— Не верю я в это, Степан! Никогда б Мария так не поступила. Я с малолетства знаю сестру свою, отчего бы в ней жестокости-то взяться?
— Я поболее вас Марию знаю, я, признаться, давно влюблён в неё, да куда мне к княжне-то свататься. Всеми силами удержать её хотел от поступков нечестивых, так и матушка княгиня наказывала… да видно, не мне дела такие вершить. Одно могу, княгиня… забрать и увезти вас в безопасное место. За вами скачет стража киевская, я не на много обогнал их. Они вас убьют, убьют и наследника.
— Нет, — Иоланта сделала шаг назад, отказываясь верить — нет, не может быть. Это просто невозможно!
— Владимир приказал силой вас увезти, княгиня! Святослава Владимировича уже собрали в дорогу. Бегите княгиня, и будете спасены. Следуйте за мной, и ваше счастье с великим князем останется нетронутым и непорочным! — умоляюще он взирал на Иоланту.
— Воля твоя. Но только ради сына я еду с тобой, Степан…
***
Цок… Цок… Цок…
Дорожная кибитка покачивалась в такт стуку копыт, который гулким эхом разносился по каменистым улицам старого города. На мягком диване покачивалась молодая женщина, невероятно уставшая и измотанная. Одна её рука безвольно лежала на подушке, а другая обнимала большую плетённую корзинку. Невесомая полупрозрачная ткань сползла на пол под тяжестью женской руки и открыла личико прелестного годовалого малыша, мирно посапывающего во сне. Подушка вокруг его головы была вышита золотом. Острый камень, подбросивший кибитку, разбудил женщину. Её длинные ресницы дрогнули, она дважды моргнула и открыла свои фиалковые глаза, глядя прямо перед собой. Её свободная рука легко смахнула светлый локон, упавший на лоб.
— Княгиня, мы почти на месте. Я обещал вас предупредить.
Окно заслонил мужчина, скачущий рядом на лошади. Это был Степан.
— Да, я и так уже проснулась, — устало ответила Иоланта.
Они скакали целую неделю, направляясь к востоку от Великого Новгорода. Никто не сопровождал Иоланту, кроме Степана. Никто не находился с ней рядом, кроме ребёнка. Вымотанная дорогой, она уже не знала, правильно ли поступила, что уехала неизвестно куда. И вообще, была ли опасность, о которой твердил конюх, или это лишь иллюзия и интрига, созданная кем-то.
Степан остановил коней и спешился со своего, сразу отправляясь помочь княгине выйти. Иоланта оказалась во внутреннем дворе большого кирпичного здания. Здесь их уже ждали. Две женщины в чёрном подхватили её и ребёнка и увели внутрь. Долго спала княгиня сном беспробудным, а на рассвете третьего дня разбудила её молодая девушка.
— С вами поговорить великий старец желает.
Иоланте было всё равно, она спросонья и не поняла о ком речи ведутся. Осмотрела княгиня стены каменные, обтёсанные грубо с углублениями выщербленными. И стало ей зябко и одиноко. Глаза Владимира, словно наяву, предстали перед ней, успокаивая и отрезвляя затуманенное сознание.
— Где я? — она подняла глаза на девушку, которая теперь помогала ей переодеться.
— Это дом старца Ивара. Матушка мужа вашего его хорошо знала, да сына к нему лечить возила.
— Ивар? — Иоланта пожала плечами — не знакомо мне имя это. А разве не величаете вы Владимира князем?
— Мы не признаём чинов и званий мирских. Все люди равны…
Княгиня на мгновение замолчала, но вскоре задала новый вопрос.
— У вас есть нянька? Могу ли я рассчитывать на то, что сыну моему здесь будет спокойно и безопасно, и что уберегут его эти стены?
— В этом можете быть уверены, — девушка улыбнулась — вам пора…
Иоланта последовала за ней, передав своего сына Степану. Множество коридоров и поворотов мелькали одинаковыми серыми камнями, не оставаясь в памяти. Большая винтовая лестница привела их в подземелья, где на возвышении, в шелках на деревянном троне сидел он. Старец Ивар был похож на столетнее дерево: его жилистые руки напоминали ветви, глаза беспомощно озирались вокруг, однако, было очевидно, что старец не слеп, а длинные седые волосы и борода так давно и долго находились здесь, что стали частью стен, вплетаясь и врастая в них.
— Моя Богиня, — прокаркал он скрипучим голосом и словно ожил.
Только теперь Иоланта осознала, что они остались одни, а тяжёлая дубовая дверь плотно заперта за её спиной.
— Я не… кто вы?
— Она поведала мне, что на закате старой эпохи, в преддверии новой зари, которую однажды назовут десятым и одиннадцатым веками от рождества бога единого, бога, которого признают наши потомки… переродится богиня Лада от сыновей сына своего. Однажды, когда один из наследников проклятого ею сына падёт… да не от меча падёт, а от любви к обычной женщине…
— Что? — Иоланта услышала каждое слово, и всё же удивление её было таково, что вопрос вырвался сам собой.
Старец вещал, почти не открывая рта. Его голос гулко разносился под каменными сводами, обволакивая предметы и молодую женщину. Он завораживал, успокаивал, звал. Она стряхнула с себя наваждение и вновь почти крикнула:
— Кто вы?
— Я тот, что посмел отвергнуть богиню.
Всё произошло внезапно. И своды разверзлись, и свет снизошёл на старика, который стариком более не был. Волосы седые и борода словно втянулись в череп, почернев и окрепнув, глаза засияли голубым светом, руки налились свинцом, а сердце забилось быстрее и ярче. Теперь перед Иолантой предстал мужчина, красивый и статный как сама ночь. Он преклонил колено и в поклоне опустил голову, словно принося себя в жертву ей.
— Как схожи черты твои с той, что в сердце моём веками хранилась…
— Я не понимаю, — женщина отступила.
Он встал, с гордостью взглянув в глаза её.
— Прекраснейшая из смертных, я поведаю тебе одну историю, о которой ни легенд ни слухов ни в какие века не бывало, — Ивар взял ладонь Иоланты и нежно сжал, поглаживая тонкие пальцы.
Она отдёрнула руку и вновь отошла, присаживаясь на резной деревянный стул в противоположном от трона углу комнаты. Мужчина повернулся к ней спиной и сделал несколько шагов в сторону.
— Жил был на свете рыцарь заморский, и было у него всё, чего он только мог пожелать. Деньги и слава лились рекой, но, как и всё прочее в этом мире, вскоре наскучили ему. Тогда отправился он в путь дорогу, дальние страны повидать. Много дорог он проскакал на своём коне, много земель прошёл. Явился он в незнакомое поселение, что на картах отмечено вовсе не было. У людей этих язык странный был, сложный да премудрый, однако ж и по его языку разумели они. Звали себя эти люди Русичами, и не было им в боях равных, коль вместе они на войну шли. Рыцарь остался и прожил с ними три долгих года, ибо с первого взгляда полюбил он девушку одну. Была она всех других девушек краше, прекраснее звёзд на небе, кожа её сиянием ночной луны была полна, глаза зелёными изумрудами сверкали, а коса белоснежная до пола падала. Рыцарь за неё всё своё богатство, все земли и славу отдать был готов. Но случилось так, что увидала его богиня любви, красоты и плодородия — Лада. Влюбилась она в рыцаря и решила не дать ему на девушке той женится. Сначала явилась Лада к нему в своём настоящем облике, да просила и умоляла с нею быть, красотою и ласками завлекала. А как увидала, что рыцарю та девушка самой богини милей, вспыхнуло сердце её ревностию и злобою, и решила она разлучницу погубить. Завела её в лес, да к дереву привязала, на съедение волкам оставляя, а сама же облик её приняла, вернулась в поселение, да к рыцарю обратно явилась… — Ивар замер на полуслове, словно в мельчайших подробностях ту историю припоминая, а потом вдруг резко повернулся к Иоланте.
— К чему ты ведёшь это всё, хозяин дома сего, о чём поведать такими сложными путями пытаешься? — ей было интересно, что же произошло дальше и в то же время не понимала она ничего, будучи ещё его внезапным превращением напуганная.
Мужчина продолжал:
— Долго богиня обманывала рыцаря, и родителей девушки той. Жила её жизнью, да с рыцарем миловалась. Так и женился он на ней, и жили они счастливо до тех пор, пока не родился у них сын. Прекраснее младенца свет не видывал, да вот только беда для рыцаря в младенце том таилась. Под покровом ночи унесла Лада и мужа и сына на остров, что стоял средь пространства морского, и не было видно ни клочка земли, кроме скал голых, да луга, драконьим фруктом заросшего. Проснулся рыцарь, а рядом сын и богиня, которая тут же облик свой настоящий приняла. Вознесла она их на самую высокую скалу острова и вещала там громовым голосом: « Коли не мила богиня тебе, рыцарь, коли выбрал ты смертную в жёны себе, так забудь же язык своего народа, забудь всё, что было с тобой!». Испугался рыцарь, на земь упал, да прощения молить начал, однако ж не простила его богиня, а лишь речь свою пламенную продолжала. «Сын твой драконом отныне будет, и девушек станет силой брать из поселений, что за морем лежат. От них будут лишь сыновья рождаться. Все они драконами будут, и много веков пройдёт, и много жизней заберут они у Русичей. И только ты, Рыцарь, жить будешь. Жить и видеть, как дети твои, озлобленные местью моей, страдают. И родиться у сына твоего сын, а у сыновей его внуки, и так много веков подряд, пока один из драконов не полюбит девушку, что принёс на остров. Тогда-то и даровано будет тебе прощение, Рыцарь. Вернёшь ты и память и славу, и богатства свои, как только явится к тебе девушка, как две капли воды на любовь твою земную похожая, да только сила в ней от меня будет, и не проклятьем, а благословением моим…» — с этими словами Ивар снова замолчал.
