- И последнее на сегодня - почему ты тщательно обходишь настоящее имя моего сына? - Простите, когда он приедет к нам, то сам скажет мне, как его называть.

Через день Фрося улетела в Израиль, оставив Марка в надёжных руках, окружённого невероятно тёплой заботой гостей. Она даже опасалась, что её вольнолюбивый муж скоро психанёт от такого пристального внимания к его персоне.

Как бы не успокаивал Марк, улетала Фрося всё же с растревоженной душой, хотя ещё до её отъезда расторопный мужчина, пользуясь телефоном, устроил детей Зары в престижные школы, а младшего - в частный садик.

На следующий день после их серьёзного разговора с Фросей, Зара с треском выгнала мексиканку, пришедшую, как обычно, делать уборку. Рассерженная невестка заявила, что не потерпит постороннего человека в доме, когда ей самой с утра до вечера здесь практически делать нечего. Поэтому в этом вопросе не принимает возражений и берёт на себя весь хозяйственный уклад.

Зара прогулялась с дочерью по окрестностям и поняла, что продукты будет покупать с помощью Фатимы в ближайшей лавке и на базаре, о чём поставила в известность свекровь.

Перед тем, как покинуть своё уютное гнёздышко, Фрося нежно обняла мужа:

- Знаешь, как бы я себя не уговаривала, но не могу сказать, что уезжаю со спокойной душой, ведь мы впервые расстаёмся с тобой на несколько дней за наши десять лет совместной жизни. Маричек, береги себя, ты мне очень нужен, я даже представить не могу, как буду без тебя со всем справляться, ведь я за тобой, как за каменной стеной, и уже отвыкла самостоятельно решать любые вопросы - от крупных до самых мелких.

- Езжай, Фрося, и ни о чём не беспокойся, я тебя буду ждать. А ты справишься, ты всегда со всем в жизни справлялась.

По дороге в аэропорт и в самолёте Фрося вспоминала последние слова Марка, она их когда-то уже от него слышала.

Перелёт из Майами до Нью-Йорка, а оттуда в Тель-Авив вместе с пересадкой занял почти пятнадцать часов. Нельзя сказать, что тяжёлая многочасовая дорога оказалась для Фроси очень утомительной. Изредка она смотрела на экран телевизора или пыталась читать "Евгения Онегина". Впрочем, взятая с собою книга особо её не увлекла, всё в ней было чужим, далёким от современности, и отношения героев казались какими-то ненатуральными, надуманными, и только образ Татьяны Лариной несколько заинтересовал, но и то, возможно, лишь потому, что на него обратил её внимание Марк.

Да, у её московской невестки была некоторая схожесть с Пушкинской Татьяной не только в чертах характера, но и во внешнем виде, но совсем незначительная. Татьяна Семёна (Фрося вздохнула при этом сочетании имён) была гораздо резче и своенравней и мало напоминала своим поведением избалованную изнеженную дворянку.

Как не пыталась Фрося абстрагироваться от второй новоявленной жены сына, оставшейся в её доме в Майами, и от последнего между ними разговора, но в мыслях неуклонно возвращалась к реальной действительности.

Боже мой, какая сложная штука эта жизнь, как неожиданно и странно переплелись судьбы таких разных людей, а каким будет продолжение этой запутанной истории, догадаться было вовсе невозможно.

Когда до Израиля оставалось не больше трёх часов лёта, она откинула голову на спинку кресла, расслабилась и неожиданно для себя сладко уснула. Из тумана глубокого сна её вырвал голос стюардессы, сообщавшей о погоде за бортом и в Израиле. Следом девушка попросила пассажиров принять предписанное инструкцией сидячее положение и пристегнуть ремни.

И вот колёса шасси коснулись бетонного покрытия посадочной полосы аэропорта имени Бен-Гуриона. Люди, находящиеся в салоне самолёта, утомлённые долгим перелётом, дружно и с облегчением зааплодировали.

Получив свой чемодан в багажном отделении, Фрося вместе с другими пассажирами двинулась по длинному проходу к регистрационным окошкам.

Действительно, Марк был прав, ничего пока сложного в её путешествии не было. Её английского вполне хватало, чтобы успешно миновать не остающиеся в памяти бюрократические процедуры, и она незаметно для себя оказалась в многолюдном зале среди прибывших, провожающих и встречающих людей, говорящих на разных языках. К своему удовольствию, отметила в этом гомоне частую речь на русском языке.

Остановившись среди многоликой пёстрой толпы, Фрося стала оглядываться и сразу же обратила внимание на то, как к ней спешат пожилой высокий мужчина и молодая худенькая женщина, а следом за ними вышагивал с букетом цветов смуглолицый парнишка. Фрося тут же догадалась, что это Бени - муж Анютки и дети её дочери - Майя и Эфраим. Внучка опередила всех и с радостным криком бросилась в объятия к Фросе со слезами на глазах:

- Шалом, бабушка, здравствуй, моя милая, боже мой, как моя мамочка ждала этот радостный миг вашей встречи после долгой разлуки...

При последних словах Майи Фрося залилась слезами, крепко прижимая к себе плачущую внучку, которую не видела почти тридцать лет:

- Майечка, девочка моя, какая ты взрослая, ведь мы с тобой расстались, когда тебе шёл только четвёртый годик.

- Бабушка, а я помню, честное слово, помню, как ты мне читала сказки и кормила какой-то очень вкусной ягодой.

Фрося улыбнулась, слыша в русской речи внучки какой-то особый акцент:

- Майечка, эта ягода называется земляника, как ты хорошо говоришь на русском языке, я думала, что ты его совсем уже забыла, ведь Марк с тобой по телефону разговаривает на английском.

- Ай, бабушка, какой там хорошо, если бы ты знала, как мои русские коллеги в больнице смеются надо мной, но это ерунда, лучше познакомься с моим папой и братиком.

Фрося протянула руку статному пожилому мужчине, который, поздоровавшись, заговорил с ней на английском:

- Я очень рад встретиться с мамой моей жены. Аня так много хорошего про Вас рассказывала.

Фрося знала, что эти встречи в Израиле лягут на её душу тяжёлым бременем, потому что рядом всё время будет витать образ её милой дочурки, её необыкновенной Анютки.

- Я тоже очень рада познакомиться с человеком, ставшим для моей дочери надёжным и любимым спутником жизни... - Фрося проговаривала эти слова, непрестанно глотая слёзы.

- Пожалуйста, не надо плакать. В нашей стране и так мы не успеваем высушить слёзы, как появляется повод для новых... А вот это плод нашей с Ханой любви... - и мужчина подтолкнул к ней улыбающегося смуглолицего симпатичного парня.

- Бабушка, освободи меня, пожалуйста, от этих цветов... - и он, вручив Фросе букет, привлёк к себе пожилую женщину, которую никогда в жизни не видел, но в честь которой ему дали имя.

Фрося не могла позже толком восстановить в памяти, как они вышли из монументального здания аэропорта и уселись в припаркованную невдалеке машину, какая была в этот момент погода и о чём они все между собой оживлённо говорили. Безусловно, Фросю выручал английский язык, иначе ей бы пришлось пользоваться услугами Майи в качестве переводчика.

Время было обеденное, и Майя поинтересовалась, какую кухню предпочитает Фрося.

- Девочка моя, любую, я всеешка, но мы же в Израиле, здесь, по-видимому, едят только кошерную пищу. У нас с Марком есть друг, который соблюдает кашрут, так я уже давно привыкла к вашей еде.