, он казался очень гладким и вдобавок не имеющим перил. Изгибаясь причудливой аркой, мост уходил куда-то в клубившиеся над кровавой рекой бурые облака. Вдалеке, за пляшущим маревом, было видно, что он спускается - куда-то вдаль, на невидимый отсюда противоположный берег, тонувший во мраке и мареве.

- Так вот ты какой, Калинов мост... А этот кровавый поток, значит, река Смородина, - потрясенно выдохнул Драгослав.

- Да, именно так. И сейчас ты познакомишься с его стражами.

Раздался сигнал тревоги - гулкий, низкий набатный колокол. Тяжелый звон плыл в пропахшем гарью, кровью и муками воздухе словно нехотя, но Драгослав все же остановил Кречета. С теми, кто бережет Калинов мост, лучше дружить.

Подняв голову, он увидел, что звон идет из высокой, грубо сложенной из цельных глыб базальта башни, которая венчала последний холм в серой гряде. За ней пространство перед Калиновым мостом представляло довольно широкую и плоскую как стол равнину или, вернее, пещеру. В центре её был невысокий, но крутой холм, на которомвысилась каменная башня, обнесенная круглой зубчатой стеной. Драгослав заметил на стене какие-то фигуры со вполне земным оружием.