— Я ждала тебя много лет, Владимир князь, во снах девичьих тобою грезила ещё в ту пору, когда и вовсе о тебе не ведала. Жених наречённый мой, невесту свою отвергнувший, падёшь ли ниц предо мною нынче, голову покорно склоня?

— Женихом наречённым я был для другой, а теперь верным мужем останусь той, что сына мне подарила — твёрдо князь отвечал, не смотря на боль нестерпимую.

Встала Мария, вновь милость на гнев сменив:

— Не прошу я, Владимир, любви твоей, и неверным быть не прошу… Я приказываю стать мужем моим, и занять со мной рядом место в тереме княжеском. Я в княгини гожусь поболее той, что по сути своей и человеком не является. Ты пойдёшь со мною теперь в терем княжеский и отвергнешь жену свою и сына своего, да будешь лишь одной мне подчиняться!

— Видит народ душу твою чёрную, княжна Мария. Коль и станешь ты княгиней в Киеве, так затопчет тебя воля людская, не примет народ лжекнягиню, не примет самозванку! — с трудом слова Владимиру давались, да не собирался он руки опускать.

— Замолчи! — княжна вновь метнулась к нему, сжав лицо его в руках своих хрупких — Замолчи! И погляди, что стало со мной, Владимир! Это ты, ты сделал меня такой! Ты толкнул меня на ложе отца своего. Твоя вина в том, а по сему и отвечать тебе!

— Чужды мне слова твои, Мария. Ни любви, ни добрых чувств у меня к тебе не осталось. Не приму я твои приказы, не тебе указывать куда князю законному идти и что делать! Уходи и делай как знаешь, а со мной такие речи более не веди.

— Гонишь значит? — спокойно Мария молвила, постепенно от князя отдаляясь, — простись тогда с Иолантой своей, и сыном, что Степан к старцу Ивару увёз…

Она дыхание затаила и слова её достигли цели в сердце князя. Вздрогнул он, да взмолился, чтоб Мария Иоланту с сыном пощадила. А той только того и надобно. Рассмеялась она смехом недобрым.

— Всё что угодно за них отдать ты готов, Владимир?.. Так быть тебе князем Киевским и мужем моим! Уж не лаской, так силою возьму тебя в мужья законные. А как только явится княгиня твоя тебя выручать, тогда и увидишь ты смерть её, ибо собираюсь я сестре своей отомстить!

Промолчал Владимир, думу горькую думая, да планируя пути к спасению. А княжна, уходя, все засовы крепко накрепко заперла и, словно силой какой-то ведомая, медленно вышла на улицу, что к терему княжескому шла.

***

Не вернулась в тот вечер Мария в хоромы свои, не легла в постель на перины пуховые, а свернула в проулок, что темнее всего был. Три двери от поворота отсчитала, к четвёртой подошла, кулачком о дерево трижды стукнув. Дверь бесшумно пред ней отворилась, пропуская девушку в свою темноту бесконечную.

— Ты опоздала…

Мария стояла в кромешной тьме, из которой голос грубый да властный звучал.

— Я-я, заходила к…

— Знаю, — раздалось из темноты — у князя в темнице была. Вразумить пыталась. Разве не сказывал я, что не для того преподнёс тебе дар свой? Не говорил ли, что настойку ту — для покойного князя — не для любовных дел твоих отдал?

— Но… я… думала, что Владимир… — голос княжны дрожал, страх её весь обнаруживая.

— Забудь Владимира!

Мария сделала шаг вперёд, и в темноте проступил силуэт стула резного с диковинной спинкой высокой, из-за которой видна была лишь капюшона верхушка острая.

— Забудь князя, — вещал голос, громоподобно стены сотрясая, — не для того я назвал тебя достойной дара своего, ибо большая сила равна большой ответственности, а большая ответственность всегда приходит к тем, кто не привязан к мирскому… к тем, кто одинок.

Не шелохнувшись стояла дочь Ярославы, окутанная вязкой гипнотической пеленой этого голоса, окутанная темнотой и странным черноватым дымом, который был чернее чем сама чернота…

— Будет власть вся в руках твоих, и народ пред тобою склонит колени. Будет всё, чего сердце твоё желает, коли будешь во всём моим словам следовать. Одно желание исполню твоё, как только план мой завершится. А теперь, слушай, что скажу тебе, княжна Мария…

Она внимала каждому слову его, в трепетном страхе пребывая. Свет внезапно яркий у стены загорелся, низкий стол освещая, на котором баночки и колбы стояли.

— Подойди…

Послушалась девушка, на негнущихся ногах на свет выходя.

— В красном сосуде вино заклятое. Возьми его и князя угости. Не бойся, от него не погибнет он. Вино это лик Владимира изменит, и лишь сердце по истине любящее сможет в нём настоящего князя признать. После, прикажи выводить пленника на площадь, да к столбу позорному привязывать. Народ оповестишь: де дружинник это князя — предателя. Только сделаешь всё, словам моим в точности следуя, а после можешь до вечера самого своими делами заниматься. Только до того момента зелёный и чёрный сосуды припрячь. Да не забудь, ибо с последним лучом солнца дневного в небе два дракона явятся… Тот, что поменьше — сестра твоя — силой управлять ей сложно, а уж как прилетит сюда, так и вообще потеряет человечность свою. Однако, с ней отец будет — с ним сложнее — управлять он драконом в совершенстве может. А по сему прикажи самому лучшему стрелку на крышу терема взобраться… Пусть омоет стрелу он из сосуда чёрного и выпустит её аккурат в глаз зверя. Погибнет отец сестры твоей, и душа её яростью омрачиться ещё большей чем прежде, и уж более не сможет вернуть она облик свой. Тогда и настанет твой час: Владимира ей покажешь, да так и контролировать сможешь силу её. А теперь иди, Мария. Иди, и не забудь, что я поведал тебе. Прощай. На рассвете завтра жду с вестями хорошими.

Схватила княжна баночки, да опрометью в дверь выскочила. Вдохнула она воздух ночной, дрожь во всём теле успокаивая, а после побрела по тёмной улице, глазами не добро по сторонам озираясь.

***

«Иоланта, Иоланта, Иоланта…»

Чей-то голос шептал и звал неизвестное имя. Помутнённое сознание его не воспринимало. Ярким маяком лишь цель сияла, и одна мысль неустанно стучала в виски, вызывая ярость: «Убить!».

«Иоланта, Иоланта, Иоланта…»

Кто-то настойчиво звал её. Да. Это было именно её имя. Но разве у драконов бывают имена? Ведь она дракон. Дракон?

«Иоланта. Доченька. Где-ты?»

Кто это? Кто зовёт её? Разве есть другие подобные ей? Разве не самая ли могущественная сила на земле заключена в ней?

— Иоланта!

В сознании дракона это прозвучало так, будто обладатель голоса совсем рядом был. И не успела задуматься над этим Иоланта, как врезалась в другого подобного себе, большего по размерам. Ярость снова закипела и по жилам горячими струями потекла. Она летит убивать. Убить! Почему он мешает ей? Что встал на пути, если сам на неё похож?

— Иоланта! — Арман взмахнул крыльями, откидывая дочь назад.

Красные глаза двух драконов встретились.

— Папа, — выдохнула девушка мысленно.

— Слава богам. Я думал тебя уже не вернуть. Контролируй это, прошу. Контролируй как можешь. Выбери самое яркое воспоминание, самую важную цель, и будь собой. Оставайся собой, Иоланта.

— Папа, — будь она человеком, из фиалковых глаз непременно хлынули бы потоки слёз — я чуть было не забыла. Я чуть было вас всех не забыла!

— Знаю, — Арман опустился на землю, превращаясь в мужчину.

Иоланта последовала за ним, сложив крылья.

— Подумай о сыне…

Она послушалась. И как только милое личико Святослава всплыло в памяти, крылья исчезли, а сама она человеческий облик приняла. Отец и дочь обнялись.

— Папа. Владимир в плену, Мария начала войну. Ты поможешь мне?

— Как только я почувствовал, что ты превратилась, мне стало известно и об этом, дочь моя. Конечно, я полечу с тобой, я до самого конца с тобой буду. Ведь когда-то твоя мама сделала для меня то же самое.

Иоланта не смогла сдержать слёз.

— Не плачь. Отдохнём здесь, а на рассвете отправимся в Киев. Ты веришь мне?

Девушка кивнула, зарыдав пуще прежнего.

========== Глава 6. Планы рушатся ==========

Медленно солнце за горизонт опускалось. Князь Владимир на площади, к столбу привязанный, смерти ждал. Стрелок, по приказу Марии уж на крыше разместился, а сама Мария в тереме у окна стояла, руки крепко меж собою соединив — волновалась она, что нарушить планы её Иоланта сможет. Луч последний сверкнул в небе розовом, да погас, оставляя сумеркам прощание с днём очередным. В этот момент взглянула в небо княжна и действительно двух драконов увидела.