Гарри окутало сладкое душное облако ароматов, пробивающихся из-за щели под дверью. Лайелл отбил по дереву условный стук – так быстро, что Гарри не запомнил комбинацию.

Послышались шаги и грохот – такие звуки сопровождают двиганье тяжестей; дверь распахнулась. Гарри выбрался на свет, вытягивая за собой Элизу, и заморгал. Ярко-красные лучи преломлялись в стеклах и длинными полосами ложились на пол комнаты-теплицы. Стол уставлен был кадками с незнакомыми растениями; мясистые фиолетовые листья их слегка покачивались.

– Нечасто к нам забредают такие гости, – сказал очень знакомый голос. И Гарри взглянул в глаза Регулусу Блэку.

*

Элизу отправили спать, а Лайелл устроившийся за столом, устало подперев голову рукой, рассказывал Регулусу и его жене о череде злоключений, приведшей его сюда. Энид, плетущая из бесцветных и прочных как капроновая леска нитей, плащ, внимательно слушала, не отрываясь от работы.

Фото на туалетном столике невольно притягивало взгляд. Круглые исцарапанные коленки, шрам над левой бровью, черные волосы, четко очерченный упрямый рот. Пятьдесят фунтов чистого родительского счастья…

Гарри закрыл глаза. И осознал, что снова падает.

*

– Принесла вам чай, – Энид затворила за собой дверь библиотеки, поставила поднос на стол и поправила щипцами плавающий в луже воска свечной фитиль. Пламя вспыхнуло ярче, свет разогнал таящиеся в углах тени. Энид подняла за корешок «Диаволово искуство чародейское», пролистнула. Гарри слышал, что по Лютному прокатилась волна облав и арестов – так что Литтен погиб в потасовке удивительно вовремя. Гарри бы ничуть не удивился, помоги Энид своему нанимателю умереть. От этой женщины – уравновешенной, терпеливой как притаившаяся под камнем кобра, всего можно ожидать. Унаследовав лавку, она все чаще стала бывать в доме на Гриммо, оставаясь на многие часы – обосновывала это Энид тем, что в Лютном нынче небезопасно не то, что торговать, но и просто появляться.

– Вряд ли вам пригодится эта книга, – сказала она, ставя трактат на полку. – Вы же понимаете – от этих изысканий мало толку. Регулус знает о темных искуствах больше, чем вы или я можете представить – ритуал он способен провести и без вашего сидения за книгами.

Гарри насыпал в чай две ложки сахара и потянулся за молочником. Труды средневекового итальянского монаха надоели ему больше Волдеморта. Последний хотя бы не был столь нудным. Еще немного, и Гарри начал бы думать на латыни. «Диаволово искуство» написано было в четырнадцатом веке и ни одного английского слова автор не знал. Лингвистическое заклинание работало из рук вон плохо, проще читать книгу со словарем – только скорость работы от этого уменьшалась катастрофически.

Отсылок к Ветхому и Новому завету, которых в книгах чуть более чем чересчур, Гарри не понимал. Тетя Петуния не была ревностной христианкой и о спасении души племянника, проклятого своим колдовским даром, не заботилась.

– Иногда мне кажется, что в воздухе здесь плавают какие-то флюиды, заставляющие людей говорить правду, – буркнул он, размешивая сахар.

– Кто знает, что строители закладывали вместе с фундаментом этого дома. Блэки славились параноидальными настроениями. Говорят, бетон они замешивали на сыворотке правды.

Гарри порой не мог понять, когда она от серьезности переходит к шутливости. Иногда это смешило, чаще злило. Энид прошла к окну, убрала скалывающую тяжелые лиловые шторы булавку, раздернула их, впуская в библиотеку вечерний свет.

– Раз уж вы на стенку готовы лезть от безделья – поможете мне с приготовлением ужина?

*

На кухне горько пахло миндальным маслом и кисло тестом – острый, почти раздражающий запах. Громадная плита, в духовке которой поместился бы целый баран, излучала слабый жар.

– Займетесь фруктами? – Энид вручила Гарри нож с широкой режущей кромкой и отвернулась к столу – присыпать мукой. В движениях ее – механически бездумных и привычных, – не было ни суетливости, ни излишней медлительности. И при Гарри – да и, как он подозревал, не только при нем, – Энид не использовала магию. Миссис Уизли заставляла половник мешать суп, губку – намыливать грязную посуду, деревяную лопатку – переворачивать отбивные. Глупо не распоряжаться тем, что дано тебе, идет ли речь о магической силе или уме. Энид даже камин растапливала по-магловски. Подозрения, что она теперь сквиб, со временем переросли в уверенность.

Гарри достал из вазы, стоящей в центре стола, яблоко, потер восково-блестящий бок и располовинил. Вырезал сердцевину, нарезал яблоко дольками и высыпал в чистую тарелку. Энид, раскатывающая тесто, наблюдала за ним с нескрываемым любопытством. Когда Гарри обдал пакет с замороженными сливами теплой водой, она не выдержала.

– Вы прекрасно знаете, что нужно делать на кухне, – заметила она, вымешивая жидковатое тесто. На секунду остановилась, чтобы подсыпать муки, и вновь принялась энергично мять его руками.

– Я готовил завтрак с тех пор как научился заглядывать через край стола, – сказал Гарри, промывая сливы. Внимание Энид было ему неприятно. Кто просил ее лезть в чужие дела? У нее и Регулуса оказалось поразительно много общих черт. Настырность, например. Бесцеремонность.

– В самом деле? – Энид подлила в углубление, сделанное в тесте, коричной воды, и осторожно принялась вмешивать. – Ваши дядя и тетя вам очень доверяли, видимо.

– У них было странное понимание того, чем должен заниматься ребенок, – он вытер руки вафельным полотенцем и прикусил язык, чтобы не сболтнуть еще чего – не хватало начать выражаться как Регулус.

– Вы недовольны результатами своего воспитания? – она кивком указала Гарри на размораживающуюся курицу, блюдо с которой стояло на тумбе.

– Если бы вас упрекали все время в том, что вы – ненормальная, портящая жизнь чужой добропорядочной и респектабельной семье, как бы вы реагировали? – он насыпал в многослойный бумажный пакет кориандр и жгучий красный перец. Добавил соли и растертый в пыль сушеный базилик.

– Они научивали вас быть самостоятельным и полагаться только на себя – это ли не лучшая школа жизни?

– Если бы вас целый месяц отправляли спать без ужина – за то, что годовые отметки выше, чем у идиота-кузена, вы бы заговорили по-другому, – Гарри положил кусочки курицы в пакет и принялся встряхивать, чтобы специи распределились равномерно.

Энид, уминающая тесто в смазанную маслом форму, невесело хмыкнула.

– Внешние обстоятельства, какими бы они не были, не помеха. Чувство обделенности, ущербности, и родители, делающие вид, что моего брата не существует, не помешали ему вырасти прекрасным человеком.

– Он был сквибом, – вспомнил Гарри.

– Реджи погиб во время рейда Пожирателей на магловский Лондон, – она принялась укладывать фрукты на тесто. Голос не дрожал – за давностью лет Энид смирилась с потерей. – Такова была милость Темного Лорда, избавившего мою семью от позорной тайны.

– Вы поэтому решили бежать из страны?

- О, нет, я разделяла взгляды Темного Лорда. Меня не устраивали лишь методы, - она закрыла дверцу духовки и подбросила дров. – Вот только Регулус свалился мне на руки – спасибо экстренному порт-ключу, бредя о крестражах, домовиках и предательстве Лорда. Я по уши увязла в заговоре, не успев оглянуться. И, помогая Регулусу, лишилась… - она умолкла, но Гарри мысленно закончил “магии”. Он не мог представить ничего страшнее для помешанной на чистокровности Энид.

- И вы что, серьезно считаете маглов существами второго сорта?

- А вы не разделяете доктрину, обязательную для исполнения, и личные убеждения?

- Волдеморт – чудовище, - твердо сказал Гарри. И те, кто воздвиг его на пьедесдал – ничуть не лучше, про себя прибавил он.

Во взгляде Энид была застарелая глухая тоска – отражение той, что Гарри порой видел в зеркале по утрам.

- Маглы убили моего сына. Если завтра они погибнут, все до единого, я не стану горевать.

*

… – Все в порядке? – лицо Энид, менее строгое и более взволнованное, чем в воспоминании, маячило перед ним. Гарри открыл рот, чтобы высказать все, что думает о той, кто столь легко оперирует понятием «предательство»… И промолчал.