Не растерявшись, Гермиона заклинанием приманила аптечку Драко. Второпях рассыпая ее содержимое, она читала названия знакомых зелий и, наконец, нашла нужное. Три янтарных капли оказались на языке юноши, и она быстро прочла заклинание.
И…
Молитву…
Прижимая к себе мгновенно обмякшее тело, Гермиона почувствовала, как слезы прокладывают дорожки, торопясь покинуть смущенные щеки. Она так и не поняла, кто из них плакал, и не хотела, обращая к Богу полузабытые слова. Драко легче от зелья, Гермионе от человеческого «Аминь». И уже не важно, кто плакал, она чувствовала на своей щеке его ровное дыхание. А еще она знала, что сильное зелье действует моментально, но лишает пациента сил. Драко должен крепко и надолго уснуть, что и произошло, а Гермиона на всю ночь осталась рядом, устроившись в кресле у изножья кровати Малфоя.
Комментарий к Пробовать Дорогая моя pblshka, зная твою нелюбовь к названиям на русском языке, я долго искала и... нашла. У остальных прошу прощения. Мне кажется, что эти слова точно отражают смысл работы;)
Известная цитата из книги А. Экзюпери “Маленький принц”.
====== Узнавать ======
It used to be so easy
On days such as these she’d
Search and search for hours
In among the flowers
I loved it! — I loved her!
I loved it! — I loved her!
Play the fool, act so cruel — I loved it!
Read her book, take a look — I loved her!
It all seems so absurd
That this should have occurred
My very only secret
And I had to go and leak it!
My secret garden’s not so secret anymore!
Такой простой и привычный
Был этот день обычный,
Когда она часами
Возилась с цветами.
Все это — любил я.
Её — любил я.
Быть то шутом, то палачом — любил я.
Любил ее книги и взгляды ловить — любил я.
О, как же глупо всё!
Ну как же так произошло,
Что собственную тайну
Я сам открыл случайно!
Мой тайный сад — не тайна больше для неё.
Martin L. Gore
Оказавшись в поместье Малфоев, Гермиона невольно заметила, как замедлился ход времени. И дело, конечно, не в магии. Просто несмотря на светлый интерьер, солнечные блики на полу и стенах, Малфой-Мэнор остался самим собой и ничем иным.
Бессонница — гость всегда непрошеный и редко желанный, но она дает время для размышлений, а это время, в свою очередь, дарит множество открытий. Часто глупых и бесполезных. К утру Гермиона узнала, например, что периметр малфоевской спальни равнялся двумстам пятидесяти шести широким шагам, что окна комнаты смотрят на восток, и солнце показывает заспанное бледное лицо в пять тридцать утра.
Так и не решившись покинуть свой пост возле спящего Драко ни на секунду, Гермиона заклинанием приманила недочитанную книгу, но даже устроившись в уютном кресле, не смогла читать. Вернувшись к окну девушка долго изучала причудливое переплетение садовых дорожек, в утреннем свете казавшихся призрачными нитями, сплетающимися в паутину. Она и сама чувствовала себя подобно мотыльку, угодившему в сети без возможности выпутаться.
Гермиона вернулась к кровати Драко и присела на край. Он все еще спал, и тонкое, неправдоподобно бледное лицо почти не различалось на фоне белой наволочки.
Быть может, действительно, утро нового дня дарит иной взгляд на вещи, позволяет делать дурацкие, БЕСПОЛЕЗНЫЕ открытия. К таковым, несомненно, относилось наблюдение, что волосы у Малфоя имели легчайший золотистый оттенок, как и ресницы, на которые будто луч солнца упал. Не совсем понимая зачем она это делает, Гермиона протянула руку, совсем чуть-чуть, и прикоснулась к покрытому испариной лбу там, где между капельками влаги увидела то, что удивило ее больше всего остального. Она сама страдала от веснушек: хорошо зная темных, почти бурых жительниц собственного носа и щек, Гермиона с удивлением обнаружила такие же у Драко. Только очень-очень светлые. Медового оттенка, но покрывающие почти все лицо.
И вдруг ей очень захотелось прикоснуться, проверить, настоящие ли они или исчезнут при контакте с подушечками пальцев, обернувшись как и все вокруг затянувшимся, странным сном. Ее пальцы замерли в полутора дюймах от носа юноши, когда он неожиданно заговорил.
— Который час? — прозвучал вопрос, разлепив пересохшие губы Драко. В тот же момент он широко распахнул глаза, а Гермиона инстинктивно отдернула руку, будто боясь поимки с поличным.
— Без четверти восемь.
— То есть…
Он не договорил и отвернулся, крепко жмурясь. Снова открыл глаза и опять закрыл. Крепко-накрепко…
— Драко, о, Боже мой, что? Что случилось?
Отворачиваясь от нее, он не ответил.
— Драко, скажи мне! Что? Как ты?
— Плохо, — раздалось глухо. — Сегодня один из тех дней, когда я не могу различить даже день и ночь.
И хотя Нарцисса Малфой предупреждала об этом, слушать историю оказалось просто, познавать на практике, совершенно иным делом. Не зная, что следует говорить и делать, Гермиона молча нащупала его руку. Пальцы юноши между ее собственными, точно ледяной ручей между корнями дерева, хочет утечь, вырваться, да она не пускает, держит крепко.
— Что тебе нужно?
— Просто скажи, если тебе есть что сказать.
— Я хочу, чтобы ты ушла и оставила меня в покое.
Тогда Гермиона еще сильнее сжала его руку, и ему, верно, стало больно, но он все продолжал молчать, игнорируя ее вопросы о том, не проголодался ли он, и не помочь ли добраться до ванной комнаты.
Оставаться рядом — глупо, уйти — невозможно, и тогда вопрос вырвался сам по себе.
— Расскажи, на что это похоже?
…
— Ты знаешь что такое отчаяние? — раздалось после некоторой паузы.
— Да.
— Это оно. Исправленное и дополненное изрядной порцией безысходности, осознания собственной немощности и бессилия окружающих тебя людей. Когда ты понимаешь, что близкие хотят помочь тебе и поиск способа становится смыслом их жизни, но ты не ведаешь, доживешь ли до утра. Когда мать говорит, что зимой мы отправимся в горы, потому что ты больше всего на свете любишь горы, а ты, слыша это, не знаешь, будет ли в твоей жизни еще хотя бы одна зима.
— Расскажи мне, как это случилось?
— Как? Ты же сама была непосредственным участником событий той ночи! Ты видела все СВОИМИ глазами. Заклятия летели со всех сторон. И в этом аду было невозможно понять кто враг, а кто друг. Я тысячи и тысячи раз говорил — заклинания, что попало в меня, не видел и не слышал, равно как и не ведаю чьей мишенью стал. Но я очень дорого заплатил бы за то, чтобы узнать… С какой силой нужно ненавидеть, чтобы обречь человека на такие муки? Это — не жизнь, а жалкое ее подобие, когда ты вынужден просыпаться, разговаривать или даже улыбаться, чтобы не заставлять страдать близких тебе людей.
Он ненадолго замолчал, чтобы через несколько мгновений с раздражением продолжить.
— И вообще, тебе-то какое дело до меня? Нравится видеть меня в таком состоянии?
И хотя в его голосе вновь послышалась неприкрытая агрессия, на этот раз Гермиона не рассердилась совсем. Ее оружие против Драко гораздо более сильное — она видит, она не лишена этой возможности — наблюдать, как юноша едва сдерживает слезы. И это тоже не ускользает от внимания, поэтому тихо и ласково, как только можно по отношению к человеку, кажущемуся безразличным, она молвила.
— Я знаю, что вы обращались ко многим сведущим магам и даже к магглам в надежде, но… я хотела бы попытаться найти сама. Я очень хотела бы помочь тебе, Драко. Возможно, это звучит глупо, но если ты позволишь мне…
Он не дал ей договорить. Рывком высвободив ладонь, по недоразумению все еще покоившуюся в руке девушки, он сел в постели лишь для того, чтобы громко закричать.
— Да шла бы ты к чертям, Гермиона Грейнджер, со своей благотворительностью! Не строй из себя добродетель! Я не верю! Не верю в то, что можно сочувствовать тому, кто большую часть жизни ненавидел тебя и использовал любую возможность, чтобы задеть, как можно больнее. Уходи отсюда прочь! И запиши в своем блокноте добрых дел, что проект под названием реабилитация Драко Малфоя тебе не удался. А знаешь почему? Потому что между нами пропасть! И это обстоятельство не изменит ничто! Слишком много было сделано и сказано, чтобы теперь притворяться, что мы друзья, что тебе не безразлично!
