В общем, обстановка явно накалилась и была, мягко говоря, нервной.

А потом все изменилось.

Алла обернулась и спокойно сказала, ни на кого конкретно не глядя:

– Пришли.

Охотников было много. Человек тридцать-сорок, сложно было определить из-за темноты и пелены снега. Они не таились, шли плотной стеной, изредка кое-кто из них отделялся, чтобы пнуть садовую статуэтку или колеса припаркованный у входа машин, отчего те отзывались визгами сигнализаций.

Звери они и есть звери, плевать, что с благодатью. Я почувствовала, что с силой сжимаю кулаки. Жила проснулась, откликнулась, наполняя вены кеном. И радостно, что сейчас не нужно себя сдерживать. Совсем.

– Рассредоточьтесь! – велела я и сделала шаг к двери.

Защитницы – те, которые еще оставались в гостиной – бросились врассыпную, к доверенным им точкам. Мирослав напрягся, сжал плечи Майи, к ним метнулась Ева, готовая защищать дочь ценой собственной жизни. Дэн встал по левую сторону от меня, ободрительно кивнул. Его растерянность будто рукой сняло.

Филипп побледнел и крепче сжал ритуальный клинок. На столике перед ним лежало двадцать пять ритуальных фигурок, готовых впитать ауры охотников.

Дверь протяжно скрипнула и отворилась.

Началось.

Первый вошел несмело, будто ждал, что на него тут же обрушится гора камней или кипящее масло. Он был слаб – Ганс, смотритель скади – и постоянно озирался по сторонам, а сзади его теснили соратники, выбравшие молодого охотника пушечным мясом в этой войне.

Дэн ударил без предупреждения – серым, густым мороком, и Ганс, широко распахнув глаза, гулко рухнул на паркет.

За Гансом вошли другие. Переступая через мертвого товарища, они уверенно и нагло входили в дом. Я стояла близко от входа. Слишком близко, чтобы охотники смогли удержаться от соблазна порвать мою жилу. От их щупалец осталось ощущение липкости, и меня передернуло. Но печать Арендрейта не подвела – оба смельчака тут же рухнули замертво рядом с Гансом.

Я выставила вперед ладони и ударила. Лед. Обжигающий лед в венах, отчего они горят, раздуваются, причиняя дискомфорт. Но лишь на миг. Через секунду кен овладевает мной, а не я им. Он ведет, направляет, указывает мишень, и я бью – яростно и почти всегда в яблочко.

Охотников больше, чем полсотни. Они бросаются врассыпную, уворачиваясь от ударов. Алла в углу – раскрасневшаяся, волосы растрепались, глаза горят воинственным огнем. Дэн – собранный и дикий, кривая улыбка уродует лицо, и мне на миг представляется тот мальчик, о котором говорил Мирослав – жестокий, бескомпромиссный, злой. Мирослав сегодня тоже в ударе. Он держит оборону, не подпуская врага к дочери и Еве.

Руки Майи изящными бабочками порхают в воздухе. А на кончиках пальцев оседают ауры охотников. Она несет их бережно, словно боится расплескать воду, и отдает фигуркам Филиппа. Жрец тих и мрачен и все так же сосредоточенно сжимает нож.

Меня несет. Я уже почти не замечаю, куда бью, но удары мои, как ни странно, находят цель. Охотники перекрикиваются, и я пытаюсь выделить голос того, с кем говорила по телефону. Я его не узнаю, и от досады, бью еще сильнее.

Их намного больше, чем мне казалось. Пятнадцать охотников уже лежат без движения в гостиной, а их все так же много, как и в начале.

Я горю, пылаю изнутри, внутренности плавятся от всплеска кена.

Видения приходят внезапно, и меня отбрасывает назад. Дэн успевает перехватить меня правой рукой, левой ставя перед нами защитный пасс. А потом я теряю ощущение действительности.

Лив миниатюрна. Темноволоса. Глаза огромные, раскосые и смотрят испугано. В ее руке – нож, и лезвие угрожающе блестит, а сам клинок в руке маленькой хищной выглядит огромным. Его рукоять сверкает драгоценными камнями и щетинится острыми рунами.

Напротив Лив – охотник. Тот самый – в этом нет сомнений. На лице Первого – глубокий рваный шрам от виска до нижней губы, он делит само лицо пополам, по диагонали. Шрам бороздит правый глаз и нос, отчего переносица кривится, придавая лицу Хаука зловещее выражение.

Хаук ее не видит, смотрит в сторону и скалится, а из его жилы светящимися плетьми вырастают щупальца. И мне бы посмотреть на жертву Первого, которого скрывает тьма, обернуться, но отчего-то страшно и жутко до дрожи в коленях. Я замираю, пялясь на шрам, на кожаную одежду охотника – расстегнутый жилет и свободные штаны, на ботинки его, покрытые пылью. На блестящее оружие в руках Лив, на камни в рукоятке ножа, на лицо Первой. Только бы не перевести взгляд на того, кто сейчас погибнет, только бы не узнать, только бы…

– Полина!

Резкая пощечина возвращает в реальность. Я на диване, надо мной – Дэн, Филипп у меня в ногах – трясущийся и злой. Рядом Майя и Мирослав.

– Жива?

Я киваю и пытаюсь встать. Голова гудит, перед глазами плывет, и я не сразу понимаю, что в гостиной почти не осталось охотников. На полу больше трупов, но не все, а это значит…

– Они прорвались, – подтверждает мои догадки Дэн.

– Наверху, – выдыхает Мирослав и бьет чистым кеном куда-то вправо.

– Я пойду, – бормочу и наконец встаю. Пошатываясь иду к лестнице – путь чист, охотники наверху и наверняка успели добраться до кого-то из защитниц.

Уже у лестницы оборачиваюсь и выдаю глупое:

– Справитесь без меня?

Дэн переводит взгляд на Мирослава, а тот, не раздумывая, кивает.

– Иди. – И бросает уже Филиппу: – Начинай, жрец!

Майя собрала почти все или все. Во всяком случае, больше медлить нельзя. Филипп встает. Его звездный час наступил. Что ж, не подведи, жрец!

Пока я понималась, думала о том, что ненависть Эрика к охотникам не так уж необоснована. Вот они – те, на кого снизошла благодать. Пришли убивать моих близких.

Коридор казался длинным, намного длиннее, чем обычно. Защитницы выдохлись – каждая на своем участке, и пару раз охотники почти прорвали кордон в их убежища. Я убила их сразу, с первого удара. Странно, но истощения не чувствовала, наоборот, с каждым новым трупом кен во мне будто пополнялся, отчего кружилась голова и ныл живот. Последствия видения отдавались пульсирующей болью в правом виске, поэтому глаз пришлось прикрыть и продвигалась я почти на ощупь.

Заглянув в одну из комнат, я увидела лежащего на полу охотника и сидящую на нем сверху Алису. Защитница, или в данном случае воительница, метнула на меня хищный взгляд и резким движением свернула охотнику шею. Сильна, ничего не скажешь. На миг мне показалось, что она с радостью под шумок свернула бы шею и мне. Хорошо, что я умею за себя постоять, а то, наверное, побоялась поворачиваться к ней спиной.

Я вышла и прикрыла за собой дверь – за Алису уж точно не стоит беспокоиться. А потом услышала тот самый голос, который угрожал мне по телефону. Он просто сказал:

– Ну привет, блондиночка.

Нет, обращался голос не ко мне. Я несколько раз обернулась, чтобы проверить, но в коридоре, кроме меня, никого не было. А потом голос добавил странное:

– А ты симпатичная.

Холод пополз от лодыжек вверх – к коленям – и те дрогнули. Потому что голос явно звучал из комнаты Даши. Почему, ну почему охотник прорвался именно в ее спальню?! Если из всех защитниц пострадает именно она, Эрик меня убьет. Да я и сама себе не прощу, если…

Удар был сильным. Внезапным. И оглушающим. Колени подкосились, и я тут же рухнула на пол. В ушах зашумело, перед глазами поплыли багровые круги, а жилу крепко, до боли, сжали цепкие щупальца охотника. Наверное, он успел подойти сзади, пока я замерла в нерешительности в нескольких шагах от Дашиной спальни.

Плохо. Очень плохо.

Разворот. Боль ослепляет, но я терплю. Бью не глядя и, конечно же, мимо – охотник стоит намного правее. Сфокусироваться невероятно трудно, виски пульсируют – теперь уже оба, а еще затылок, по которому он ударил. Приходится моргать, чтобы убрать пелену непрошенных слез. Рывок – охотник тянет мою жилу. Все же хорошо, что Эрик обновил печать – это единственная мысль, которая возникла в мозгу после того, как враг упал. Неприметный, полноватый, с залысиной и четко наметившимся брюшком.