Антон усмехнулся. 'Как же классно жить в деревне, думаем мы, жители городские. И аналогично думают они, мы, мол, сидим в этой дыре, а у вас все есть под рукой. И рвутся - условий и перспектив тут нет. А мы мечтаем сбежать, устроить свой домик, усадебку, чтобы все было. А готовы ли мы просыпаться с первыми петухами? А заниматься хозяйством всерьез? И изучать вопросы, в духе того, какое удобрение под что сыпать и как лечить летучую ветрянку у гусей, которые у потомственных сельских жителей передаются из поколения в поколение? Не думаю. Так к чему же эти мечты? Мы привязаны, почему бы это не признать. Куда мы можем убежать? Глупо, глупо все это. Хорошо там, где нас нет, вот в чем весь ваш дауншифтинг', - ввернул Антон в неспешный ход своих мыслей модное слово, по традиции обращаясь к воображаемому собеседнику - и засмеялся. Настроение было благостное.
Оно подрастворилось, когда он вошел в электричку, следующую в Москву. Вагон был наполнен характерным запахом, и Антон обратил внимание, что на двух лавочках никто не сидел. Ему стало любопытно, и он с ужасом увидел, что прямо между ними громоздилась куча. 'Вот! Говорим о духовности! И в День Победы - День Победы, с которым у нас сейчас идет такая всеобщая шумиха, с этими дурацкими ленточками, наклейками, ряжеными и так далее - мы отмечаем вот так! Обожаю эту страну! Это было бы смешно, если б не было так грустно'.
Он прибыл в столицу - а она всегда после подобных вдохновляющих поездок казалась немного угнетающей - и направлялся к своему дому. Он шел широкими шагами, не замечая еще не подсохших луж, когда его внимание привлекла пожилая женщина в шляпке. Он обошел ее: 'Вот модница! К чему так вырядилась в такие-то годы! Да, в молодости ты была видимо знатной, знатной. Уж валишься с ног, а стиль держишь. Но что я так критичен к ней? Я уверен, что она строптивая? Ладно - вот если я подойду к ней и собью шляпку. Та упадет в грязь - как она отреагирует? 'Ой, хулиган, как ты мог!' Определенно. Еще добавит: 'Сейчас милицию вызову!' А подойди к ней и скажи: 'А Вам шляпка-то идет!' Как отреагирует? Не ясно. С большей вероятностью негативно. Но это потому что я не умею комплименты делать. А так - может, и улыбнется. Но почему мы боимся неожиданного - страх негатива? Зачем совершать поступок, который может принести тебе отрицательные эмоции? Сидя на заднице, ты можешь научиться получать удовольствие от этого. А что-то делая? Ничего. Вот абсурднейшая логика! А самореализация? Если бы всего один этот вопрос не посещал меня, о, сколько всего я мог бы совершить. Не в сомнениях дело! Дело в вопросе 'Зачем?' Сомнения - благодать. Сомнения - ощупывание кочек, когда ты идешь по болоту. Но ты идешь, идешь не сворачивая, сомнения - вернейший твой союзник. А вот вопрос 'Зачем?' - самое вредное. Это хороший аргумент, когда у тебя возникает когнитивный диссонанс. Но это лишь попытка запутать оппонента. Он скажет, что это несущественно, и ты припрешь его к стенке: 'Ты слился! Ты не знаешь! То о чем ты говоришь - тебе просто кажется! Ты нашел в мире подтверждение своим предрассудкам, и не более того!' Так в чем тогда смысл? В изменении себя и мира! Научись чему-то, построй что-то, и не думай, 'а что это изменит?' Не ты должен об этом думать. Ты пришел сюда - делай. И не задавай вопросы, которые заведомо безответны. Спроси, почему люди лгут? Но прежде чем ответить, прекрати лгать сам. И ты поймешь в один миг, если будешь объективен, как твоя жизнь пропитана ложью, которую ты даже и не ощущаешь, которую ты и ложью-то не считаешь! Или, к примеру, молчаливое согласие с ложью - это ложь? Если ты ее не слышишь, но знаешь, что она есть? Вот, возьмем пример из детства. Еду в автобусе с бабушкой. Входят контролеры. Билета нет. Бабушка, пятясь, заявляет: 'Он ребенок-инвалид!' Меня это обижает до смерти, и я начинаю орать: 'Я не инвалид!' Это борьба с ложью? И говорю соседям, что мы выбрасываем мусор по пути на станцию в кусты? И мои домашние смотрят на меня потом с осуждением. Более того, говорят - ты бесхитростный. Значит, правда ассоциируется с бесхитростностью. Хорошо. Но вот такой пример. Я знаю, что человек врет - я не слышу этого прямо, пусть он сидит за стеной - но значит, я согласен с ложью? Но что - я должен выбежать и орать, дескать, 'как вам не стыдно'? Это же абсурдно! Да и глупо - саму ложь это не искоренит с лица земли. Но является ли ложью молчаливое согласие? Нет, не знаю, не могу понять. Но... Да, это ложь'.
Навстречу Антону шли одна за другой пьяные компании, некоторые из них пытались горланить песни. Антон смотрел на них с нескрываемым отвращением. 'Да, употребление алкоголя вызвано незнанием людей, зачем они живут, - рассуждал он. - И, кстати, именно поэтому людям нужна война. Людям нужна война, потому что только там они могут проявить свои лучшие качества; только там можно умереть не просто так, но за Родину, за абсолютную идею; на войне ты миришься с самыми жуткими условиями, плюешь на непотребства; война дает тебе возможность перекрыть все свои бывшие грехи, дурные поступки, поэтому ты продолжаешь вести бой, будучи раненым - да, это адреналин, это азарт, это эйфория. Ни одно развлечение еще не дарило столько адреналина. И именно поэтому герои-фронтовики не могли найти себя, приспособиться к жизни на гражданке. И именно поэтому спивались. Не к месту тут будет пример Осипа Комиссарова! Это пример серии из грязи в князи случайным порядком, тот хоть и герой, и вовремя успел, но раскрутил его популярность все тот же маховик пропаганды. А вы говорите, Компотов изучил конспекты Геббельса! А милиционера, повторившего то же действо в девяностом году кто помнит? Интернет так вообще по запросу его фамилии выдает участника войны в Южной Осетии! Да, опять война!'
Глава XXVIII. Откровение
Чудес не бывает. Если человек видит нечто, кажущееся ему чудесным, значит, это нечто ему мерещится, либо является естественным для природы, но было доселе неизвестно, чем и вызвало удивление. Тем не менее, душа человека устроена так, что он не только хочет верить в чудо, но и стремится находить чудеса в самых обыденных событиях. 'Какое чудо, что мы встретились', - вещают друг другу влюбленные, находясь под действием эндорфинов. Мы видим чудо, если на нас с крыши падает сосулька, но не задевает, хотя искривление траектории сосульки без воздействия на нее - это ли не необъяснимое явление? Однако, опять же, необъяснимость - всего лишь признание невозможности обосновать с помощью современной науки те или иные события.
О живая природа! Сколько раз к тебе обращались поэты всех времен и народов! Почитание природы, идущее с древних времен, когда оно приобретало тотемный образ, в наше время также превратилось в отдельный культ. И выделялась среди народа группа жрецов этого культа, и имя им - отъявленные путешественники. Это были люди, готовые терпеть всяческие непотребства ради покорения самых необычных и удаленных мест. Они готовы ходить в походы, тащить тяжеленные рюкзаки и ставить палатки, быть съеденными комарами и питаться, готовя на костре; готовы мерзнуть и париться, преодолевать реки на утлых лодочках, грозящих в любой момент перевернуться; готовы добраться до мелкого уездного городишки, где из цивилизации только почтамт и сберкасса, и вызвать подозрительные взгляды местных обывателей, сразу идентифицирующих чужаков. Кто эти люди? Чем вызвана их готовность терпеть подобные непотребства? Ведь пользуется популярностью точка зрения 'в гостях хорошо, а дома лучше'. Но эти сторонники объясняют желание путешествий неким психологическим дискомфортом, желание сменить обстановку они объясняют внутренними проблемами личности и попыткой бегства от реальности. С определенной точки зрения, можно признать их правоту в том, что человек, истово увлеченный делом, не захочет от него отвлекаться, но много ли вы найдете таких персонажей? Так или иначе, даже от самого любимого дела порой хочется оторваться, и тем слаще будет возвращение к нему впоследствии.
Дарья, Дарья, прекрасная, чувственная девушка. Она идет, словно в кого-то влюблена. И она действительно влюблена - в жизнь, в весну, в ожившие и распускающиеся почки, в скандалящих за гнезда птиц, в запах прелой земли и грядущее благоухание. Все это заставляет невидимую стаю насекомых на дне грудной клетки разом подняться с места и воспарить. И в таком чувстве каждый вздох - как благодать, и кажется, еще чуть-чуть, и растворится этот бренный мир вокруг тебя, а на месте его соткется мир новый, мир прекрасный.
