– Ты слишком независимая, чтобы жить в племени, – совершенно серьезно сказал Глеб и тоже поднялся.
– Думаю, Эрик уже не рад, что принял меня в скади.
– Позволь Эрику решать самому.
Иногда он подходит так тихо, что я не слышу. И вздрагиваю каждый раз, когда теплые пальцы касаются ладони. А пальцы и правда теплые. Или я просто продрогла на ветру?
На лице Эрика не было и тени злости. И обида ушла, уступив место усталости. Невольно захотелось его пожалеть. Обнять, погладить по волосам, сказать, что все закончилось.
Но я не рискнула. Стояла, оторопело переминаясь с ноги на ногу, под насмешливым взглядом Глеба.
– Идем, – решительно сказал Эрик и потянул меня вниз, с крыльца.
Защита пропустила без проблем. Да и не было в ней больше нужды, но, переступая заветную черту, я, признаться, вздрогнула. В ответ Эрик лишь крепче сжал мою ладонь и потянул к машине. Открыл дверцу, я влезла внутрь и подышала на озябшие ладони.
Спрашивать, куда он собрался, не решилась – боялась спугнуть внезапную близость, о которой сегодня даже мечтать не могла. Безумно захотелось плакать, и я закусила нижнюю губу, стараясь унять всхлипы, рвущиеся из горла. Тщетно. На выезде из ворот слезы все же покатились по щекам, и я старалась незаметно смахивать их рукавом джемпера.
Мы ехали в город. Дорога, подсвеченная фарами, казалась мне путем в другой мир – неизведанный и страшный. Деревья нависали над этим путем и тянули к нам ветвистые лапы. Тщетно пытались схватить – мы слишком быстро двигались. Эрик во всем любил скорость…
Только на въезде в Липецк, после ярко освещенного фонарями поста ГАИ, среди многочисленных, сливающихся в общий поток машин, я выдохнула с облегчением и позволила себе мельком взглянуть на мужа.
Эрик следил за дорогой, а его руки расслабленно поглаживали руль. Накликать на себя его гнев не хотелось, поэтому я молчала.
И лишь когда мы припарковались у дома, в котором находилась квартира с синей спальней, тихо спросила:
– Зачем мы здесь?
– Увидишь, – бросил он и вышел из машины.
В городе было теплее. И воздух пах иначе – бензином и грязью, а еще в нем не было той остроты и свежести, которой я наслаждалась на крыльце скади.
Зато было светло. Фонари щедро поливали светом наши плечи, к нему примешивался другой – из окон. Все это великолепие плясало на влажном асфальте яркими осколками.
Нас впустила в просторную парадную знакомая дверь. Лакированные перила приятно холодили пальцы, шаги отдавались гулким эхом, словно это пещера. Впрочем, Эрик щелкнул выключателем, и пещера превратилась в чистый подъезд. И лифт открыл гостеприимную пасть, впуская.
Пока мы поднимались, я облокотилась о стенку и смотрела на Эрика. А он – на меня. Пронзительно, жадно. Так, что хотелось одновременно и спрятаться от этого взгляда, и не отрываться.
А потом лифт приехал, и связь порвалась.
В квартире было тихо. Темно. По стенам ползли тени от проникающей в окна ночи. И спальня, куда я пришла на автомате, была темно-синей и словно наполненной дымкой. Комната, ставшая мечтой.
Давно я тут не была. Кажется, целую вечность.
– Я всегда хотел владеть тобой.
Голос Эрика тихий и хриплый, и руки ложатся на плечи. От прикосновения вниз до ладоней струится тепло, и тело реагирует дрожью. – Даже тогда, когда ты впервые спала со мной в этой кровати. Знаешь, как заводят маленькие девушки в мужских футболках?
Я сглатываю и прикрываю глаза. Слова проникают под кожу, впитываются в кровь и греют изнутри.
– Тогда я не мог, – продолжает Эрик, и пальцы его сжимаются на моих ключицах. Восхитительно! Он, эта комната, уединение. – А сейчас могу. Можешь назвать это читерством, но ты моя, Полина.
– Эрик… – выдыхаю, но его указательный палец ложится на губы, призывая помолчать.
– Что за ужасная привычка – перебивать вождя? – бормочет Эрик недовольно. Прижимает меня к груди, и подбородок кладет мне на макушку. Такой близкий, родной. Мне хочется плакать и смеяться одновременно. – Ты моя. Я хотел этого и получил. Но еще больше я хотел, чтобы ты была счастлива. Возможно, я поступал жестко, но думал лишь о тебе и твоей безопасности. Не было ни минуты, чтобы я не думал о тебе. Ты же обо мне – ни капли.
– Ты сильный. – Поворачиваюсь, чтобы видеть его глаза. Почему-то забылось, что он такой высокий, а мне приходится задирать голову, чтобы на него смотреть. – Но остальные – нет. Ты – единственный, кого боялся Крег.
– Дело в том, Полина, что после венчания ты – часть меня. Навсегда.
– Именно потому и пошла, – киваю, хотя и лукавлю. Я пошла по другой причине, но только теперь понимаю: я – жена вождя. Со всеми вытекающими. Можно сколько угодно считать себя маленькой девочкой, но моей роли это не изменит. И роли этой нужно соответствовать. – Ты бы на моем месте поступил так же, чтобы спасти скади, разве нет? Разве я, как твоя жена и часть тебя, не должна делать все ради племени?
Его глаза светятся непонятным мне огнем, и продолжать этот разговор мне не хочется. Хочется обнять, почувствовать прикосновение к коже.
Эрик молчит. Нечего сказать, или тоже не желает спорить?
– Я люблю тебя, – шепчу, и рука сама тянется к щеке. Щетина колется, когда Эрик откликается на ласку. – Я так тебя люблю…
Еще один трудный день закончился. Сколько их еще будет таких – пропитанных страхом и отчаянием? Хищные нашего мира ходят по лезвию ножа. Теперь, когда пришли Первые, я вообще ничего не знала о будущем. Не строила планов.
Было лишь здесь и сейчас. Ночь. Полумрак комнаты, пахнущей карамелью. Прикосновения, от которых плавится кожа. Кен, застывший на кончиках пальцев. Прохлада простыней. Сорвавшийся с губ стон.
Я чуть не погибла сегодня и заслужила немного жизни. Чистой, не омраченной опасностями. Наверное, Влад был в чем-то прав, когда спасал меня любой ценой: я безумно любила жизнь.
В любом случае, теперь я так просто с ней не расстанусь. Ни за что.
Утром события прошлых двух дней казались нереальными. Словно мне приснился страшный сон, который с рассветом рассеялся дымкой, и лишь отголоски остались лежать серой пылью на полу.
Из кухни доносился аромат кофе. Эрик готовит по особому рецепту, и напиток получается крепким, сладким, с едва уловимым запахом карамели.
Я потянулась на кровати и не смогла сдержать улыбки. Все закончилось. И снова только я и Эрик, уединившиеся в нашей квартире. Разве можно еще чего-то желать?
Я встала, нашла халат в гардеробной и, накинув, отправилась на кухню.
Эрик говорил по телефону. Велев мне знаком присесть, поставил передо мной чашку с дымящимся, густым кофе, и я с наслаждением отпила.
– Не думаю, что стоит, Антон, – строго произнес Эрик в трубку и задумчиво на меня посмотрел. – Собираемся в двенадцать. Хочу обсудить с вождями кое-что. А пока не ослабляйте защиту и смотрите в оба.
Он отключился и кивнул мне.
– Отдохнула?
Эрик был хмур и беспокоен, поэтому я насторожилась.
– Выспалась. Что-то случилось?
Воображение сразу подкинуло несколько страшных картинок. Вот Крег воскресает и приходит в дом скади убивать моих родных. Или, того хуже – сам Хаук заявляется. Древний воин в меховой повязке на бедрах. Его грудь непременно загорелая, волосатая и исписанная вязью шрамов. А руке почему-то трезубец.
– Охотники, – развеял мои страхи Эрик. – Чего и следовало ожидать теперь, когда Альрик мертв.
– Охотники напали на скади? – ужаснулась я. Поставила чашку на блюдце, и она жалобно звякнула.
– Пока нет, но город заполнен анархистами. Маршал выяснил, что они до сих пор приезжают – те, кто хочет поживиться халявным кеном, и те, кому всегда претила система.
– Но законы…
– Им плевать на законы. Да и некому теперь судить за их нарушение. Хищным, как никогда, нужно держаться вместе.
– Мы и так вместе, разве нет?
– Альва съехали утром. – Эрик убрал свою чашку в мойку. – Но если Теплов захочет вернуться, я не буду препятствовать. Хотя моя пророчица этого и не ценит, большинство людей из его племени хотели сохранить ей жизнь.