— МНЕ НЕ БЕЗРАЗЛИЧНО, — она перебила его посреди слова, наблюдая как эта фраза моментально лишила его сил и припечатала обратно к подушкам. — Мне не безразлична судьба всех, кто пострадал в войне.

На какое-то время в комнате воцарилась полная тишина. Драко снова лежал с закрытыми глазами, и Гермиона, уже было подумала, что ссора лишила его сил, и он уснул или потерял сознание, ведь зелье, которое она давала ему накануне, имело этот мощный побочный эффект. Но вскоре бледные губы дрогнули, а обведенные алой сосудистой сеткой серые глаза распахнулись.

— Расскажи, зачем ты здесь? Только без лжи и сокрытия фактов. Я никогда не поверю, что ты согласилась только ради меня. Поведай свои мотивы, Грейнджер.

Все вернулась на круги своя. Он назвал ее по фамилии, совсем, как в школьные годы, но если там она всегда могла достойно ответить ему, имея от природы острый язык и, на худой конец, крепкий кулак, то теперь Гермиона размышляла. И не хотела отвечать на прямой вопрос. Рисунок ковра под ногами в этой ситуации показался гораздо более увлекательным, чем беседа.

— Ну? Я жду ответа! — нетерпеливо молвил он.

— Дело не в тебе, если ты так хочешь. Но если жаждешь правды, то отчасти и в твоей персоне.

— О, я тронут, — саркастически скривил губы Малфой. — Продолжай повествование. Думаю, меня ждет увлекательнейшая история.

— Ты сегодня говорил о сражении за Хогвартс, как об аде, но поверь, Драко, это был лишь один из многочисленных котлов. По счастью — последний, но и самый горячий. Я же жила, принимая ванну из кипятка ежедневно, на протяжении всего последнего года войны. Как все, кого она непосредственно коснулась: Тонксы, Уизли, Лавгуды, думаю, нет смысла перечислять, когда этот ряд можно дополнить и фамилией Малфоев. Я, как и ты, познала безнадежность, не в теплой постели родительского дома, не в праздных размышлениях, а в сырой палатке среди лесов и гор, где никто не мог поручиться, что следующий миг не станет последним. Я, вместе с друзьями, Роном и Гарри, даже если тебе неприятно слышать эти имена, познала лишения, голод, холод и чувство постоянного страха. Будет ложью, если я скажу, что нормально чувствую себя в твоем доме, Драко. Особенно внизу. Ведь несмотря на измененный интерьер, на все ваши старания — это все еще то место, где я узнала, что такое фанатичная ненависть и пытки. Но я никогда не забуду и твой взгляд, когда тебя заставили опознать нас. По нему я угадала, что ты понял, кто мы такие… ты не мог не понять. Но до сих пор я не ведаю, почему ты промолчал, хотя, признаться, вопрос утратил свою актуальность. Прошло достаточно времени, чтобы понять — жизнь продолжается и в ней тоже нужно успеть сделать что-то. Поэтому я здесь, Драко.

— Оу, героиня войны заботится о бывшем враге? Как мило! Это достойный сюжет для новой жалостливой книги. Из разряда тех, что килостраницами поглощают домохозяйки.

— Я и буду заботиться. Но не о тебе конкретно. Я хотела бы открыть реабилитационный центр, а по факту дом, где могли бы встретиться и поговорить те, кто пострадал от Волан-де-Морта. Куда могли бы обратиться и получить помощь такие, как ты, Драко Малфой.

— Ты самонадея…

— Не перебивай. Дай мне договорить. Я приобрела подходящее помещение, но мне нужны немалые средства на ремонт. Это не просто подклейка обоев, там требуется более серьезное вмешательство, Драко, и магией тут, увы, не поможешь. Не все законы в мире подчиняются мановению волшебной палочки.

Она замолчала, ожидая очередную порцию грубости от юноши, но тот неожиданно замолчал. Еще более странным показалось, когда бледная пятерня его руки, подобно шустрому пауку разыскала среди складок одеяла ее руку. Сжав ее с силой, он произнес скороговоркой.

— Я знаю. Я думал об этом. И, согласен, мои монстры, как в детских кошмарах, живут только под кроватью, никогда не выбираясь наружу. Твои — пожирают тебя изнутри. Пожалуйста, оставь меня теперь. Мне необходимо побыть одному. Подумать. Эти разговоры. Их слишком много для одного дня. Продолжим позже. Если захочешь. Ведь ты захочешь?

…

Не простившись, она удалилась в комнату, перед этим деликатно напомнив, что всегда услышит звон колокольчика. Прежде чем закрыть дверь, разделяющую их комнаты, Гермиона долго смотрела на Драко, замечая еще раз, какое бледное и изможденное у него лицо.

Она и раньше никогда не считала его красивым, то ли шутя, то ли серьезно сравнивая юношу с той метлой, на которой он летал. И если у школьных «Чистометов», древко венчали топорщащиеся ветки, то прическа самого Драко, как помело его «Нимбуса», имела аккуратный, слегка ненатуральный вид. Следовало признать, что со времен их последней встречи, краше он не стал, и худоба его, граничащая с анорексией, теперь все более настойчиво говорила в пользу последней. Гермионе никогда не нравилась эта высокая, угловатая фигура, имеющая, как ни странно, грацию в движениях и мужественную жилистость, несмотря на худобу. Непонятным оставалось одно: почему весь оставшийся день и изрядную часть вечера эта фигура упрямо не хотела вылезать из ее головы за завтраком, обедом, за интересной книгой. Картинки из прошлого нахлынули волной, имевшей весьма неприятное, горькое послевкусие.

Вспоминая о годах, проведенных однокурсниками в школе, она не нашла ни одного эпизода, более или менее годившегося бы для точки отсчета, закончившей бы неприязнь и положившей начало дружбы, но диалог, произошедший между ними утром, никак не шел из ее головы, равно как и нескладная долговязая фигура Малфоя.

…

Они встретились лишь за ужином. Драко не бросился встречать ее и не поторопился проводить к столу, как накануне. Он будто вообще не понял, что Гермиона появилась в столовой, а девушка присмотревшись внимательно, снова обнаружила рядом с ним громоздкие, неудобные костыли.

— Привет, — тихо поздоровалась она, но юноша продолжал есть, не обратив внимания.

— Драко! Ты слышишь? — позвала она вновь, но значительно громче.

Юноша вздрогнул и уронил вилку.

— Я не услышал, как ты вошла. Здравствуй.

— Сегодня ты на костылях? — без обиняков спросила она, и подумала, что, возможно получит лишь очередную дозу грубости в ответ. Драко же не спешил. Он отложил в сторону вилку и сделал внушительный глоток из кубка.

— Ты так и не поняла?

— А что должна была понять?

— Мать и отец позвали тебя именно из-за того, что мое состояние крайне нестабильно. То есть не так. Я недели, и даже месяцы могу чувствовать себя вполне приемлемо, а потом, неожиданно, происходит…

— То, что случилось ночью, — закончила Гермиона за него. — Но с чем это связано? Ты можешь сказать об этом хоть что-то?

— Нет. Я не знаю и не понимаю с чем это связано. Мало того, эти приступы не имеют предвестников, но после них я на несколько дней погружаюсь в полную темноту, слышу, как будто нахожусь под толщей воды. Не чувствую вкуса и температуры, двигаюсь тоже с трудом, — произнес он медленно и тихо, и после долгой паузы, которую она не решилась нарушить, Драко закончил. — Это почти, как смерть. Только хуже.

— Это ужасно, — воскликнула она, и искреннее сочувствие в собственном голосе поразило ее. — Я не смогла бы так. Лучше смерть, чем почти смерть.

Она сказала это не подумав, хотя раньше никогда не позволяла себе такого. Малфой криво усмехнулся и спросил: «А как же родители? Близкие? Ты о них подумала? Знаешь, в последние годы, на самом дне отчаяния я привык вспоминать, что должен думать о них».

— Что же тебя спасает? Ты не выглядишь таким уж несчастливым. Я бы сказала, что чувствую некоторые перемены в тебе.

— Книги. Написанные авторами-магглами. Миры, созданные руками и воображением простецов. Знаешь, никогда, будучи зрячим, не задумывался, сколь скучно пишут маги: у нас есть сказки, легенды, книги по истории магии, учебники и хранилища знаний. Все, вращающееся вокруг нашего мира. Простецы же рисуют в своих произведениях целые вселенные, подчас не имеющие ничего общего с реальностью, даже нашей, магической. Они пишут о больших кораблях, пронзающих пространства, гораздо большие, чем можно представить. Магглы пишут о том, из чего они состоят, что чувствуют искренне. Они описывают постыдные страницы собственной истории и на страницах тех же книг воспевают своих сынов, подаривших славу роду человеческому. Ты права. Что-то во мне надломилось, дало трещину. Даже книги для слепых созданы магглами, потому что потеря зрения в мире волшебников, исключая, конечно, такие случаи, как мой, легко лечится, и маги не сочли нужным создавать то, что придумал Луи Брайль.