Окончилась весна, пора надежд, наступили первые летние деньки. Минул месяц со скандальных событий в центре столицы; завершилась сессия в институте, и Дарья вместе с родителями уехала на дачу в Подмосковье. Даша очень любила там бывать, хотя в то время как ее родители ползали по грядкам, она больше бродила по дорожкам и думала о чем-то своем. Однако бывали и у нее минуты пробуждения трудовой активности. В ту пору Даша оказывалась невероятно продуктивной, и все поражались ее работоспособности. Но в этот вечер настроение у нашей героини было меланхоличное.
Дождь кончился уже несколько часов назад, и Даша бродила по своему дачному участку, шелестя сапогами по мокрой траве и хлюпая по лужам. Разговор себя с собой не клеился, и она предалась воспоминаниям. Дарья подняла голову вверх: облака и тучи толпились в виде всевозможных диковинных фигур, напоминавших мифических животных. Вспомнился случай из детства, когда она так же наблюдала за облаками из окна. Вдруг облака сложились в один паззл, и пред ней предстал лик. 'Бабушка, бабушка, смотри, Николай Чудотворец!' - закричала Даша. 'Нет, Даша, не вижу!' - верующая бабушка украла у внучки красивую сказку. 'Даша, ты воображуля', - вспомнились сейчас ее слова, часто употребляемые к маленькой девочке. Но сейчас рядом не было бабушки, она умерла в начале прошлого года. Ветер дул неравномерно, и лик растянулся и распался. 'Услышь меня!', - прошептала Дарья и шлепнула в особенно крупную лужу. Брызги разлетелись во все стороны, частично запачкав и штаны девушки. Впрочем, дачный вариант штанов, предназначенный для похода в лес, было не особо жалко. И как будет не особо жалко тех из нас, кто величает знание, присно и во веки веков! Да приидет время благоденствия и откроет нам всю тайну скрытой Вселенной! 'Что это все значит? Где я есть? И есть ли я?' - Даша поплыла. Туман спускался по мере приближения ночи. Темнело. Глас ангелов ширился, становился все чище и осязаемее. 'Имеющий уши да услышит! Имеющий глаз да узрит! Ибо те десницы, что благо кличут - хулу таят. Ибо те страстотерпцы, что громче о своем подвиге кличут - помину лгут. Да воссвятит из мертвых дух, коли на земли он бывает! Озари незримым светом и свергни все полночные покрова! Кто ты? Знаю ли я тебя? Или ты во мне? Так откройся же нам! Да озвучь ты имя свое, яко на жизни нам тебя не хватает, яко сами слабы и терпим непонятно зачем. Кто хочет между вами быть большим - раб будет ваш. Имеющий уши да услышит. Здесь я! Я с вами до скончания веков! Здесь я, я есть гром, я есть земля, я есть конец веков и странствий! Я есть начало начал и мой трезубец воткнут в эликсир бессмертия! Ты не ищи меня, ибо видишь и так постоянно! Не ищи меня и не поклоняйся, ибо презренно кланяться естеству. И нет в мире ничего иного, отличного от естества. Так возьми жизнь свою и держи, и возьми мир, и возьми оболочку бренную и отдели от наперстков, от наваждений, но верь! Ибо глупец тот, кто не верит в реальность, кто не верит в сущность, кто не верит в смену дней, кто не верит в свет и тьму. Но услышь, не накажет никто ни одного человека, как он сам себя может наказать. Не различающий свет и тьму сам себя наказал, и не нуждается в страданиях. Услышь, что нет страданий посмертных, ибо ты свое уже выстрадал здесь; нет радостей бесчинных, ибо ты их уже пережил; мертва твоя душа и мертв дух твой. Услышь меня в горе, и услышь в траур, и простись с собой и со Вселенной. И прими себя и полюби так же, как боготворишь силы, тебя принесшие. Да возвысится имя твое, но не дух, ибо смертны, паче срока. Исчезни в громовом котле и не осязайся. Дух, будь проклят, изъят из наважденья! Сгори! И в пламени надежд, сюда мне больше не являйся, передо мной не представляйся, одетым в сонмы из одежд. На веру, знаю, приходили, сомненья тризны искупили, наш путь далек, но все же краток, где есть подъем - там есть упадок. Там вечно счастье говорит. На берегу незримой смерти, открыты дверцы на паперти, стремглав на казнь бежим успеть, терпеть за мир, за все - терпеть!
Сбрось свою гордость, ибо не благодатна почва, горделивостью прельщающаяся! Открой миру пороки и исповедуй их мне! Избавь себя от небожителей и поверь всем сердцем! Проси прощения у лжи за недостаточную службу ей. Вернись в мир!'
И Дарья вернулась! Вернулась, словно и не было ничего! Тот полусон-полуявь, в который она впала, пленил ее, но стоило открыть глаза, а вокруг уже было темно. Она отряхнулась, и тьма исчезла, растаяла окончательно, хотя и вокруг было достаточно мрачно. Сапог утоп в луже, и сквозь невесть откуда взявшуюся щель в носок подтекла водица, и теперь больно щипало палец. Дарья почувствовала небывалое воодушевление. Она редко сочиняла стихи, они сами находили ее, и сейчас она боялась, что эти строчки, проговоренные ею в полубреду, исчезнут с памяти... они уже исчезали. Она дернулась бежать, но тут же поняла, что уже не помнит и ни одной из них. Даша встрепенулась. 'Что это было?' Но сознание было чисто и девственно, бреда не было, за лесом тяжело гудел товарный состав. Эхом прокатился лай собак. В доме напротив скрипнула дверь, и послышались голоса. Она вслушивалась, изо всех сил пытаясь найти хоть крупицу необычного, неопознанного, неосязаемого и неклассифицируемого, но все происходящее было настолько обыденным, настолько простым и незначимым, что девушке немного стало страшно. Она подняла голову и стала смотреть на звезды. Мигая, летел самолет, а за ним еще один. Гул доносился с неба все отчетливее и отчетливее. 'Почему мне порой кажется, что жизнь идет, а я вместе с ней - нет? Мне кажется, словно я растворяюсь и просто наблюдаю, мне кажется, что я словно смотрю кино, в котором у меня появилась возможность реагировать, отвечать и даже совершать какие-то действия. Какие-то... И какие же действия я совершаю? Еще с детства я постоянно ударялась об углы, после чего плакала, я была ужасно неловкая. И хоть сейчас я не ударяюсь, это чувство неловкости не покидает меня. Я странная, потому что иной раз я чувствую себя вне жизни. Может я прилетела оттуда? Нет, нет. Это просто меланхолия, просто грусть, это любовь ходить под дождем с непокрытой головой, чтобы набраться сил от неба. Я знаю, что живу, но ничего не могу поделать с этим чувством. Может, это было видение, может, я посредник, но не понимаю своей миссии? А кто понимает? А почему я думаю, что миссия эта существует? Мы разбросаны, как камешки нерадивым ребенком. Он палочкой эти камешки тормошит и ворошит. А может, он и не понимает, что эти камешки живые, что у них есть душа, что они умеют любить и страдать? А что если он только создал, но потом потерял к нам интерес? Наскучила эта игра, нашел себе другую давным-давно? А может он вообще женился, у них родились детки, теперь ему совсем не до нас. Мы уже взрослые - сами должны разобраться. Значит, мне никто не поможет с моими затмениями? Они также будут на меня снисходить в некоторое время?' - она посмотрела на небо. Ожидаемого громоподобного голоса 'больше не будут' не послышалось, Дарья присела на корточки и заплакала. 'Будут, будут, и я всегда буду любить жизнь, я буду принимать все это, пусть даже в чем-то страдать. Ох, если б мое страдание могло снять боль с кого-то! Я бы согласилась, чтобы все это страдание упало на меня, я бы хотела принять все это страдание - если бы другие стали от этого счастливы, стала бы счастлива и я. Но, по-моему, это не так. Я страдаю лишь для себя, паршивая эгоистка. Насколько люблю я жизнь и людей, настолько ненавижу себя. Да, именно за это. Я не могу полностью прочувствовать отчаяние других людей, нет, пока не могу. Это бессмысленное пятно, которого могло и не быть и ровным счетом ничего не изменилось бы - вот что такое жизнь моя. Не отрекаюсь... Господи... Во имя отца, сына... Не оставьте меня... Мне страшно без Вас, страшно! Я боюсь людей, я не понимаю их, мне все кажутся чужими, хоть Вы не отвернитесь от меня... А то я сойду с ума, я совершу какую-то глупость, в бреду сделаю ужасный шаг, и даже не замечу! Помогите!'
Открылась дверь, откуда высунулся папа. 'Дарьюшка! - голосил он. - Хватит там гулять, пошли к нам, чай поспел'. Даша повеселела, бодрый голос отца растворил в один миг все сомнения, и она, смеясь, побежала к крыльцу.
