А справа поле светит под луной,

а слева под луною лес молчит.

Один в санях плыву я над землей.

Между землей морозной и луной

куда я еду-еду в тишине?

И медленно плывет луна за мной,

а звезды поотстали в стороне.

Куда я еду? Мне тринадцать лет.

Но до сих пор та ночь глядит вослед.

РАДИОВОЛНА

Дождлива ночь—

длинна,

как этот грустный джаз.

И соль морского дна

взлетает

до окна.

Дверь

бьется о порог,

а вот и свет погас.

Я в доме одинок,

лишь этот грустный джаз.

Лишь этот грустный джаз

один

на всей земле…

Приемника во мгле

трепещет чуткий глаз.

Ночь

горечи полна,

она звучит без фраз,

как тяжкая волна,

как этот грустный джаз.

БАЛЛАДА О БРОДЯЧЕЙ ЧЕТЕ

Они бродяги из бродяг— старуха и старик.

Медлителен их каждый шаг,

и скарб их невелик.

Но что бродить их манит

по свету налегке,

с яблоком в кармане,

с посохом в руке?

Опрятна бедность. И легка

их старость на подъем.

Спят под застрехой чердака

иль в шалаше пустом.

Потом опять идут они

по дюнам и лесам.

И улыбаются они

лишь детским голосам.

Кленовый лист им на плечо ложится и скользит.

В просветах солнце горячо,

в тени листву знобит.

А выйдут из лесу—в колхоз бродяги завернут.

На поле разбросать навоз

им не обидный труд.

покосят здесь, помогут там

снять яблок урожай,

И много ль надо старикам— хлеба каравай.

Еще по яблоку за труд,

по яблоку за труд.

Зовут их все остаться тут,

но нет —они идут.

Но что бродить их манит,

по свету налегке,

с яблоком в кармане,

с посохом в руке?

Их гонит ветер дней былых— походов и тревог.

И выгорает память их

под солнцем всех дорог.

Идут, идут совсем одни

по дюнам и лесам.

И улыбаются они

лишь детским голосам.

Йй2ц1

ЗИМНИЙ ШТОРМ

Море

зимнее.

Солнце

свежее.

И –

во всю длину побережья

шторм.

И ничто —

ни фотографов ахи и охи,

ни пловцы-удальцы,

ни поэты эпохи—

не мешают ему—

не сезон.

Накренивший горизонт

шлет на зимнюю землю озон.

Дно морское

стреляет

камнями морскими.

Шторм оглох.

Он забыл

свое гулкое имя.

Забывают бояться

и спят

все приморские дети.

Только вздрагивают

в рыбколхозах

бывалые сети.

Три недели

стоит тишина

небывалого грома—

шторм пришел,

он у зимнего моря

как дома!

СНЕГ В СУХУМИ

Проснусь, как на льдине,— седой рассвет.

Жизнь посередине,

тридцать лет.

По горным склонам

на ветках лед.

Над морем соленым

снег идет.

В белых орбитах

идти — ощущать

щекою небритой

ворот плаща.

А руки в карманах,

снег у бровей.

В холодных стаканах