«Оставила бы в покое по крайней мере оленей и лисиц», – сказал ей однажды муж, когда Надин пришлось напомнить ему о своем охотничьем мастерстве.

«Они не похожи на тебя», – заявила она.

«Не похожи, – согласился он. – C ними шансы заведомо неравны. Они не могут дать сдачи».

Тот разговор предварял одну из самых крупных их ссор.

«Роллс-Ройс» мягко катил по улице. За бурой живой изгородью слева вырос увитый плющом домик. Солнце, завершавшее свое короткое путешествие по небосклону, пронзило плющ лучом и осветило блестящую табличку: «Л.Г. Падроу, доктор медицины». Домик был скромнее таблички и не мог без нее обходиться. Если бы не подвернувшийся весьма кстати недуг одной пожилой богатой дамы и не ежедневные визиты к ней врача, его домик был бы еще скромнее. Врач посещал Брэгли-Корт каждое утро, а случалось, что и днем, и это благоприятно сказывалось на его банковском счете. В общем, доктор Падроу считал, что миссис Моррис послана ему свыше. Однако никто не мог утверждать, что он посвящает столько времени и заботы тому, чтобы престарелая больная дольше оставалась в живых, исключительно по этой низменной причине.

Когда «Роллс-Ройс» остановился перед домом врача, тот занимался именно этим своим двусмысленным делом. Горничная сказала водителю, что хозяин на выезде.

– Он у вас в доме, – сообщила она. – Если поспешите, то застанете его.

– Оттуда он сразу вернется сюда? – спросил Артур с практичностью человека, привыкшего сталкиваться с причудами карбюраторов.

– Нет, не сразу, – ответила горничная и дерзким тоном уточнила: – В шесть у него роды.

Артур задумался. На часах было без одиннадцати минут четыре. Он заметил: до родов еще более двух часов, на что она ответила, что в подобных делах точность невозможна.

– У миссис Трамп это будет уже восьмой, – добавила горничная. – Разве не отвратительно? – Она предпочитала красоту продолжению рода и была поклонницей писательницы Мэри Стоупс.

Водитель вернулся к машине и доложил о том, что́ узнал. Надин посмотрела на молодого человека. В ее глазах опять мелькали зеленые огоньки.

– Попасть к врачу можно единственным способом, – произнесла она. – И врач здесь единственный. Сейчас он занят с пациенткой в Брэгли-Корт. Я сама направляюсь именно туда. Отвезти вас?

– Почему не оставить меня здесь? Я бы дождался его. Нехорошо вас утруждать.

Надин разъяснила ситуацию. До возвращения врача несколько часов. Иногда младенцы спешат на выход, а порой вовсе не торопятся объявиться в нашем неспокойном мире.

– Тогда, может, отвезете меня… – начал молодой человек и замолчал.

– Куда? – спросила Надин.

Даже у человека, выпавшего из вагона, должно было иметься место назначения за пределами платформы. Но, ценя дух приключения, она не спешила с этим разбираться.

– Я не уверен… – произнес молодой человек, и его слова пришлись Надин по душе. Осеннее солнце проявляло в тот день редкую щедрость, и у нее не было желания прекращать нежданное приключение. – Поблизости найдется гостиница?

Надин повернулась к водителю, все еще ожидавшему распоряжений.

– В Брэгли-Корт, Артур! – приказала она. – И не обращайте внимания на ограничения скорости.

В том, как она произносила слово «Артур», всегда присутствовало нечто туманно личное. Нет, не классовое послабление или фамильярность, но, по крайней мере, признание его существования и почти согласие с тем, что он мужчина. На сей раз это ее «Артур» мигом накрутило на спидометр дополнительную пару миль.

– Брэгли-Корт, наверное, не отель? – тихо осведомился молодой человек, не имевший сил сопротивляться.

– Конечно нет, – отозвалась Надин. – Я знаю только две гостиницы – «Черный олень» и «Герб игроков в крикет». «Черный олень» находится рядом со станцией. Никаких оленей никто поблизости не встречал, хотя утверждают, что когда-то один прятался за стойкой. Но это история темная, вернее, черная. Тот олень, учтите, вышел из туннеля. По-моему, отель принимает одного постояльца в год, причем никогда одного и того же. «Герб» гораздо симпатичнее, но как раз по этой причине туда не следует соваться: мало ли какую компанию там можно застать… Да и постели там плавающие, как в какой-нибудь Венеции. Если попадете в «Герб», то можете не выйти оттуда живым.

Он попытался улыбнуться. Внимательно за ним наблюдая, Надин заметила, что делать то же самое в ответ необязательно.

– Вы все понимаете! – выпалил молодой человек.

– Да, вам больно, – произнесла Надин, справившись с желанием ответить гораздо откровеннее. – Однажды меня сбросила лошадь, так я после этого целую неделю не могла слышать шуток. Вам досаждают мои разговоры?

– Нет, что вы!

– Так вот, Брэгли-Корт. Мы торопимся туда, чтобы перехватить врача, прежде чем он отправится от одной пациентки к другой. – Она засмеялась. – Мы должны втиснуться в промежуток между старостью и младенчеством, между старухой семидесяти с лишним лет и ребенком, которому пока минус два часа.

Ее болтовня и правда была ему по душе. Она прекрасно ему помогала, легкомыслие Надин приковывало его внимание, заставляя забыть про боль. Вот только он не знал, как ему быть дальше, как на нее откликаться.

– Надеюсь, пожилая леди не сильно хворает? – осведомился молодой человек.

– Сильно, – заверила Надин. – Балансирует между жизнью и смертью, что каждому служит уроком. В том случае, конечно, если что-либо способно послужить кому-либо уроком, в чем лично я сомневаюсь. За всю жизнь я знала только двух людей, умевших заставить меня почувствовать себя поросенком. Она – одна из этих двух.

«Я знаю почему, – пронеслось у молодого человека в голове. – Она естественная, чем ставит вас в тупик».

– Это ваша мама? – спросил он.

– Вежливее было бы уточнить, не приходится ли она мне бабкой. Но я вас прощаю. Не то и не другое. Она мать нашей… моей хозяйки. Брэгли-Корт принадлежит Эйвлингам. Вы этого не знали?

– Что? Лорд Эйвлинг? Думаете, меня можно туда везти?

– Почему нет? Вы что, лейборист?

Он не сразу ответил. Издалека опять донесся собачий лай. На невидимой ветке завела сладкозвучную песнь птица, видимо слишком наевшись, чтобы смолкнуть и упорхнуть. «Вот и проглочен червячок…» – заливалась она. Это была счастливая песня, до снега было еще далеко.

– Не знаю, понимаете ли вы то, что понятно мне, – серьезно проговорил молодой человек. – Там, где вы меня выгрузите, мне придется на время задержаться.

– По этой самой причине – раз вы не называете мне никакого другого адреса – я и везу вас в Брэгли-Корт. Как я уже сказала, если бы я забросила вас в одну из местных гостиниц, это было бы равносильно убийству.

– Но…

– Не сделать ли вам над собой усилие и перестать тревожиться? Вот поймаем врача – пусть он и решает.

– А если не поймаем?

– Тогда пусть решает лорд Эйвлинг. Его решение мне известно заранее, иначе не рисковала бы.

– Я не знаю… – протянул он. – А вот вы действительно рискуете.

– Неужели?

– Конечно. Вы рискуете мной.

– Согласна.

– Почему вы так уверены, что лорд Эйвлинг не станет возражать, чтобы на него свалился, хотя бы временно, какой-то незнакомец?

– Три причины. Первая – сам лорд Эйвлинг. Честолюбивые консерваторы – радушные хозяева. Вторая – я сама. У меня интуиция, лорд Эйвлинг любит меня и знает, что я его не подведу. Ну и третья… Разве на вас не галстук старой школы?

Надин все-таки выжала из него смех.

– Довольны? – улыбнулась она.

– Звучит обнадеживающе.

– Вот и хорошо, – заключила Надин со вздохом. – Мы уже приехали, обратной дороги нет. Кстати, как вас зовут?

Уже через полчаса перевязанный Джон Фосс, растянувшись на розовом диванчике, мысленно оценивал свое положение. В поместье Брэгли-Корт его приняли с безупречной любезностью и гостеприимством. Увидев, насколько обширно пространство, по которому перемещаются лорд и леди Эйвлинг, он стал меньше тревожиться из-за доставленного им неудобства. Его водворение в «Черного оленя» или в «Герб игроков в крикет» вызвало бы волнение, тогда как в Брэгли-Корт не было даже подобия этого. Внутри дома и вне его трудился персонал в двадцать шесть человек, каждый из которых был обучен справляться с любой внезапно сложившейся ситуацией. По проявлению чувств не было заметно ни малейшей разницы между передачей из рук в руки подставки для гренков и препровождением подвернувшего лодыжку незнакомца из автомобиля на диван.