то у стола сидит,

то у окна опять.

Все ходит без конца в молчании бессонном. …Мерцание лица в

стекле оконном.

О чем его тоска?

О том, что тридцать лет.

И та, кого искал,

ее все нет и нет.

О чем его печаль?

О том, что тридцать лет.

И молодости жаль,

и нету сигарет.

Его уж чудаком

ровесники зовут.

Ему уже знаком

их постоянный суд.

Мол, говорит не то

и не умеет жить.

Не шьет себе пальто —

все б в кожанке ходить..

А человек не спит,

устал, себе не верит.

И кожанка висит

на вешалке у двери. Переместился Марс,

к рассвету ночь идет. Одной из многих трасс рокочет самолет.

И виден под крылом звездой бессонной дом..

О, знал бы человек,

что думают о нем,

хоть он и незнаком!

Он строчка между строк:

и нет ее и есть.

Схватив любой листок,

ее хотят прочесть.

Но время знает срок.

А человек не спит.

ЗВЕЗДА

С флягой и хлебом, с горами и морем

я буду весь день одинок,

пока не потянет с отлогих нагорий

горький кизячный дымок.

Я вспомню о доме, и сердце забьется,

аукнут вдали поезда.

Я свистну. И тотчас на свист отзовется

своим появленьем звезда.

И будет идти она следом за мною

над сумраком береговым,

покамест не скроется за горою

как раз над жилищем моим.

Я лампу зажгу за окном запотелым,

чистый под лампой засветится лист,

склонюсь над работой — нелегкое дело, чтобы звезда приходила на свист.

* * *

Зима всегда

длинней себя самой.

Года

и то быстрее тают.

Помрешь,

покамест встретишься с травой.

Предатели грачи,

что улетают…

Пять месяцев

все снег и ранний мрак,

а солнце ходит дальними краями.

И зябнут старики.

И скользок каждый шаг,

особенно для тех, кто с костылями.

Я с ноября

уже вычеркиваю дни,

а с декабря

живу в предчувствии апреля.

Моя весна — не май,

весна — они,

в глубоком январе

случайные капели.

В дни, когда оттепели партизанят

в тылу зимы,

опять даю обет:

где б ни был я

и как бы ни был занят,

узнать весну по первой из примет.

Уж в этот год

успею самым первым

услышать грохот

в трубах дождевых —

обвалы льда

средь ночи бьют по нервам,

но буду слушать их.

И только их.

Пусть дни закружит

ледоход разбитый,

пусть звезды движет циферблат небес.

К апрелю

разом кончу волокиту,

с женой и сыном

вырвусь в синий лес.

Уже блокнот мой

планами исчеркан,

уж в этот раз

упьюсь весной взаглот!

И вдруг в глаза предмайская «Вечерка»: «Три дня назад

окончен ледоход». Апрель!

Остановись

и не кончайся! …Я не успел.

ТРУБАЧ-НЕВИДИМКА

Сколько я себя знаю,

лишь проснусь на заре,

слышу — труба играет

где-то в нашем дворе.

Здравствуй, трубач-невидимка,

играющий на заре

серебряную мелодию,

мелодию в серебре!

Во двор наш четыре дома

выходят сотней окон,

где же трубач знакомый,

откуда играет он?

Летом и в новогодие

я трубача стерег —

но откуда мелодия,

никак разобрать не мог.

Шли годы и новогодия,