Наверху, в спальне я не выдержала. Беззвучно ревела на руках у Эрика, пока он лечил меня. Боль постепенно уходила, сменяясь усталостью, и тяжесть знания, которым наградил Барт, давила на плечи с каждой секундой все больше. Знанием хотелось поделиться. Переложить часть на Эрика и на минуту забыть. Расслабиться. Обнимать.
Но Эрик обнимать был не настроен. Как только закончил, ссадил меня на кровать и подошел к окну. Руки сложил на груди и смотрел в ночь, за занавеску.
– Прости, – тихо выдохнула я, и он вздрогнул. – Я не могла иначе. Ты…
– Что случилось у источника атли?
Он перебил резко, так и не взглянув в мою сторону. Холодным, осуждающим тоном вождя, готового казнить в любую минуту. Я вздохнула. Эрик и был вождем – сначала позаботился и излечил, а потом привел на суд. Впрочем, лучше уж так, когда я могу пошевелить головой без новой вспышки боли.
Слова полились потоком – непрерывным и безэмоциональным. Картинки-воспоминания в мозгу всплывали обрывками и тут же сгорали, заменяясь новыми. Крег у стены, потом он же в углу – раненный и злой. Я на полу, справа – ритуальный камень. Черная, горбатая глыба, сколько же крови на тебе? Запах смерти – сладкий, дурманящий. Боль. Барт в кусочке пространства, которое я еще вижу. Белый, ослепляющий мир, запах лотоса в воздухе.
А потом кровь и ярость – такая же белая, холодная, как и кен Барта. Влажная, мертвая трава, свист ветра в ушах и уходящий в небо столп света из старого домика, скрывающего очаг атли.
– Портал для Первых, – сказала я, еще до конца не веря в то, что видела. И выдохнула, радуясь, что не приходится держать это в себе. Эрик молчал. Обдумывал услышанное или злился – сложно было понять. Захотелось встать, подойти и обнять, но я сдержалась. Чувствовала кожей – не время, внезапная нежность обратится непониманием и обидой, и мы по-настоящему поссоримся.
Поэтому я просто спросила:
– Ты ничего не скажешь?
– Зачем? – резко повернулся он. – Разве слова что-то изменят?
– У каждого из нас своя точка зрения…
– Нет никакой точки зрения, – перебил он. – Ты ослушалась меня. Ты – моя жена и пророчица скади. Хищный не может не понимать, что значит – жить в племени.
– Возможно, ты прав, – вздохнула я, стараясь стереть запекшуюся кровь с виска. Безумно хотелось в ванную. Смыть с себя воспоминания о минувшем дне, расслабиться и просто полежать. – Меня не воспитывали хищные, и я не умею слепо подчиняться. Я сделала то, что считала правильным, чтобы люди, которых я люблю, жили. Барт говорил: у каждого сольвейга свое предназначение. Он верил в это и потому погиб. И память о нем я предать не могу.
Эрик закрыл глаза и, показалось, мысленно сосчитал до десяти. Впрочем, чтобы не прибить меня после такого, и сотни будет мало…
– Ты – единственный, кто в этом доме действительно верит в Первых, – сказала я. – Давай так: когда захочешь увидеть в моем поступке нечто большее, чем желание ослушаться, мы обсудим все еще раз. Сейчас я не могу… Барт погиб. Каждый сольвейг чувствует потерю.
– Не уверен, что увижу в твоем поступке что-то еще, – глухо ответил он и шагнул прочь от окна. Просторная комната сузилась до опасных размеров, грозясь раздавить меня, и я поморщилась. Злость Эрика – мощное оружие, нельзя об этом забывать.
Но моя собственная теперь еще опаснее. Особенно если учесть, что я не знаю, какую силу вложил в меня Барт.
– Я отмечаю странную тенденцию, – вырвалось у меня с сарказмом. – Мужчины, которых я выбираю, хотят владеть мной больше, чем любить. Когда ты просил меня стать скади, ты знал, какая я. Понимал, на что идешь, а теперь… теперь я вижу лишь несвободу и тиранию. Возможно, ты хочешь защитить, но не думаешь ли, что убьешь во мне все то, что полюбил?
Эрик вздохнул. Уже не зло, но устало. Отвернулся, будто видеть меня сейчас было мукой.
– Прими душ и отдохни, пророчица, – сказал после секундной паузы, никак не реагируя на мой последний монолог. – Мне нужно подумать. Когда он ушел, дышать стало легче. Только в груди, слева, поселилась странная тоска, смутно напоминающая чувство потери. Но тоска – это мелочи. Я жива, здорова и под завязку полна кеном. Завтра будет новая война? Что ж, я к ней готова.
А сегодня душ и сон. Желательно без мыслей – иногда мысли причиняют более существенный дискомфорт, чем синяки. Синяки проходят, а мысли…
Куда он пошел? Придет ли снова? Поймет ли? Сможем ли мы, как раньше…
Впрочем, как раньше больше не будет. А теплый душ, и правда, помогает. Обреченность пробудила вредные привычки – мучительно хотелось курить. Я сказала себе, что сегодня можно. Хуже все равно не будет – куда уж хуже-то?
Гостиная была на удивление пуста. Молчалива. Дрова лениво потрескивали в камине, и тени от огня, удлиняясь и приседая, выгибались на стене. Полумрак, уют и тепло. Кажется, я уже забыла, что такое – ощущать себя дома. Понимала, что от Первых не укроет даже самая сильная защита хищных, но Первые где-то далеко, не здесь, и можно сделать вид, что опасности нет.
Глеба я нашла на крыльце. Даже не знаю, почему, но чувствовала, что он там. Он сидел на корточках, облокотившись о стену, курил и смотрел вдаль. На меня не отреагировал даже взглядом, но присутствие отметил. Не удивился и ругать не спешил.
– Сигарету дашь? – как можно дружелюбнее попросила я и присела рядом. Он протянул пачку.
Дым горчил и царапал горло. Я закашлялась, и помахала рукой перед лицом. Глеб усмехнулся.
– Сильно досталось от Эрика?
Я пожала плечами.
– Думаю, еще достанется.
Странно, но раздражение рассеялось, а усталость как рукой сняло. Не знаю, что это было: то ли адреналин, то ли волшебный кен Эрика – но чувствовала я себя превосходно. Голова слегка кружилась от нескольких глубоких тяг, ветер шевелил влажные после душа волосы. Так и простудиться недолго. Впрочем, это не самая большая беда.
– Как Ника? – спросила я потому, что нужно было что-то спросить. Молчание угнетало, а голос Глеба – наоборот, успокаивал и восстанавливал ощущение стабильности. Говорить – неважно, о чем. Снова почувствовать себя частью команды, а не сольвейгом, под завязку наполненным чужим кеном невесть ради какой миссии.
Странно, но кен Барта словно спал. Жила спала тоже, ладони не горели и не чесались от переизбытка силы, а ведь я помню: и белую ярость, и мощь, и поток этой мощи, способный сбить с ног даже такого, как Крег.
Убить? Наверное. Только вот что эта мощь против Первых? Всего лишь кен. У Эрика, бьюсь об заклад, намного больше – и сил, и умений. А я всего лишь девочка, которая вечно идет против системы, призванной ее защищать.
– Теперь, когда Альрика нет, гораздо лучше, – ответил Глеб и затушил окурок прямо о пол крыльца. – Чем ты думала вообще? Хотя кого я спрашиваю…
– Я думала о вас. О том, что ты остался наверху с Аланом, а мог бы погибнуть вместо Томы. О самой Томе. О Наташе. О том воине альва, с которым я толком и знакома-то не была. Мы ведь вместе прошли войну, а я даже не запомнила его имя. Я думала о том, кто умрет этой ночью.
– Из-за тебя?
Я повернулась к нему и наткнулась на улыбку – ироничную и совсем не злую. Только в глубине синих глаз притаилась грусть.
– Нет, – помотала головой. – Но если бы я ничего не сделала, то они погибли бы из-за меня.
Глеб кивнул и отвернулся. Чиркнул зажигалкой, и я только заметила, что моя сигарета истлела и осыпалась пеплом до самого фильтра. Наверное, оно и к лучшему – старые привычки нужно оставлять в прошлом.
– Ника говорит, Лидия о тебе спрашивала, – будничным тоном произнес Глеб.
– О… – вздохнула я. Не знала, что ответить, да и стоит ли? Воспоминания, связанные с домом Гектора – не самые радужные. Нужно ли поднимать их на свет? Пусть лучше остаются там, где они сейчас – в глубинах памяти. Мне и без Лидии хватает забот.
– Ясновидица считает тебя супергероем, но мы-то знаем, кто ты на самом деле. И что могло произойти.
– Я в курсе, что могла умереть, – проворчала я и встала. Тишина, окутавшая дом, казалась гробовой. Затишье перед бурей? Пахло снегом и прелой листвой, а еще табачным дымом. Такие привычные запахи.
