– Это сейчас. Но если дашь мне палочку…

– Придурок, – вышло бы презрительно, не будь Малфой до полусмерти напуган. – Со мной такое сотворят, если увидет как ты колдуешь – тебе и не снилось, – он нервно оглянулся, словно оборотни, готовые задать ему хорошую трепку, подбирались со спины.

– Ты ведь не умеешь вызывать телесного патронуса, так? А я умею, – вышло немного хвастливо, но Гарри надоело втолковывать очевидное. Малфой надулся, вновь становясь на секунду чванливым папенькиным сынком, которому противна мысль о том, что какой-то Уизли может обладать недоступными ему умениями. Однако тут же сгорбился, стиснул пальцы в жесте немого отчаянья. Безнадежно топчущий на перекрестке между простым и правильным, он боялся взвалить на себя ответственность, зная, что в случае ошибки никто не встает между ним и разьяренным Конни. Колебания склонили чашу весов не в ту сторону. Малфой резко ответил, что не даст палочку. Гарри мысленно проклял его трусость и решил зайти с другого бока, надеясь, что придумает адекватный план по дороге:

– Знаешь, как добраться до пункта учета?

– Миль десять на юг, вдоль реки, а дальше немного на запад – я бывал там, когда только попал к этим. К вечеру дойдем, – Малфой, опомнившись, что заболтался с тем, с кем говорить не должен вообще, дернул за веревку: – Вылезай оттуда, пока Конни не хватился пропажи – он обоим взбучку задаст, если задержимся.

И куда только подевался спесивый позер, любящий возвышаться за счет других? Сейчас был лишь усталый издерганный мальчишка, который трясся за свою шкуру, но не ждал признательности и благодарности за спасительную ложь. Гарри позволил отвести себя обратно к временной стоянке. Общий котел, на дне которого еще оставалась каша, когда они уходили, был девственно чист. Малфой угрюмо сел подальше от остальных, намотал на запястье веревку, и принялся счищать веточкой грязь с ботинок. Он, возившийся с пленником, поесть не успел.

Гарри потер затекшие руки, разминая побелевшие от холода пальцы и окоченевшие ладони. Такой мороз, словно дементоры поблизости. Не допусти Мерлин, конечно.

Оборотни передавали по кругу бутылки из мутного стекла. До Гарри тоже дошла очередь – вино отдавало сивушными маслами и было крайне небрежно процежено – на зубах заскрипел песок. После первого глотка появилось ощущение, что глотнул неразбавленного огневиски и закусил пригорошней снега обжигающий этот, пряный и терпкий вкус. Гарри замахнул руками, вызвав приступ веселья у стаи, однако умудрился поставить бутылку на землю, не разбив и не расплескав.

Единственная женщина среди оборотней, чье грубое, словно небрежно обтесанное топором, лицо, мало отличалось от мужского, села рядом с вожаком. Погладила его бедро сквозь одежду, уселась к нему на колени и расстегнула ворот. Конни запустил руку ей под свитер, приподнял тяжелую грудь и выкрутил сосок. Женщина низко, горлово застонала, впилась губами в губы Конни. Он грубо оттолкнул ее, шлепнул по заднице, чтобы не отвлекала, и поднялся, давая сигнал остальным.

*

На долю Малфоя, как самого младшего, выпала вся грязная работа. Гарри помог ему затоптать костер, закопал в сугроб остатки трапезы. Оборотни уходили, не оглядываясь; на мгновение посетило безумное желание бежать, куда глаза глядят. Вместо этого пододвинул к засыпанному снегом костровищу откатившийся в сторону уголек.

Малфой бросился вслед за успевшими скрыться из виду остальными оборотнями, и дернул Гарри так, что тот упал на колени. Вернулся, протянул бледную ладонь – не думая как это выглядит со стороны, без всякого умысла и давления извне. Шесть лет – и целую вечность назад, – Гарри отказался подать руку человеку, который желал примазаться к славе Мальчика-который-Выжил. Дети иногда проявляют глубокую мудрость, несвойственную многим взрослым. Теперь же, в далекой от того безопасного времени и места глухой чаще, имел ли он право отвергнуть возможного союзника?

В шестнадцать лет далеко не все – идиоты, что бы ни говорил Люпин. Гарри ухватился за пальцы Малфоя, стараясь не задеть содранные ногти, с силой сжал. Почувствовал ответное пожатие. И дернул Малфоя на себя, одновременно подсекая колени самым вульгарным магловским способом.

*

Малфой прокладывал дорогу – из поля зрения выпускать его было глупо. Да и выносливость у оборотней выше человеческой, а чутье – лучше. Малфой в первое время поминутно оглядывался, ожидая погони. Натыкался взглядом на палочку в руках Гарри и облизывал потрескавшиеся губы. Жалел видно, что так беспечно поверил в добрые намеренья врага. После некоторого раздумья Гарри решил идти к реке, пусть шанс затеряться по другую сторону ничтожен. Если остаться здесь – оборотни вскоре выследят беглецов. И церемониться не станут. Конни не производил впечатления доброго самарятянина. Остролистовую волшебную палочку, оставшуюся у него, жаль было до слез – она верой и правдой служила Гарри многие годы.

– Нам не убежать, – подал голос Малфой. Выворачиваясь из захвата, он чуть не вывихнул кисть, и теперь изображал из себя несчастного страдальца. Гарри пожал плечами, про себя отмечая это «нам». В случае чего и речи не будет про то, что Малфой помогал под прицелом, а не добровольно.

– Вполне достаточно будет спрятаться.

– Ты точно дурак, Уизли. Нас выследят по запаху.

И снова обобщение. Сейчас они были в одной связке, и пререкаться в таких условиях неумно. Гарри ускорил шаг, побуждая Малфоя идти быстрее: не до разговоров, когда дыхание сбивается. Нытье его начинало раздражать. Как можно жить, не надеясь на лучшее, все время ожидая наступления чего-то страшного? Да, это страшное случается независимо от того, думают о нем или нет, но постоянный страх парализует решимость и заставляет бегать от каждой тени. Одна трусость влечет за собой другую, единожды предавший лжет и изворачивается вновь, поняв выгоды этого, приняв за положительные самые темные свои стороны. Чтобы разорвать замкнутый круг нужно быть сильной личностью – и в этом кроется ловушка: у малодушных недостает уверенности, они подспудно убеждены в бессмысленности сопротивления. Жажда признания, чувство сопричастности или желание выделиться – не столь уж важна причина предательства. Потому что нет оправдания алчности, глупости и подлости. Приходится ли тебе жить под гнетом всеобщего осуждения или выцарапывать дорогу к светлому будущему для других людей, забывая о себе – ничто не дает права отмахнуться от тех, кто в случившемся ничуть не виноват.

Малфой, может, и засранец, но он сполна расплатился за глумление над грязнокровками, нетерпимость к предателям крови и попытку покушения. Гарри твердо намерен был вытащить его из патовой текущей ситуации, доставить в гостиницу и запереть в комнате наедине со Снейпом – пусть оба спустят пар. Великодушие, в конце концов, тоже имеет пределы.

Малфой вдруг встал как вкопанный, потянул носом воздух, раздувая тонко вырезанные ноздри.

– Они далеко?

– Полмили. Но быстро нагоняют нас, – и бросился вперед, ломясь сквозь густой подлесок как удирающий от волков лось. Гарри припустил следом. Ветер донес эхо переклички преследователей.

До реки оставалась сотня футов, когда за дальними деревьями замелькали бурые и серые плащи. Гарри шепнул Малфою остановиться, и они пригнулись как солдаты в окопе, кожей чувствуя, как шарят поверх голов ищущие взгляды. Прикинул варианты – выбор был негуст и, в общем-то, вполне очевиден. Сдаться они не могут – несдержанные, ведомые животными интинктами и человеческими страстями, оборотни, в клочья разорвут добычу, не побрезговав и сородичем. Идти вдоль берега бесполезно – там они заметней, чем клякса на новом свитке. Значит, остается то, что Малфою сильно не понравится, да и у самого Гарри восторга не вызывает.

Пришлось двигаться по-пластунски, укрываясь за чахлыми, поредевшими на склоне кустами боярышника. Малфой пытался протестовать, быстро сообразил, что слух у оборотней не хуже нюха, и дальше полз молча. Они укрылись под осыпью, пронизанной древесными корнями, невидимые для чужих глаз. В ботинки набилась снежная крошка пополам с песком, но физический дискомфорт был меньшим злом по сравнению с тем, что предстояло сделать.