Черные кроны деревьев заслонило девичье лицо, плеснули пепельно-русой волной волосы, когда Луна Лавгуд вскочила на подножку кареты и, балансируя на одной ноге, взмахом палочки левитировала внутрь чемодан. Она слегка запыхалась, но выглядела удивительно бодрой для человека, которому пришлось полмили идти быстрым шагом.

Невилл помог Луне забраться в карету через окно – двери блокировались, когда та сдвигалась с места, и до ворот Хогвартса оставались запертыми. Ожерелье из высушенных ягод бересклета мазнуло по щеке, когда Луна, все еще стоящая в полный рост, нагнулась, чтобы поправить Гарри капюшон мантии. Разноцветные и разновеликие хрустальные бусины, вплетенные в браслеты, зазвенели, когда Луна опустила руки.

– Привет, Луна, – сказал Невилл вежливо. Она просияла.

– Привет, Невилл, – моргнула светлыми, чуть навыкате глазами, делавшими ее похожей на удивленную полусонную лягушку, и обернулась к Гарри: – Здравствуй, Гарри. Почему ты прячешься?

– Я – Рон, – сказал Гарри мягко – о том, что его секрет может разгадать Луна, видящая то, что оставалось сокрыто от глаз прочих, он не подумал. Луна, мыслящая в ином диапазоне, живущая в другой плоскости бытия, неизменно поражала своим взглядом на людей и события.

Луна потеребила ожерелье и, смотря на проплывающую за окном Визжащую хижину, смутно видимую в темноте, заметила:

– Папа говорит, что там водятся фиолетовые шмурики – они хорошие, только очень боятся мыльной воды с лимоном1.

Гарри незаметно перевел дыхание. Что-то подсказывало: больше к опасной теме Луна возвращаться не станет, если только он сам не решит рассказать ей правду. Луна, существующая в стране грез, была куда тактичней, чем те реалисты, что смеялись над ее чудными нарядами и нелепыми речами. Невилл, кажется, решил, что стал свидетелем очередной ее странности, и услышанное никак не прокомментировал. Гарри еще не знал как сможет лгать Невиллу и Симусу, и всем остальным, тем, кто знает его уже шесть лет. И был уверен, что научится.

– Я хотела пойти пешком, – сказала Луна, болтая ногой в полуспущенном оранжевом чулке, – но подумала, что никак не могу пропустить речь. А вы знаете, что когда новый директор Хогвартса вступает в должность, он идет к Черному озеру, где его приветствуют русалки верхом на келпи? Только сейчас зима, они не придут на зов, наверное, – добавила она задумчиво.

Карету тряхнуло, качнуло на правый бок, Гарри повалился на Невилла, взмахнувшего руками в попытке удержать равновесие. Лошади прошли по инерции еще пару шагов и встали как вкопанные. Невилл высунулся из окна, ища причину остановки, и плюхнулся обратно на сиденье.

– Ось сломалась, – расстроенно сказал он. И прибавил без всякой паузы: – Проклятая грязь!

Вторая за день вспышка у обычно спокойного Невилла заставила задуматься. Такой переход от апатии к злости служил зловещим симптомом – Гермиона непременно сказала бы, каким именно.

Луна подтянула чулок и, поднявшись, ловко выскользнула из окна.

– Идемте, – позвала она, гладя узкую морду фестрала. Тот приподнимал верхнюю губу, фыркал раздраженно, недовольный задержкой. – Может, мы все-таки увидим русалок – мне бы очень хотелось с ними поговорить. Говорят, что они так болтливы, что могут разговорить даже рыб. Интересно, а рыбы обижаются на то, что мы считаем их немыми?

Невилл тоже выбрался, принял у Гарри чемоданы и, благородно решив не обременять Луну, о багаже позабывшую, взялся тащить и свой и ее. Луна шепнула что-то одному фестралу, уткнувшись лицом в его длинное ухо, пригладила редкую гриву второго, и зашагала прямо по лужам. Невилл и Гарри переглянулась и поспешили следом. Гарри предпочел бы, чтобы в конце этой дороги – увы, не вымощенной желтым кирпичом, – его ждал добрый волшебник, который по мановению руки мог вернуть ему и чувство уверенности в собственных силах, и надежду на лучшее. Жаль, что жизнь совсем не похожа на магловские сказки.

***

Речь они все-таки пропустили. Когда двери Большого зала распахнулись, впуская их – не просто задержавшихся, а безнадежно опоздавших, – Гарри инстинктивно вышел вперед, оставляя Невилла и Луну за спиной, загораживая их. Сбился с шага и едва не пропахал носом мраморный пол. Невилл охнул.

Розовая – вызывающе-яркая фуксия среди скромных черноголовников, – мантия невольно притягивала взгляд. И владелицу ее Гарри знал лучше, чем хотелось бы. Амбридж смотрела на всех – и ни на кого в отдельности – с тем фальшиво-умильным выражением, которое предвещало большие неприятности.

– Приверженность чувству долга является безусловно знаковой в эти смутные времена, – она улыбнулась так сладко, что у Гарри скулы свело, и продолжила громче. – Враги магов и ненавистники нынешнего справедливого порядка, призывающие к анархии и беззаконию, будут справедливы наказаны…

Гарри опустился на скамью, потянул за рукав зазевавшего Невилла. И, делая вид, что внимательно слушает, откинулся назад, чтобы в поле зрения попал учительский стол. Снейп, занявший пустовавшее прежде место Дамблдора, находился в незримом коконе отчуждения – стул профессора Макгонагалл, сидевшей прежде по правую руку от директора, теперь поставлен был почти вплотную к стулу профессора Вектор. Невидимую границу не переступали ни преподаватели, хранившие еще верность Дамблдору, ни ставленники Волдеморта – незнакомые мужчина и женщина: приземистые, коренастые, похожие в своем безобразии. Флитвик и Хагрид – последний озирался, не понимая причину опалы, – сидели у самого края стола – магам с примесью нечеловеческой крови не позволили приблизиться к остальным.

– Министерство выражает надежду, что все ответственные и сознательные ученики будут способствовать благополучию и процветанию Хогвартса. Своевременное выявление неблагонадежных, зарекомендовавших себя противниками нового режима, не останется без внимания и награды, – улыбка Амбридж сверкала как стоваттная лампа. Макгонагалл раздула ноздри и гневно фыркнула – совсем как давешний фестрал. Регулус метнул в Гарри предостерегающий взгляд, и Гарри, приподнявшийся было на скамье, опустился обратно. Ему действительно оставалось лишь наблюдать – затевать склоку было чистой воды самоубийством, пусть неприкрытый призыв к доносительству и предательству поняли даже непривычно притихщие, словно пришибленные, первокурсники.

Монологи о магловских выродках перемежались дифирамбами новому режиму, за гладкими речевыми оборотами таилась неприкрытая угроза.

Провожали Амбридж жидкие аплодисменты – радость слизеринцев казалась искуственной. Лицо нового директора было непроницаемо. Снейпа Гарри в свой план не посвящал, а Регулус благоразумно решил промолчать. Затея представлялась невероятной и предугадать реакцию Снейпа было несложно – он, несмотря на изрекаемые оскорбления, всегда старался держать Гарри подальше от эпицентра событий. Безуспешно, но в этом уже не его вина. Лгать ему было неприятно. И привычно – вранье не единожды спасало.

Ужин протекал в тишине. Гарри ковырялся вилкой в тарелке, делая вид, что выбирает кости из запеченой со специями рыбы; Макгонагалл цедила кофе; добрейшей, но отнюдь не глупой Спраут, кусок в горло не лез – она вздыхала, глядя то на мрачную фигуру директора, то на разобщенных коллег, и непрестанно поправляла шляпу с обвисшими полями, сползающую на глаза.

Среди учеников не было маглорожденных – им доступ в Хогвартс отныне оказался наглухо закрыт. Это играло на руку, с одной стороны, – меньше вероятность, что его раскроют. Перед двумя, живущими в той же комнате, что и ты, играть спектакль легче, чем перед тремя. С другой же – велик риск, что, выгнав из Хогвартса тех, чьи родители не принадлежали к магическому миру, Министерство обратит внимание на полукровок и на пресловутых «противников нового режима». У Уизли была не лучшая репутация в волшебном мире – Гарри не доискивался причин, а теперь жалел об этом – понимание того, почему они стали изгоями, помогло бы выбрать правильную линию поведения. Чувствовать себя агентом под прикрытием было волнительно, но и тревожно.